Мир фантастики 2014. На войне как на войне - Дивов Олег Игоревич - Страница 16
- Предыдущая
- 16/53
- Следующая
Король развернул свои полки, и произошла Смоленская битва, главная в истории Пруссии.
Как и полагается баталиям такой значимости, она обросла легендами, которые уже и не проверить. Например, о том, как на вторые сутки непрерывного боя – казачья армия не дала пруссакам ночного отдыха – лучшие королевские гвардейские полки все же вырвались штыковой атакой из огневого кольца и попытались пробиться к русскому обозу, к складу боеприпасов. Как навстречу быстро маршировавшему строю выскочил одинокий всадник, и никому не пришло в голову сбить шаг ради выстрела. Как всадник подскакал шагов на двадцать, выкрикнул непонятное слово: «Spartakusbund!» – и открыл огонь из странного оружия, напоминавшего кавалерийский карабин. Только стреляло оно непрерывно, будто неведомая сила перезаряжала его несколько раз в секунду. Гренадеры, стоявшие в сомкнутых рядах, как заколдованные, смотрели на страшное оружие и падавших товарищей, пока в расстроенные шеренги не влетели на полном скаку сотни русских конников.
…Королю предлагали и повозку, и лошадь. Он отвечал, что однажды бежал от войск настоящей царицы и не собирается убегать от войск «карнавального царя». Больше того: может быть, в этот миг даже сам Фридрих вспомнил про Спартака – и убил подведенного коня.
Сначала вокруг короля оставалась тысяча солдат. Они растаяли под непрерывным огнем русских мелких пушек. Сперва до пятисот, потом до сотни. Когда после очередного картечного залпа король упал, последняя полусотня сдалась, а с ней и остатки всей армии.
Его преемник некоторое время мучился в раздумьях: продолжить войну или нет. Обстоятельства не оставили выбора. Пленные – через два месяца отпустили всех – возвращались в королевство. Одни из них говорили: заберем семьи и будем жить в русском царстве, а другие – сделаем до́ма, как в России. В войска своей волей уже никто не шел, а когда вербовщики сгоняют под одну крышу много недовольных мужчин, да еще учат их воевать, бунты происходят сами собой. Один из отрядов бунтовщиков неподалеку от польской границы был поддержан русской конной тысячей, состоявшей из легкой казачьей артиллерии и присягнувшей царю мелкой шляхты. И в одном из взятых приграничных немецких городков появился первый вольный круг на немецкой земле…
Так началась великая европейская война, или Великое Возвращение. Тыла в ней не было, точнее, тыл был на востоке, в селах и городах, признавших власть русского царя. К западу же шел непрерывный бой владык со своими подданными.
Короли посылали на восток не только военных шпионов. Туда приезжали и философы – попытаться понять, чем объясняется удивительная привлекательность нового государства. Некоторые так и оставались в России, иные возвращались.
Они выяснили, что загадочный бунт в далеких русских степях внезапно получил и организацию, и максимально простую идеологию. Это было привычное Просвещение, соединенное с уважением древних вольностей и прав и полным отрицанием просвещенческого атеизма. Задолго до победы повстанцев русская церковь свергла «вавилонское пленение Синода», избрала патриарха и примирилась с раскольниками. Слова блаженного Августина «В главном – истина, во второстепенном – разнообразие и во всем – любовь» стали повседневным руководством и церковным, и светским властям.
Так произошло Восстановление древних вольностей и веры.
Конечно, все было непросто. Еще недавно угнетенные мечтали о мести, а те, кто лишился большинства феодальных прав и доходов, хотели реванша. Но простоватый и при этом хитрый, так и не сбривший бороду новый царь со своим странным канцлером, немцем, любившим русские песни, – они, не иначе как чудом, сумели выдержать среднюю линию. Не позволили своим соратникам поселиться во дворцах и стать новыми князьями, но и не позволили сжечь дворцы.
Царю понравилась мысль, внушенная тем же канцлером: «Если всем окрестным землям волю не дать, Россия одна вольность не удержит». Поэтому на улицах русских городов не высмеивали тех, кто гулял в лаптях, но и не убивали за немецкое платье. Уже год спустя будущий президент Академии наук Георг Ловиц без всякой опаски наблюдал за звездами и намечал линию Волго-Донского канала.
Поговаривали, будто у канцлера было трое друзей, тоже немцев. Один из них погиб на берегу Днепра, другой стал генерал-атаманом второго ранга, а после окончательной победы удалился в родовой замок. Третий поселился на хуторе вблизи города Царицына – никто так не понял, чем ему приглянулось это место.
…Старая Европа не хотела сдаваться. Создавались новые и новые союзы. Короли и князья, не скупясь, тратили свои сокровищницы на наем войска, а когда волонтеров не находилось, забирали подданных силой. Едва ли не лучше всех зарабатывали вербовщики в войска и полицейские агенты – мастера подслушивать и выведывать. Эшафоты уже не разбирались после казней, фабричные рабочие трудились в цепях.
Но все чаще и чаще на стенах тюрем, фабрик, смирительных домов кто-то углем или школьным мелом писал первые слова русского манифеста: «Вольные люди, я пришел вернуть отнятую у вас волю». А иногда просто рисовали символы свободы: крест с косой поперечиной и казачью саблю. И короли бежали из своих дворцов, пока было куда бежать, или присягали русскому царю…
…Шли десятилетия, а бесконечная война между Республикой Разума и Союзом Порядка продолжалась. То одна, то другая сторона достигала военных успехов, но потом терпела неудачи. Небольшие клочки земли и целые страны переходили от одной стороны к другой. Часто врагов ждали как освободителей, но через год ненавидели сильней, чем прежних хозяев. Постепенно все континенты тоже стали участниками войны, как поставщики ресурсов обеим сторонам.
В этом мире, полном ненависти и мести, тоже развивалась наука. Были изобретены паровые машины, проложены железные дороги. Со временем, хотя и значительно позже, чем в нашей действительности, появились летательные аппараты и электричество. Но летающие машины поднимались в небо лишь для того, чтобы сбрасывать разрывные снаряд на города. По железным дорогам перевозили заключенных. А металлической проволокой под электрическим током окружали лагеря каторжников.
– Адольф, вот здесь нарисуешь людей за проволокой. Да, наверное, там были и высокие башни для надзирателей-стрелков. Нет, бойницы этой башне не нужны. Просто бревенчатая вышка.
Так и продолжалась вечная война между Разумом и Порядком, пока не пришли кочевые орды и не воцарились на развалинах…
Александр замолчал. Конечно, он во многом не прав: его работа не столько реферат по альтернативной истории, сколько художественный рассказ. Такая форма, впрочем, допускает умолчания, тогда как в реферате надо ответить на множество вопросов. К примеру: чью сторону заняли Соединенные Штаты Северной Америки? Остались единой страной – или тоже разделились? Как восприняли английскую революцию в колониях, в первую очередь в Индии? Как развивалась наука на территории Порядка – чего-то добивалась сама или копировала трофеи противника?
Пока Адольф иллюстрирует, надо будет дописать несколько главок. Но заняться этим завтра, на рассвете. Он еще позавчера обещал Эльзе прокатить ее на электрическом самокате. Сам бы обиделся на ее месте.
До встречи с Эльзой оставалось полчаса, и Александр не спешил уходить из класса. Он подошел к огромному окну, как и полагается в школах. Под окном был парк. Полвека назад большой Австрийский Круг, изучив предложения медиков, постановил строить новые школы исключительно в садах и парках, а там, где их нет, – разбивать новые, чтобы городской шум и пыль не вредили детям. С тех пор появились электрические вентиляторы, но все равно задумано было здорово.
Александр облокотился на подоконник. Откуда-то донесся протяжный, манящий свист. Половина пятого, значит, это экспресс Лондон – Челябинск – самый быстрый маршрут континента. Еще вчера утром поезд вышел из тоннеля под Ла-Маншем, а завтра, на закате, из его окон будет виден Днепр. Еще сутки – и Волга. Дальше Казани Александр еще не бывал.
- Предыдущая
- 16/53
- Следующая