Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи - Гольман Иосиф Абрамович - Страница 11

Сейчас это кажется фантастикой. Но так было!

Если ныне процветает воровство, то есть криминальная разновидность реальной экономики, то в застое процветали приписки и производство ненужного – разновидность экономики виртуальной, или социалистической, когда у всего богатства страны не было никаких хозяев, ни честных, ни нечестных.

Сам председатель золотых хором себе не нажил. Однако если бы на него поступил «заказ», то накопать можно было бы немало. Вместо заказа могла сработать и анонимка, особенно сдобренная фактажом.

Так что ссориться тяжеловесу местной экономической политики с юным ментом было совсем не с руки. Причем обоюдно.

Готовились к свадьбе всем миром. Это и сейчас отчасти сохранилось на Русском Севере, где природа суровая и люди просто вынуждены объединяться. Собирали съестное, ладили на улице столы и навесы – даже самая большая изба не вместила бы всех приглашенных.

Наверное, если б замуж выходила другая девушка, то и желающих погулять на ее свадьбе было бы меньше. К Витьке Рыбакову тоже неплохо относились. Но Анечка была звезда. И подавляющее большинство гостей искренне желали молодой семье счастья.

Сколько собралось народа, никто не считал. Вся деревня плюс многие из окрестных деревень. Пустых мест на двенадцати длинных столах с лавками не было. Наоборот, вновь прибывших подсаживали на чурбаки и табуретки. Либо на освободившиеся места, прежние хозяева которых временно отсутствовали, приходя в себя на свежем воздухе.

Были гости даже из райцентра, Анечку знали и там, по выступлениям самодеятельности и по трудовым отчетам (в данном случае точно не липовым).

Свадьба катилась бодро, тамаду вскоре все позабыли, веселье было естественным и ненатужным. Единственную намечавшуюся за весь вечер драку мгновенно разнял Алексей Куницын. Буяны даже и не подумали спорить, тихо разошлись в разные стороны.

Начиналась свадьба со спокойных тостов и к ним же вернулась ближе к вечеру. Внимавших, правда, было уже сильно меньше, но все равно много.

Мирон Андреич поднял тост за матерей молодых, сумевших в одиночку вырастить таких хороших и чистых людей. Мамаши всплакнули, чокнулись беленькой между собой и Андреичем, поблагодарили народ за внимание и помощь. Это не было дежурной фразой: взаимопомощь на Севере пока еще существует, не вытесненная только лишь экономическими отношениями. Поцеловали сначала каждая свое чадо, потом вновь приобретенное. Это был апофеоз праздника.

После него молодые – совершенно, кстати, трезвые (правильный обычай!) – могли спокойно покинуть место действия, а гости, у кого оставались силы, наоборот, праздновать уже безо всякого сценария.

И только в этот момент расслабился Андреич, все время опасавшийся какого-либо нехорошего выступления молодого лейтенанта.

Теперь выяснилось, опасался зря.

Алешка Куницын почти до ночи держал себя в руках, оставаясь за столом. Отходил только один раз, и то ненадолго. Потом ушел совсем, да не один, а с Наташкой Рыбаковой, молодой симпатичной девкой, только вот нелюдимой и недоброжелательной, за что и не пользовалась у народа большой любовью.

А вот у лейтенанта, похоже, пользовалась. Потому как направились они прямиком, особо не скрываясь, к стогам, благо погода стояла на удивление хорошая, и сено было не только мягкое, но и сухое.

Забегая вперед, следует отметить, что и эти отношения довольно скоро завершились свадьбой. Не слишком веселой и многолюдной, но с загсом, «Волгой» с куклой на капоте и свидетелями.

Виктор же с Аней отправились в дом жениха. Мать там ночевать не собиралась, они впервые были предоставлены сами себе.

И какое же это было счастье!

Виктор боялся дотронуться до жены, чтоб не спугнуть очарование момента. Анечка была вынуждена сама деликатно напомнить теперь уже мужу, что они собираются иметь много детей.

И хотя любовь была у них уже не раз, но такая – впервые. Если раньше боялись огласки, то теперь было наплевать. Если раньше боялись беременности, то теперь оба хотели ребенка. Оказалось, что такая страсть гораздо слаще прежней.

Насытившись в первый раз, Виктор, с разрешения жены, вышел покурить во двор.

Полуголый, в накинутом наспех военном своем кителе. Зажег спичку, жадно затянулся. Потом, мгновенно приняв решение, загасил сигарету о заранее припасенную консервную жестянку. Курить он больше не будет. Каждая минута рядом с Аней дорога. Зачем же своими руками уменьшать их число?

Развернулся, чтобы идти в дом.

В этот момент его окликнули. Оборачиваясь, уже понял – кто.

Алешка Куницын.

Глаза как у наркомана. В руке – «макаров».

– Что, страшно, кривоногий?

– Нет, – честно ответил Виктор.

В обычном смысле слова страшно действительно не было. Уже потом понял, что боялся – очень боялся! – за Аньку. Вряд ли даже сбрендивший Алешка стал бы ее убивать. Но Аньке вполне могла выпасть незавидная участь их матерей. А в том, что внутри Аньки они вдвоем только что заронили жизнь, Виктор почему-то не сомневался.

– Что-то не верится, – усомнился милиционер.

– Ты спросил, я ответил, – спокойно сказал Рыбаков.

– В общем, разрушил ты мне жизнь, – пожаловался Куницын, пряча пистолет.

– Еще наладится, – не слишком уверенно сказал Виктор. Если б он остался без Аньки, его бы жизнь точно не наладилась. Никогда.

– У меня – не наладится, – холодно отрезал лейтенант. – Но и у твоего сына счастья не будет.

– Что ж ты такое говоришь, Лешка? – попытался остановить его Виктор. – То – мы, а то – дети.

– Что слышал, – жестко ответил тот. – Лучше и не рожайте.

И в считаные мгновения скрылся в темноте.

В смятении Виктор вернулся к молодой жене. Рассказывать? Не рассказывать?

Она каким-то звериным женским чутьем все поняла.

– Он тебе угрожал?

– Не мне.

– А кому? Мне, что ли?

– Нашему сыну.

Потом долго сидели молча.

Потом Аня обняла мужа и сказала:

– Иди ко мне!

Больше они в ту ночь не разговаривали. Да и после старались не вспоминать. Было, и нет.

Но рожая очередную девчонку – УЗИ тогда и в городах особо не практиковали, – Анна каждый раз смутно радовалась: этому ее ребенку Лешкино проклятье точно не угрожает.

Всего девчонок родилось пять.

Шестым родился сын.

Именно он сейчас сидит в особо охраняемом крыле тюрьмы, ожидая почти неминуемой высшей меры…

Утро Ольга начала с родной конторы. Она и в самом деле за эти годы стала родная. Никоим образом не казенное заведение. Все свои.

Валентина Семеновна спросила, ела ли девушка с утра. И отругала, что рабочий день Шеметовой начался без завтрака. Заставила съесть принесенное из дома и собственноручно запеченное яблоко.

Проще всего, казалось бы, Ольге соврать, сказать, что поела. Но с враньем у нее с детства не складывалось. Во-первых, было стыдно и некомфортно. А во-вторых, щеки начинали становиться в цвет пионерского галстука. В итоге все привыкли, что «Олечка никогда не врет». Это с годами выросло в своеобразный капитал, иногда совершенно необходимый.

Вторым встреченным был Волик. Вот уж кто не забывает позавтракать, ни утром, ни в полдень. А если повезет – то до обеда и третий заход прокатит.

Он тоже угостил Ольгу – половинкой роскошного пирожного «Черный лес». Для удовлетворения своих желудочных прихотей Волик – единственный в конторе – имел в кабинете маленький холодильник. Есть ему нравилось постоянно, а вот ходить за своими тортиками к Валентине Семеновне, в общественный старинный пузатый «ЗиЛ» – никогда.

Если б Волик мог – вообще работал бы в огромном мягком кресле, которое тоже стояло у него в кабинете. А поскольку имелась и стандартная мебелишка: стол, два посетительских стула и шкаф для бумаг, – то его комнатенка была самой забитой в конторе, места свободного не оставалось.