Вещий Олег - Павлищева Наталья Павловна - Страница 12

Их разговор услышал Тирок, тоже встрял:

– Рюрика еще Победоносным Заслуживающим Доверия зовут. Может, ему и впрямь верить можно?

– Ага! – усмехнулся Сирко. – Как волку среди овец!

Сорок даже оглянулся:

– Ты, Сирко, поосторожней языком-то! Неровен час, услышит кто…

– Мы еще и не у варягов, а вы уже боитесь? А как же там трястись будете? Чего, у нас самих сил мало? Поставили бы крепость путнюю и не только у купцов, а у варягов, которые по Волхову мимо плывут, сами дань бы брали!

Тирок расхохотался от души:

– Ага! Туда само собой и обратно тоже! Они твою крепость сожгут в тот же день! При крепости дружину иметь надобно!

– А хотя и дружину? Чем чужим виру платить, так лучше своим, которые в дружину встали бы! – У Сирко душа не лежала за море плыть над собой ярмо просить.

Вздохнул Сорок:

– Так-то оно так, только пока мы ставить будем, разорят нас варяги. Да и живет Ладога торгом с двух сторон. А ну как викинги Варяжское море для наших гостей перекроют? Тогда как? С чего дружине платить будешь? И с Ильменя к нам ходить перестанут, не то из-за моря.

И Тирок вздохнул:

– Да-а… куда ни кинь – везде клин.

Хотел было Сирко сказать, что есть славяне, что живут, ни с кем не торгуя, в глубоких лесах, сами себе хозяева, да вовремя сдержался. Если подумать, прав Сорок. Земля у Ладоги плохо родит, не прожить без торга, а гостей не будет, зачем и Ладога нужна станет? Купцами держится город, на том встал. Выходит, для спокойствия Ладоги сильный конунг нужен, и правы ладожане, что Рюрика звать решили.

– А сильный ли Рюрик-то?

Отозвался Тирок:

– Есть посильнее, но и этот справится. Только захочет ли?

Сорок усмехнулся в свои пышные усы:

– Рюрик – младший сын у Людбранта Бьёрна, что из рода Скьелдунгов, ему от брата Фрисландия досталась, да только отняли, а дали Ютландию. Мало конунгу, больше желает. Он и в Ладогу ходил, чтоб всем доказать, что лихой очень. Куда ж больше, чем славянские земли? Вокруг Фрисландии-то все уж поделено.

И замолчал, поняв, что сказал слишком много. Быстро отошел в сторону, чтоб еще чего не сболтнуть. Покосил глазом на него Сирко, но удерживать не стал. А сам снова задумался, да только думай не думай, а другого выхода нет. Уж лучше Заслуживающий Доверия, который еще и внук Гостомысла, чем кто другой. Как-то будет в Ладоге?

Не раз еще разговор тот начинался по пути к Рюрику, только говорили все больше Сирко да Тирок, а Сорок подале держался. И чего боялся? Зато Тирок много рассказал Сирку про пращуров словенских. И откуда знал столько? Спросил у него Сирко, Тирок рассмеялся:

– Вот и оно, Сирко, что ты дома, забившись на полати, сидишь. А я с купцами полсвета обходил, много что слышал и видел.

Обиделся на такие слова Сирко, мол, не всем же по свету бегать, кто-то должен и дома дела делать. Снова смеется Тирок:

– Прав, ежели все станут по свету ходить, тогда и купцы для чего надобны? Каждый сам себе и привезет, что захочет. Только не в том дело. Одному вот свой родной лес близок так, что без него и свет не мил, а другому дорога от порога всего дороже. Я из таких, не могу спокойно дома сидеть, не по мне то. Вон у тех, к каким плывем, одни хлеб рустят да за скотом ухаживают, и только когда дома дел меньше становится, тогда вплавь пускаются. Да все одно, стараются вернуться к жатве-то. А других хлебом не корми, а дай соленого морского воздуха поглотать да по морям походить… И к сохе не приучены, руки только и знают, что топорик боевой держать. А иных вообще берсерками зовут. Такие, когда в бой идут, себя не помнят, в зверей превращаются.

– Я про то слышал. А ты их видел?

– Не… И не особо хочу, одним словом, бешеные.

В другой раз взялся Тирок ему про Гостомысла и его род рассказывать. Пожалел Сирко, что Тирок об том в Ладоге людям не рассказал, хотя и не совсем поверил он таким сказкам, но все же. Говорил Тирок, что Гостомысл сын Буривоя, который варягов крепко бил, да и сам ими тоже не раз бит бывал. Что правил Гостомысл твердою рукою всеми окружающими племенами, платили те дань, и с варягами не раз воевал успешно. Погиб он в бою неравном. Было у старейшины четыре сына и три дочери, сыновья все или погибли, или умерли, не оставив детей. А вот от дочерей внуки есть. Один из них – Вадим – сейчас у Ильмень-озера сидит, да слаб, и недовольны им ильмерские словене. К другому плывут, чтоб к себе звать.

Удивился Сирко:

– А ну как сойдутся два внука про меж собой? Как бы нам посередине не оказаться.

– Нет, у Умилы, средней дочери Гостомысла, сыновья в боях взрощены, Вадиму с Герраудом не сладить. Тот викинг, морской разбойник значит.

Вспомнил Сирко, что Соколом кличут конунга, к которому посольством плывут, усмехнулся. Только чтоб они цыплятами при том соколе не оказались. Снова речь повел про то, чтобы на срок звать князя, а не навсегда. Пожал плечами Тирок, мол, там видно будет. И про другое речь завел, стал об этих самых викингах рассказывать. Слушает Сирко, дивится. По всему получается, что и не племя они вовсе, а как бы воинское братство, только разбоем живущее. Сильные люди, не боятся ни стужи, ни жары, ни работы тяжелой, ни боли, готовы служить своему ярлу, не щадя живота своего. Да только не усидеть им на земле спокойно, они на траве, как другие в лодчонке в бурю, зато в волнах стоят на ногах крепко. Люди моря, одним словом.

– Так что ж, у них и городов нет?

– Есть, конечно. Только не такие, как у нас, крепостей не строят, незачем.

– Да ведь и в Ладоге крепости нет.

Тирок соглашается:

– Ладоге защищаться не от кого было, пока незваные гости грабить не стали. А их города все сразу защищают, у них любой при мече ходит да при топорике боевом. С одной стороны топор, с другой – как и молоток, хоть забивай что нужно. Так и живут с оружием под головой, чтоб врасплох не застали. Мечи у них хороши. Я хоть и не люблю доспехов этих, а и то загляделся.

Сирко кивнул:

– Помню, видел. Тяжелые, но крепкие.

В этих водах не бывает мира, здесь царит право сильного, у слабого в любой момент могут отнять все, но у обидчика тоже отнимет сильнейший. Надо не просто держать ухо востро, нужно уметь или уйти, чтоб тебя не заметили, или защищать свое добро, да и жизнь. Тревожно было ладожанам, никто не смог бы им помочь, они хотя и везли товар, но в любой момент могли оказаться жертвой какого-нибудь разудалого ярла на своем драккаре. Беспокойно вглядывались в море на горизонте Сорок и его люди. Но беду пронесло мимо. До Хедебю добрались без приключений, когда Сирко уж не чаял ступить на твердую землю. На первых порах даже ноги не слушались, ставил их широко, словно под ним не твердь земная, а доски лодьи качаются. Смеялись остальные, он-то один не привычный к морским походам был. Тирок успокоил, что и так, мол, хорошо, болезнь его морская не прихватила, не то все кишки наружу бы вывернуло от волн.

Хедебю действительно походил на Ладогу, и домов таких же, как у них на Волхове, много. Только стояли они вдоль деревянной дороги, каждый со своим забором, воротами и дорожкой, а в Ладоге вразброс, там места вдоволь. И речка, как и Ладожка, посреди города течет. Дома, что по ее берегам стоят, имеют ступени к воде. Умно сделано. Увидал на крыше не конскую голову, как дома часто сажали, а оленьи рога. Чудно. Ходит Сирко, все примечает, только старается от своих недалече быть, хоть язык и понимает, даны в Ладоге тоже не редкость, а все можно сделать что-то не так. У каждого народа свои привычки, ненароком и обидеть кого недолго. В первый же день увидел он, как викинг с норманнского корабля спрыгнул на доски пристани, да вроде и поскользнулся, чуть обратно в море не упал. Помочь бы человеку, поддержать, а все стоят как вкопанные. Дернулся Сирко, да удержал его за плечо Тирок:

– Стой! Нельзя викингу помогать, если не просит, обиду нанесешь смертельную. Мало что самого убьют, так еще и на весь свой род беды навлечешь.