Нортэнгерское аббатство - Остин Джейн - Страница 6

Нижеизложенная беседа, имевшая место меж подругами однажды утром в бювете, после восьми или девяти дней знакомства, приводится как образчик горячей их взаимной симпатии, а равно тонкости, благоразумья, оригинальности мышленья и литературного вкуса, каковые отмечали оной симпатии резонность.

Они договорились о встрече; и поскольку Изабелла явилась почти пятью минутами ранее подруги, первая же реплика, естественно, гласила:

– Драгоценнейшее созданье, что тебя так задержало? Я жду тебя по меньшей мере вечность!

– Правда? Мне ужасно жаль; а я-то думала, что приду вовремя. Всего лишь час дня. Надеюсь, ты недолго здесь пробыла?

– Ах! Десять столетий, не меньше. Честное слово, уж полчаса. Но теперь пойдем, присядем вон там в углу и станем блаженствовать. Я хотела поведать тебе сотню разных разностей. Во-первых, я так боялась, что утром пойдет дождь, – я как раз собиралась выходить; прямо ливень надвигался, и это бы меня убило! И знаешь, в витрине на Милсом-стрит я вот только что видела наикрасивейшую в мире шляпку – очень похожа на твою, только ленты маковые, а не зеленые; жизнь бы за нее отдала. Но, драгоценная моя Кэтрин, чем ты нынче занималась? Читала ли дальше «Удольфские тайны»[18]?

– Да, стала читать, едва проснулась; я уже добралась до черной вуали.

– Ой, правда? Как прелестно! Ах! Ни за что на свете не скажу тебе, что под черной вуалью! Тебе же страсть как хочется знать, а?

– О, ну еще бы, очень – что бы это могло быть? Только не говори – ни за что на свете слушать не хочу. Наверняка скелет; я уверена, – там скелет Лаурентины[19]. О, я в восторге от этой книги. Уверяю тебя, если б не встреча с тобою, я бы ни за что с нею не рассталась.

– Драгоценное созданье! Как я тебе признательна; а когда дочитаешь «Удольфские тайны», мы вместе прочтем «Итальянца»[20]; и я составила для тебя список – еще десяток романов, а то и дюжина.

– Честно? Ой, как я рада! Какие же?

– Одну минуту, я зачту; вот они у меня в памятной книжке. «Замок Вулфенбах», «Клермонт», «Таинственные предостережения», «Некромант из Черного Леса», «Полуночный колокол», «Рейнский сирота» и «Жуткие тайны»[21]. На сем мы некоторое время продержимся.

– Да, и весьма неплохо; но все ли они жуткие – ты уверена, что они жуткие?

– О да, вполне; ибо моя близкая подруга, некая юная госпожа Эндрюс – прелестная девушка, одно из прелестнейших созданий на земле – их все прочла. Хорошо бы тебе познакомиться с юной госпожою Эндрюс – ты бы ее полюбила. Она вяжет себе прелестнейшую в мире накидку. Мне представляется, она прекрасна, как ангел, и я ужасно злюсь, когда мужчины ею не восхищаются! Потрясающе их за это браню.

– Бранишь! Ты бранишь их за то, что они не восхищаются ею?

– Ну да. Я бы все на свете сделала для тех, кто мне поистине друг. Любить человека наполовину – это не по мне; натура не дозволяет. Мои привязанности всегда непомерны. Зимою я как-то сказала капитану Ханту на балу, что раз он меня дразнит, я не буду с ним танцовать, – или же пускай признает, что юная госпожа Эндрюс красотою подобна ангелу. Мужчины, видишь ли, думают, будто мы не способны на истинную дружбу, – так я им докажу, что они ошибаются. Услышь я, как некто пренебрежительно отзывается о тебе, я бы тут же взбеленилась; но сие очень маловероятно, ибо ты из тех девушек, что средь мужчин пользуются великим успехом.

– Ох батюшки! – краснея, вскричала Кэтрин. – Отчего ты так говоришь?

– Я хорошо тебя знаю; ты такая живая – как раз сего и недостает юной госпоже Эндрюс, ибо, должна признать, имеется в ней этакая потрясающая пресность. Ах! Надо тебе рассказать: вчера, едва мы расстались, я видела, сколь пылко взирал на тебя некий молодой человек, – я уверена, он в тебя влюблен. – Кэтрин покраснела и вновь возмутилась. Изабелла отвечала со смехом: – Истинная правда, клянусь тебе, но я разумею, как обстоит дело: ты равнодушна к восхищенью любого, кроме того единственного джентльмена, коему надлежит остаться безымянным. Нет-нет, я не могу тебя упрекнуть, – заговорила она серьезнее, – чувства твои совершенно понятны. Когда сердце воистину полонено, я знаю, сколь мало удовольствия даруют знаки вниманья всех прочих. Все, что не касается возлюбленного предмета, – такое унылое, такое неинтересное! Я абсолютно постигаю твои чувства.

– Но тебе не следует понуждать меня столько думать о господине Тилни – может, я его больше и вовсе не увижу.

– Не увидишь! Драгоценнейшее созданье, не говори такого. Я уверена, мысли об этом разбивают тебе сердце.

– Да нет, вовсе нет. Я не притворяюсь, будто он не доставил мне великой радости; но пока не дочитаны «Удольфские тайны», пожалуй, никто не сможет разбить мне сердце. Ах! Устрашающая черная вуаль! Милая моя Изабелла, я уверена, за ним наверняка таится скелет Лаурентины.

– Так странно, что ты прежде не читала «Тайн»; но, полагаю, госпожа Морлэнд возражает против романов.

– Отнюдь нет. Она и сама то и дело читает «Сэра Чарлза Грандисона»[22]; однако новые книги к нам попадают редко.

– «Сэр Чарлз Грандисон»! Потрясающая книга, такая жуткая, правда? Помнится, юная госпожа Эндрюс и первого тома не одолела.

– На «Удольфские тайны» совсем непохожа; и все-таки, по-моему, очень увлекательная.

– Ты так думаешь? Удивительно; я думала, ее совершенно невозможно прочесть. Но, драгоценная моя Кэтрин, знаешь ли ты уже, что сегодня надеть на голову? Я полна решимости во всех собраньях одеваться в точности как ты. Мужчины, знаешь ли, такое порой замечают.

– Если и замечают, сие незаметно, – весьма невинно отметила Кэтрин.

– Не заметно! Ах, Господи! Я взяла за правило никогда не обращать вниманья на их слова. Зачастую мужчины потрясающе дерзки, если не выказывать бойкости и не держать их на расстояньи.

– Правда? Ну, ничего такого я не замечала. Со мной они всегда очень милы.

– Ой, это они притворяются. Самые надменные созданья на земле, и притом мнят себя такими важными! Кстати говоря, я столько раз хотела спросить, но все забывала – какие мужчины тебе нравятся больше? Ты больше любишь светлых или смуглых?

– Даже не знаю. Никогда особо не задумывалась. Пожалуй, нечто среднее. Не бледных и… и не очень смуглых.

– Замечательно, Кэтрин. Я его узнаю́. Я помню, как ты описывала господина Тилни, – «смуглая кожа, темные глаза и довольно темные волосы». Что ж, у меня иные вкусы. Я предпочитаю светлые глаза, а что до обличья – ну, знаешь… бледные мне нравятся больше всех. Не выдай меня, если среди твоих знакомцев обнаружишь того, кто с сим портретом схож.

– Выдать! О чем ты?

– Нет-нет, не расстраивай меня. Мне чудится, я и так чересчур много разболтала. Давай оставим эту тему.

В некотором изумленьи Кэтрин подчинилась и, несколько мгновений помолчав, уже собралась было вернуться к вопросу, кой в ту минуту интересовал ее более всего на свете, – скелету Лаурентины, – однако Изабелла предотвратила сие, молвив:

– Ради Бога, давай уйдем из этого угла. Два мерзких юноши, знаешь ли, глазеют на меня уже полчаса. Меня это выводит из себя, честное слово. Пойдем поглядим, кто сюда приходил. Вряд ли они пойдут за нами.

Юные девы направились к учетной книге; и пока Изабелла прочитывала имена, Кэтрин надлежало следить за передвиженьями пугающих молодых людей.

– Они же не идут сюда, правда? Надеюсь, они не настолько дерзки и за нами не последуют. Прошу тебя, скажи, если они приближаются. Я ни за что не подыму головы.

Спустя краткое время Кэтрин с непритворным удовольствием сообщила, что Изабелле не нужно более нервничать, ибо джентльмены покинули бювет.

– А куда они пошли? – спросила Изабелла, стремительно оборачиваясь. – Один из них был весьма симпатичен.