Мелодия души - Бэлоу Мэри - Страница 27

• Предыдущая
• 27/64
• Следующая

Она закусила нижнюю губу.

– Ты никогда не пыталась говорить? – спросил он, чуть наклонившись к ней. – Мне кажется, это возможно.

Знаешь, Эмми, ведь ты издаешь звуки, особенно когда смеешься. Наверное, ты смогла бы говорить, если бы слышала. Ты когда-нибудь пыталась?

– Когда была совсем маленькой, я немного говорила, – сказала она жестами.

– Ты? – Он удивленно взглянул на нее. – Ты умела говорить? И слышала, Эмми? Что же произошло?

– У меня была сильная лихорадка, – как могла, объяснила она. – И после этого я перестала слышать.

– Черт возьми! – воскликнул он. – Я этого не знал.

Ты помнишь звук, Эмми? Ты помнишь речь?

– Нет, – печально ответила она. – Нет, я была слишком мала.

– В таком случае ты наверняка сможешь снова заговорить, Эмми, – с мальчишеским энтузиазмом снова произнес он. – Ты не пробовала?

Она часто пыталась, сидя перед зеркалом, произнести слова, которые читала по губам других людей. Она даже пыталась воспроизвести звук. Но как она могла узнать, получается ли у нее что-нибудь, если не слышала?

– Черт возьми, вижу, что ты пыталась! – Он широко улыбнулся, но тут же схватился за разбитую губу. – Признавайся! – Она смущенно кивнула. – Скажи «да», – настаивал он. – Дай мне послушать, как у тебя получается.

У нее перехватило дыхание, словно она пробежала пять миль без остановки. Она никогда бы не призналась. Но он все равно узнал бы.

– Скажи мне «да».

Она затаила дыхание и зашевелила губами, старательно складывая их, чтобы произнести слово. Одновременно она выдохнула воздух, как считала нужным для произнесения звука. Потом закрыла лицо руками. Когда она отважилась взглянуть на него, он смеялся.

– Ты правильно сложила губы, – сказал он – И звук был. Но они не согласовались между собой, Эмми. Ты преградила звуку путь языком, и он прошел через нос.

Она ужасно расстроилась и закусила губу.

– Попытайся еще раз, – настаивал он. – Пусть звук идет через рот.

Она не знала, как это сделать, не могла вспомнить.

Скажи это слово мне, – потребовала она одной рукой. Но когда он произнес, она по-прежнему не знала, как это сделать. Она придвинулась к нему совсем близко, так что их колени почти соприкасались. Еще раз, – потребовала она.

– Да, – произнес он, и она слегка прикоснулась пальцами к его горлу, чтобы почувствовать вибрацию.

– Еще раз, – жестом показала она, нахмурив лоб от усердия.

– Да, да, да.

Она приложила пальцы к горлу, поднесла к губам другую ладонь, почувствовала струю воздуха и уловила вибрацию. Потом украдкой взглянула на него.

– Получилось, черт возьми! – воскликнул он. – Звук, Эмми, проходит теперь через губы. А теперь скажи «да».

– Ддтт-а-ах, – сказала она.

В его здоровом глазу она увидела не насмешку, а торжество. Он радовался. Совсем как прежний Эшли, только несколько побитый.

– Да, – повторил он.

– Ддт-а-ах.

– Да.

– Д-а-ах.

– Да.

– Д-а-а.

Он хохотал.

– Да, Эмми, да? – сказал он, раскрывая ей объятия.

Она тоже смеялась, возбужденная, словно ребенок, получивший с трудом завоеванный приз. Она может говорить! Она сможет произносить слова, и ее будут понимать!

Научится произносить все слова! Она смеялась и смеялась.

Качнувшись вперед, она вдруг замерла на месте. Он оборвал смех, руки у него опустились.

– Эмми, – попросил он, – выходи за меня замуж.

Выходи за меня и заставь меня снова смеяться и радоваться жизни. И научи своему безмолвию и покою. Позволь мне научить тебя говорить – не только произносить отдельные слова, а вести разговор, болтать. Выходи за меня.

Искушение было слишком велико. Семи лет как не бывало, и они на мгновение были счастливы вместе, как прежде. Да, очень велико было искушение поверить, что эти несколько минут можно растянуть на всю жизнь. Она покачала головой.

Эшли долго смотрел на нее, и она все-таки поддалась маленькому искушению. Она взяла его руку, приложилась к ней щекой, потом поцеловала и вернула на прежнее место, на колено.

– Понимаю, – сказал он, когда она снова посмотрела ему в лицо. – Ты любишь его, Эмми. А в моей жизни были Элис и Томас. И нашей с тобой взаимной привязанности не преодолеть эти барьеры. В таком случае пусть будет по-твоему.

Она улыбнулась ему.

– Но, Эмми, – снова заговорил он с помощью жестов, – если будет ребенок – а такое может случиться, – ты должна выйти за меня замуж. Понимаешь?

Тогда это будет касаться не только тебя и меня, а существа более важного, чем мы. Дети так уязвимы и так невинны.

Прежде всего надо думать о том, как защитить ребенка. Ты мне обещаешь?

По лицу его она поняла, что ему вспомнился сын, которого он не смог защитить. Он жестами показал ей, какое нежное и драгоценное существо ребенок.

– Д-а-а, – кивнула она.

– Спасибо. – Он взял обе ее руки и, поцеловал по очереди. – Ты простудишься в мокром платье, Эмми. Давай вернемся домой.

– Д-а-а, – сказала она, поднимаясь и скорчив гримасу при виде промокшего, облепившего ее платья. Она шла рядом с ним, радуясь, что он не предложил ей руку. Дойдя до газона, она улыбнулась ему, подхватила мокрый подол и помчалась одна к боковой двери.

Эмили позвонила служанке и показала ей жестом, что требуется горячая вода. Девушка вернулась с большим кувшином и сообщила, что его светлость желает ее видеть у себя в кабинете, как только она освободится.

У Эмили екнуло сердце. С Люком ей было страшнее всего встречаться лицом к лицу. Он никогда с ней не был ни резок, ни груб, никогда не наказывал ни ее, ни своих детей. Но Люку и не требовалось ни орать, ни принуждать, чтобы заставить домашних повиноваться. Достаточно было одного его присутствия. Еще сильнее действовал его взгляд.

В кабинет! Значит, разговор будет серьезным.

Она торопливо умылась, натянула чистое сухое платье на кринолин, заколола волосы и сделала несколько глубоких вдохов, чтобы собраться с духом.

Лакей распахнул перед ней дверь кабинета. Люк сидел за письменным столом и писал. Он не поднялся и даже не поднимал на нее глаз в течение целой минуты. Эмили молча стояла возле стола и смотрела на него. Она знала, что он делает это умышленно. Ее заставляли почувствовать себя провинившейся служанкой, которая ожидает наказания.

Наконец он отложил перо и взглянул на нее. Как она и предполагала, взгляд его был холоден как лед. Он долго молчал, так что ей пришлось усилием воли заставить себя не переминаться с ноги на ногу и не опускать глаза. Он даже не предложил ей сесть.

– Ну, Эмми, – наконец проговорил он, – ты сегодня очень расстроила и рассердила одного молодого человека.

Ты унизила его в глазах своей семьи и его семьи тоже. Так не годится. – Она судорожно глотнула воздух. – Ты очень расстроила всех родных, в том числе и Анну. А счастье Анны для меня превыше всего. Я не одобряю твоего поведения.

Она украдкой взглянула на его руки и увидела разбитые костяшки пальцев. На его лице не было ни синяков, ни кровоподтеков. Значит, это была не драка, а избиение!

Эшли не наносил ответных ударов! Ну так она тоже не станет защищаться.

– Я хотел бы задать один вопрос, – продолжал он. – Что именно произошло прошлой ночью? Я спрашиваю не из любопытства. Я должен знать, случилось ли это по взаимному согласию, Эмили. Или, может быть, тебя принуждали силой?

– Нет. О нет, – «сказала» она. Нельзя допустить, чтобы они думали такое об Эшли, Почему бы не спросить, не принуждали ли самого Эшли?

– Спасибо, – кивнул Люк. – Я верил в такую возможность, но был обязан спросить. Значит, Эмили, ты добровольно и весьма безрассудно отдала то, чего не следовало отдавать, и теперь предпочитаешь не позволить Эшли исправить положение. Это так? Может быть, ты не вполне понимаешь, а когда поймешь, то передумаешь? Может, нам пора готовиться к свадьбе где-нибудь через недельку?

Только в том случае, если она ждет ребенка. Но за неделю она об этом не узнает. Она покачала головой.

• Предыдущая
• 27/64
• Следующая