Полнолуние - Антонов Сергей Валентинович - Страница 36

– Завещание! Наследство!

Рты Платова и его собрата из зазеркального мира открывались синхронно, выговаривая одни и те же слова.

– Я не отдам тебе его! – крикнула Надя колдуну. – Никогда и ни за что!

Под громкий, лающий хохот чернокнижника, она схватила со стола керосиновую лампу и швырнула ее в зеркало. По мутной поверхности зазмеились трещины, зеркало выгнулось и взорвалось сотней блестящих осколков. Они закружились в бешеном темпе, принимая форму людей, животных и деревьев, а затем рассыпались по всей комнате. Вытекший из разбитой лампы керосин образовал на полу пылающую лужу.

Надя вырвала из рук застывшего как статуя Ивана книгу, швырнула ее в огонь.

– Не смей! – завыл Платов чужим голосом. – Это мое наследство!

– Ты сам хотел уничтожить контракт! – Маркова схватила капитана за руку и потащила к двери.

Она сделала это вовремя. Книга и выпавший из нее измятый листок дали огню обильную пищу. В потолок ударил плотный сгусток оранжевого пламени. С треском занялись выцветшие обои на стенах, запылал ворох постельного белья на кровати. Беглецам пришлось пробираться к выходу сквозь клубы плотного дыма, мгновенно наполнившего дом. Надя помогла капитану спуститься с крыльца, вывела его на улицу.

Сырой, напоенный ароматами раннего утра воздух, хоть и смешивался с запахом гари, но оказал на Ивана благотворное влияние. Он сел прямо на мокрую землю.

– Все закончилось?

– Почти, – Маркова опустилась рядом и обняла капитана. – Огонь окончательно расставит все по своим местам.

Оконные стекла дома Подольного лопнули. Языки пламени вырвались наружу и принялись старательно лизать толстые бревна. Платов с трудом поднялся на ноги и протянул руку девушке.

– Надо спуститься в овраг и выпустить твоего учителя. Он, наверное, очень волнуется.

Через полчаса все трое наблюдали за тем, как рухнули балки потолочного перекрытия и обвалилась крыша.

– И что же все-таки случилось? – поинтересовался Лапунов.

– В криминальных сводках это называют неосторожным обращением с огнем, – усмехнулся Платов. – Как выяснилось, я не обладаю навыками правильного пользования керосиновой лампой.

Услышав за спиной тихое урчание, Иван обернулся, и увидел старого знакомого.

Кот с нагловатой черно-белой рожей ухитрился избежать огненной смерти. Испачканный в саже и лишенный своих лихих усов, он начал тереться о ноги Платова, которого, по всей видимости, признал хозяином.

– Только тебя тут не хватало! – капитан наклонился и легонько щелкнул кота по носу. – Что, брат, без жилья остался? Ищи себе новую квартиру.

Заниматься жилищным вопросом, кот не пожелал и увязался за Платовым. Несколько раз Иван пытался его прогнать, но, в конце концов, сдался.

– Ладно. Признаю, что я в твоих бедах виноват. Как зовут? Небось, Барсиком?

– Слишком избито, – Маркова погладила кота по спине. – Хочешь молока, Прокоп?

Котяра громко мяукнул, словно соглашаясь с предложением Нади и своим прозвищем.

Идя к дому Нади, они увидели Миху, которому после долгих усилий удалось вытолкать «пежо» Большакова из кювета. Заметив Ивана, уже безработный телохранитель, поспешно прыгнул на водительское сиденье и, позабыв захлопнуть за собой дверцу, дал по газам. Автомобиль занесло. От удара о ствол дерева, труп на заднем сиденье качнулся и свалился на пол.

Михаилу, наконец, удалось выровнять «пежо». Вдохнуть полной грудью он смог только после того, как проехал дорожный указатель с надписью «Махово».

Стремясь, как можно быстрее увеличить отделявшее его от деревни расстояние, Миха не смотрел на спидометр и вскоре нарвался на пост ГАИ. Заспанный сержант представился, взял протянутое удостоверение. Случайно заглянув в салон, он рывком снял с плеча автомат и передернул затвор.

– Жмуриков перевозим? А ну-ка выходи!

Михаил покорно положил руки на капот и позволил себя обыскать. Он страстно мечтал поскорее оказаться в камере и очень надеялся, что толстые стальные двери защитят его от великого и ужасного рыжего капитана.

Артур пробовал читать «Отче наш», но его постоянно отвлекало ощущение холода, поднимавшегося от ступней к коленям. Он до последнего момента верил в то, что Кипятильник простит его шалость и потребует вернуть долг, наложив людоедские проценты. Однако Бортышев от денег и процентов наотрез отказался.

– Я бы со всей душой, – уверял Лев Евгеньевич. – Сам ведь знаешь, что Кипятильник – мужик не кровожадный. Только нет тебе веры, Артурчик. Сегодня ты мне все вернешь, а завтра опять кинешь. Надоело мне за тобой по городам да весям гоняться.

– Мамой клянусь! И в мыслях больше тебя обманывать не стану! Лева, я нужен тебе! У меня опыт! У меня связи!

– Тяжеловато, конечно будет без твоих связей и опыта, – соглашался Бортышев. – Только принцип мне важнее.

Эти слова были последними, которые Артур услышал от Кипятильника. Потом им вплотную занялся Хряк.

– Гриша! Мы ведь когда-то дружили! – синее от побоев лицо Большакова распухло, как пирог из дрожжевого теста. – Помнишь, как я тебя от ментов отмазывал?

Артуру хотелось плакать навзрыд, но слезы кончились и его лихорадочно блестевшие глаза оставались сухими.

Хряк небрежно столкнул ногой пустой бумажный мешок. Тот плавно спланировал с железнодорожного моста в реку и поплыл по течению.

Ржавая бадья, в которой стоял Жмот, доходила ему до колен. Она была доверху наполнена очень качественным и быстротвердеющим цементом.

Кипятильник разрешил забрать один мешок со стройплощадки, над которой возвышались четыре столба будущей голубятни.

– Придется еще покупать, но что поделаешь? – заявил он. – Не в моих привычках на друзьях экономить.

Гриша услышал перестук колес приближающегося поезда, поправил перевязь, на которой висела загипсованная рука, и вплотную подошел к Большакову.

– Будем прощаться, Артур!

– Ты ведь напугать меня хочешь? Правда? Только напугать! Я знаю! Так уже напугал! Честно скажу: даже описался! – тараторил Жмот. – Может, хватит? Я ведь все рассказал, ничего не утаил!

Блеск надежды в глазах Большакова потух при виде мрачного лица Хряка. Григорий легонько толкнул Артура в грудь. Тот покачнулся, взмахнул руками и сорвался с края моста. Крик зацементированного жулика слился с грохотом приближающегося состава и растворился в нем.

Хряк постоял, наблюдая за кругами на воде. Не спеша сел в машину и выехал на шоссе, ведущее к загородному дому Кипятильника.

Бортышев потягивал чифир, сидя в удобном пластмассовом кресле. Он наблюдал за рабочими, которые воплощали в жизнь бумажные наработки, и изредка делал замечания, которые, по его мнению, должны были сделать жизнь голубей чередой сплошных удовольствий.

Заметив приехавшего Хряка, Кипятильник поставил пустую кружку на стол.

– Что новенького Гриша? Как наш Артур?

– Не жалуется, Лев Евгеньевич. Пусть ему пухом водичка будет!

– Ну-ну. На прощание что-нибудь сказал?

– А как же. Наши бабули в компьютеры засунул. Надо опять в Махово ехать.

– Не будь идиотом, Хряк! Тебе вроде руку сломали, а не голову отбили! Деньги – мусор! На них здоровья не купишь! Это Махово я на всю жизнь запомню. Соваться туда больше не стану и тебе не советую.

Кипятильник был прагматиком до мозга костей. Он не верил в чудеса и полтергейсты. Зато знал толк в выбитых зубах, свернутых челюстях и сломанных руках. То, что сотворил рыжий мент с его пуленепробиваемым Хряком, выходило за пределы понимания Льва Евгеньевича и не вписывалось в рамки первого закона Ньютона: противодействие превышало действие во много раз. А там где переставали работать действовать привычные постулаты, Бортышев работать не желал.

– Как скажете, Лев Евгенич! – вытянулся по стойке смирно Хряк.

Бортышев не слушал Григория. Он привстал в кресле.

– Эй, мужик! У тебя, откуда руки растут? Не видишь, разве, что доску криво прибиваешь? Отвес возьми! Всему учить надо, работнички, едрит вас в дышло!