Преступления и призраки (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 31

– Вы пожалеете об этом спорте прежде, чем вам достанется выигрыш! – воскликнул он. – Ну ладно: в чем заключается это ваше сумасбродное пари? Только быстро!

– Я заключил пари, что прочту мой перевод главы Корана первому же джентльмену, которого встречу на улице.

Право слово, не знаю, отчего мне пришла в голову именно эта, а не другая мысль. Должно быть, потому, что я и вправду все свободное время освежал в памяти мою работу над переводом Корана.

При этих словах мой собеседник опять проявил неблагоразумное желание выскочить из экипажа. Пришлось вновь отбросить его на сиденье.

– Как много времени это займет?! – задыхаясь, выдавил из себя курьер.

– Зависит от главы, – кротко ответил я.

– Черт с вами, читайте самую короткую и отпускайте меня!

– А правильно ли это будет? – задумчиво возразил я. – Мое пари гласит: «Прочитать главу Корана». Из этого не следует, что имеется в виду самая короткая глава. Успокойтесь: что имеется в виду самая длинная – тоже не следует. По умолчанию примем среднюю длину.

– Караул! Караул!! Караул!!! – взвыл мой пленник, и мне пришлось вернуть его шейный платок на прежнее место: если вы еще не забыли, этот платок был использован в качестве кляпа.

– Терпение, мой друг! – внушительно пояснил я. – Чем больше терпения вы проявите, тем скорее будете свободны. Я даже готов пойти вам навстречу и предоставить возможность самостоятельного выбора. Скажите, какая глава представляет наибольший интерес лично для вас? Могу даже освободить вам рот, если будете благоразумны… вот так… Признайтесь, что в сложившихся обстоятельствах я мог бы проявить и меньшее великодушие, не правда ли?

– Скорей, скорей, скорей! – ответил курьер, тяжело дыша.

– Предпочитаете суру «Верблюд»? – спросил я.

– Да, да, предпочитаю!

– А может быть, суру «О быстроногости коней»?[28]

– Да, да, да – только скорей!!!

Мы снова проехали мимо дома министра – и, увы, на окне все еще не было свечи. Что мне оставалось делать? Я устроился поудобнее и принялся читать суру «О быстроногости коней».

У вас, англичан, принято говорить, что «каждый человек читает свою Библию». А как насчет своего Корана, месье? Вы без труда его читаете – я имею в виду, наизусть? Лично для меня это труда не составляет, не составляло и тогда. Это дело не терпит спешки, о нет! И правду сказать: ведь на Востоке никто никогда никуда не спешит, а Коран был написан именно для них, для людей Востока. Я декламировал медленно и торжественно, как то подобает при чтении священных текстов, так что вскоре молодой англичанин с жалобным писком вновь затрепыхался, пытаясь выскочить из экипажа – да где ему!

«…И тем же вечером привели к нему лошадей, и каждая из этих лошадей стояла на трех ногах, упершись концом копыта четвертой ноги в землю, и когда эти лошади были поставлены перед ним, он сказал: “О, горе мне! Глядя на этих прекрасных скакунов, возлюбил я земные блага любовью чрезмерной, позабыв о высшем! Итак, пусть они будут возвращены в мою собственность!” И когда его слова были исполнены, принялся он подрезать им поджилки…»

Как раз на этих словах юноша прекратил попытки выскочить наружу – и вместо этого бросился на меня. Боже мой! Едва ли мне удастся толком вспомнить, что происходило на протяжении следующих минут! Этот недомерок, оказывается, кое-что смыслил в отвратительном искусстве, которое у вас именуется «английский бокс». Удар у него был поставлен. Я попытался было сгрести его в охапку, и мне это даже удалось, но – бац, бац! – один глаз у меня заплыл, а из носа хлынула кровь… Все еще держа курьера в жестком захвате, я пригнул голову и попытался боднуть его в лицо. Бац! – он проводит мне, как это называется, хук снизу. Будь у нас меньше разница в весовых категориях или будь внутри кареты попросторней, победа осталась бы за ним, но в сложившихся обстоятельствах ему не повезло. Мы сцепились в ближней схватке, упали на мягкие подушки сиденья, я оказался сверху – и придавил его к сиденью всей силой мышц и всем весом своего тела, да так, что он едва мог вздохнуть.

Одержав наконец победу, я заозирался в поисках чего-либо, чем бы можно связать моего пленника. Пришлось использовать для этого шнурки от ботинок: одним, месье, я крепко стянул ему руки в запястьях, другим ноги у лодыжек. Рот снова заткнул шейным платком, благо платку уже было не привыкать. Англичанин лежал неподвижно: он только и мог, что сверлить меня взглядом, а это мне не вредило.

Проделав все это, я кое-как унял хлещущую из моего носа кровь, выглянул в окошко «хокни»… О, счастье, месье! – мы в очередной раз проезжали мимо резиденции министра, и свеча, славная маленькая свеча, сияла за стеклом. Вы сами, месье, без труда можете себе представить, с каким ликованием я на нее воззрился. Один, без чьей-либо помощи, вот этими руками я сделал так, что капитуляции целой армии и потери ключевой провинции словно бы и не было. Да, месье: тот успех, что был достигнут вашим Аберкромби и пятью тысячами его солдат на берегу Абукирского залива, оказался уничтожен единолично мной. И эту победу француз одержал над англичанами прямо посреди их столицы, сидя в наемном английском экипаже. Вот так, месье!

Теперь счет уже пошел буквально на секунды, поскольку в любой момент господин посол мог выйти. Я окликнул своего кучера, дал ему его вторую гинею и сказал, что теперь он может ехать по указанному ранее адресу. Сам же я выскочил наружу и моментально проскользнул в посольскую карету, стоявшую у входа. В то же мгновение дверь этого парадного входа отворилась, и министр почтительно проводил посла до самой кареты. Они продолжали что-то оживленно обсуждать, но я сразу увидел, что лорд Хауксбери вышел из дома без головного убора, а из такого вопиющего нарушения этикета можно было сделать только один вывод: официальная часть переговоров завершена.

Милорд как раз вежливо приоткрыл перед послом дверцу кареты, когда вдруг по мостовой бешено простучали колеса – и какой-то человек буквально на ходу выпрыгнул из принесшегося экипажа.

– Депеша, очень важно, крайне срочно, милорду Хауксбери в собственные руки! – крикнул он.

С неприятным изумлением я обнаружил, что это не «мой» курьер, а кто-то совсем незнакомый. Министр выхватил из его руки депешу и, склонившись к каретному фонарю, тут же прочитал ее. Поверьте мне на слово, месье: после первых же строк его лицо сделалось белее вот этой тарелки.

– Месье Отто! – воскликнул он. – Оказывается, мы подписали договор, руководствуясь недостоверной информацией! Франция не может уступить Египет: он уже находится в наших руках!

– Что?! – воскликнул месье Отто. – Но это невозможно!

– Это неоспоримо. В прошлом месяце Египет покорился Аберкромби.

– Какая удача! – произнес месье Отто. – Я имею в виду – что мы как раз успели подписать договор![29]

– Да, черт возьми, это крайне удачный для вас день, сэр! – с этими словами министр резко повернулся и зашагал ко входу в свой дом.

Шила в мешке не утаишь, месье, поэтому на следующий день за мной явились молодцы, которые у вас именуются боу-стрит-раннеры[30]. Но они опоздали: нас уже разделял Ла-Манш. Английские стражи порядка все еще искали вашего покорного слугу по эту сторону пролива – в то время как он, то есть я, Альфонс Лакур, как раз принимал поздравление месье Талейрана и первого консула.

Ночь пала на вечно занятый собою мир Парижа. Радостные жители высыпали на бульвары – военные и гражданские, творцы и ремесленники. Все они боролись за свое место на тротуарах, в то время как на проезжей части рабочий ослик лавочника не мог разъехаться с аристократически-породистыми рысаками графини де Сан-Пур. Везде рассыпаны café, каждое с множеством маленьких столов, окруженных выводком стульев. Желтое сияние огней перед каждым из этих оазисов отдыха отражает в танце теней приливы и отливы отдыхающей толпы.