День поминовения - Кристи Агата - Страница 40

– Нет.

– Но в вашем загородном доме хранится запас этого яда?

– Может быть, садовник его и держит. Я, право, не в курсе.

– А сами вы ни разу не покупали его? Скажем, в аптеке или в магазине фотопринадлежностей?

– Фотографией я не занимаюсь. Повторяю: цианистого калия я нигде и никогда не покупал.

Кемп задал Стивену еще несколько вопросов и наконец отпустил его. Потом он обратился к полицейскому, который вел протокол:

– Заметили, как рьяно он кинулся доказывать, что его жена знать не знала и ведать не ведала о его связи с этой Бартоншей? К чему бы это?

– Наверно, боится, что если дойдет до жены, то его песенка спета. Я так думаю, сэр.

– Возможно, возможно. Но ведь он умный парень. Должен же он понимать, что если его жена и вправду ничего не знала, а он жил в постоянном страхе, как бы до нее не дошло и как бы она не вскинулась на дыбы, – то это значит, что у него существовал не один, а целых два мотива для того, чтобы избавиться от Розмэри Бартон. Если бы он стремился спасти свою шкуру, он должен был бы придерживаться совсем другой линии, например, намекнуть, что его жена догадывалась об этой связи, но смотрела на нее сквозь пальцы.

– Может, ему это просто в голову не пришло, сэр?

Кемп с сомнением покачал головой. Стивен Фарадей не дурак. У него острый и логический ум. И при этом он с таким жаром уверял его, Кемпа, что Сандра ничего не знала и не знает! Странно.

– Ну что ж, – сказал Кемп, – полковник Рейс считает, что он напал на верный след. Если он окажется прав, Фарадеи выходят из игры – и он и она. Лично я был бы только рад. Этот парень мне симпатичен. И на убийцу он не похож.

Приоткрыв дверь гостиной, Стивен окликнул Сандру.

Неслышными шагами она вышла из темноты, положила руки ему на плечи, судорожно прижалась к нему:

– Стивен!

– Отчего ты сидишь в темноте?

– Мне мешает свет. Ну, что там?

Он ответил:

– Они все знают.

– О тебе и Розмэри?

– Да.

– Ну и что? Что дальше?

– Они, конечно, считают, что у меня был веский мотив… Боже мой, родная, во что я тебя втянул?! Это все я, я один виноват. Я должен был уйти от тебя после смерти Розмэри, уехать на край света, дать тебе свободу, чтоб хоть по крайней мере ты была избавлена от этого ужаса.

– Нет, нет! Только не уходи от меня! Не оставляй меня никогда, слышишь?

Она прижималась к нему, по ее щекам текли слезы. Он чувствовал, как ее тело вздрагивает от рыданий.

– Стивен, ты для меня все, вся моя жизнь. Не оставляй меня никогда…

– Ты… ты так любишь меня, Сандра? Клянусь тебе, я не знал…

– Я и не хотела, чтобы ты знал, но теперь…

– Да, теперь. Теперь мы оба в этой клетке. И мы будем держаться друг друга. Что бы ни случилось, мы вместе.

Они стояли в темноте обнявшись, и постепенно к ним возвращались силы.

– Нет, – твердо сказала Сандра, – мы не позволим, чтобы из-за этого сломалась наша жизнь. Ни за что! Никогда!

Энтони Браун взглянул на карточку, которую протягивал ему мальчик-рассыльный, нахмурился и, пожав плечами, сказал:

– Ну хорошо, проводите его ко мне.

Когда полковник Рейс вошел, Энтони стоял спиной к окну, на фоне которого в косых солнечных лучах четко рисовался его силуэт.

Он увидел перед собой высокого, седого, по-военному подтянутого мужчину с бронзовым от загара лицом, изрезанным морщинами. Человека этого он знал, но уже много лет не видел, хотя деятельность его была хорошо известна Брауну.

Рейс увидел перед собой стройного, темноволосого молодого человека с красиво посаженной головой; мягкий, приятный голос произнес, чуть растягивая слова:

– Полковник Рейс? Если не ошибаюсь, друг покойного Джорджа Бартона? Он говорил о вас вчера вечером, незадолго до смерти. Разрешите предложить вам сигарету?

– Благодарю вас, с удовольствием.

Энтони поднес полковнику зажженную спичку и сказал:

– Вы, значит, и есть тот самый гость, которого Бартон ждал, и, как оказалось, напрасно. Хорошо, что вы тогда не пришли. Тяжелое зрелище.

– Я и не должен был прийти. Свободный стул предназначался не для меня.

Брови Энтони поползли вверх.

– В самом деле? Но ведь Бартон сказал…

Рейс прервал его:

– Бартон мог сказать что угодно, но у него были совершенно другие планы. Во время эстрадной программы этот стул должна была незаметно занять некая актриса по имени Хлоя Уэст.

Энтони с удивлением воззрился на своего собеседника:

– Хлоя Уэст? Это еще что за птица?

– Молодая малоизвестная актриса, которая привлекла внимание Джорджа Бартона определенным сходством с Розмэри Бартон.

Энтони присвистнул:

– Вот оно что!

– Да. Она получила от Бартона фотографию Розмэри, с тем чтобы сделать похожую прическу, и должна была надеть платье Розмэри – то самое, в котором она умерла.

– Так вот что задумал Джордж! Зажигается свет – и… о чудо! Гостей охватывает мистический ужас: Розмэри вернулась с того света! Виновное лицо издает вопль раскаяния: «Вяжите меня, я убил!» – Энтони вздохнул: – Не выдерживает никакой критики. Бедняга Джордж, конечно, умом не блистал, но уж такой наивности я не ожидал даже от него.

– Простите, я вас не совсем понимаю.

Энтони усмехнулся:

– Ну, слушайте, мы же не дети малые. Закоренелый преступник не станет вести себя как истеричная школьница. Человек, который глазом не моргнув отравил Розмэри Бартон и готовил очередную смертельную дозу того же яда для ее супруга, наверняка умеет держать себя в руках. Чтобы заставить его – или ее – расколоться, нужны методы посильнее, чем инсценировка с участием актрисы, наряженной в платье Розмэри.

– Вы забыли Макбета. Уж на что был закоренелый преступник, и тот не выдержал, когда на пиру ему явился призрак Банко[69].

– Да, но ведь Макбет увидел настоящий призрак, а не третьеразрядного актеришку, напялившего на себя платье Банко. Вот если бы Джорджу удалось вызвать с того света подлинный призрак, так сказать, воссоздать атмосферу загробного мира, это существенно изменило бы ситуацию. Сам я, вынужден признаться, за последние полгода окончательно уверовал в привидения. Один призрак постоянно меня преследует.

– Серьезно? Чей же?

– Розмэри Бартон. Можете надо мной смеяться, однако это именно так. Видеть ее я не видел, но много раз ощущал присутствие. Душа бедняжки Розмэри никак не может обрести покой – не знаю почему.

– А я догадываюсь.

– Потому что ее убили?

– Или, если употребить более фамильярное выражение, прикончили. Что вы на это скажете, мистер Тони Морелли?

Наступило молчание. Энтони опустился в кресло, швырнул сигарету в камин и закурил новую.

Потом он спросил:

– Как вы докопались?

– Значит, вы признаете, что вы Тони Морелли?

– Чего ради я стал бы тратить время на отрицание очевидного? Вы, надо полагать, послали телеграфный запрос в Америку и получили полную информацию.

– Признаете ли вы также и тот факт, что угрожали смертью Розмэри Бартон, которая раскрыла ваше настоящее имя, и пообещали прикончить ее, если она не будет держать язык за зубами?

– Совершенно верно. Я сделал все, что мог, чтобы припугнуть ее и вынудить держать язык за зубами, – благодушно согласился Тони.

Полковника Рейса охватило беспокойство. Их разговор принимал какой-то странный оборот. Он еще раз смерил взглядом молодого человека, небрежно откинувшегося в кресле, и ему показалось, что он его где-то уже видел…

– Я могу перечислить все, что нам известно о вас, Морелли.

– Что же, это будет очень увлекательно.

– В Штатах вас судили за попытку организовать саботаж на заводах авиационной компании Эриксона, и вы получили срок. Отбыв наказание, вы вышли из тюрьмы, а потом власти потеряли ваш след. Затем вы объявились в Лондоне и остановились в «Кларидже» под именем Энтони Брауна. Здесь вы свели знакомство с лордом Дьюсбери и через него вошли в контакт с другими владельцами крупных оружейных заводов. Вы втерлись в доверие к лорду Дьюсбери, жили у него в доме и, воспользовавшись положением гостя, сумели увидеть много такого, чего бы вам видеть не следовало. Странное совпадение, Морелли, но на многих объектах государственной важности вскоре после того, как там побывали вы, произошли необъяснимые аварии, и только по счастью удалось предотвратить катастрофу.