Три орудия смерти (сборник) - Честертон Гилберт Кийт - Страница 12

Витиеватый, причудливый золотой узор на рукаве вдруг заставил Кидда вспомнить о «Ромео и Джульетте». Ну конечно, этот облегающий малиновый наряд был нужен для роли. Но на склоне, по которому скатился человек, осталось длинное красное пятно… и это уже не было частью пьесы. Он был ранен.

Мистер Калхун Кидд стал кричать, призывая на помощь. Снова ему почудилось, что поблизости раздались призрачные шаги, но на этот раз он вздрогнул, когда увидел, что рядом с ним выросла еще одна фигура. Он знал, кто это, и все же появление этого человека испугало его. Беззаботный репортер «Модного общества», назвавшийся Дэлроем, казался жутко спокойным. Если Бульнуа не являлся на назначенные встречи, то Дэлрой, похоже, имел зловещую привычку являться на встречи неназначенные. В свете луны все потеряло свой истинный цвет, и бледное лицо рыжеволосого Дэлроя выглядело не столько белым, сколько зеленоватым.

Наверное, эта цветовая катавасия, этот нездоровый импрессионизм заставил Кидда выкрикнуть, грубо и безо всякого разумного повода:

– Негодяй, это вы сделали?

Джеймс Дэлрой неприятно улыбнулся, но, прежде чем он успел что-то ответить, лежащая на земле фигура снова шевельнула рукой и слабо махнула в сторону того места, где упала шпага. Потом послышались слабый стон и едва различимые слова:

– Бульнуа… Это Бульнуа… Бульнуа это сделал… ревновал ко мне… ревновал, он, он…

Кидд склонился, чтобы разобрать что-то еще и услышал уже совсем тихое:

– Бульнуа… моей шпагой… бросил ее.

Снова рука двинулась в сторону шпаги, но обмякла и глухо упала на землю. В глубине души Кидда пробудилась та странная резкость, которая стоит за серьезностью американцев.

– Вот что, – сухо произнес он. – Разыщите доктора. Он умирает.

– Думаю, священник тоже не помешает, – с непонятной интонацией отозвался Дэлрой. – Все эти Чампионы – паписты.

Американец опустился на колени рядом с телом, приложил к груди ухо, приподнял голову, пытаясь вернуть к жизни заколотого, но когда второй журналист вернулся в сопровождении доктора и священника, он встретил их сообщением, что они пришли слишком поздно.

– Вы тоже оказались здесь слишком поздно? – подозрительно осматривая Кидда, спросил доктор, солидный, важного вида мужчина с самыми обычными усами и бакенбардами и наблюдательным взглядом.

– В некотором роде, – протянул журналист «Солнца Запада». – Я не успел спасти его, но успел услышать кое-что важное. Я услышал, как умирающий назвал убийцу.

– И кто же убийца? – Доктор сдвинул тяжелые брови.

– Бульнуа, – ответил Калхун Кидд и негромко присвистнул.

Доктор посмотрел на него удивленно-негодующе, лицо его стало наливаться краской, но возражать он не стал. Тогда заговорил стоявший чуть в стороне невысокий священник.

– Дело в том, что мистера Бульнуа сегодня не было в «Пендрагон-парке».

– Тем не менее, – непреклонным тоном произнес янки, – я думаю, что могу помочь Старому Свету с фактами. Да, сэр, Джон Бульнуа сегодня весь вечер собирался пробыть дома – у меня, видите ли, была назначена встреча с ним. Но Джон Бульнуа передумал. Джон Бульнуа неожиданно ушел из дома и в одиночестве направился сюда, в этот чертов парк, около часа назад. Так сказал мне его дворецкий. Я думаю, что мы имеем самый настоящий ключ, как это называет доблестная полиция… Вы, кстати, их уже вызвали?

– Да, – сказал доктор. – Но больше пока никому ничего не сообщали.

– А миссис Бульнуа знает? – спросил Джеймс Дэлрой, и снова Кидд почувствовал необъяснимое желание заехать кулаком по этой усмехающейся физиономии.

– Я ей не говорил, – угрюмо произнес доктор. – Но вот и полиция.

Тем временем маленький священник сходил на главную аллею и вернулся со шпагой, которая казалась до смешного огромной и театральной в руках этого невысокого коренастого человечка, странным образом имевшего одновременно и церковный, и светский вид.

– Пока не прибыла полиция, – произнес он извиняющимся тоном. – Кто-нибудь может подсветить?

Журналист янки достал из кармана электрический фонарик. Священник поднес его к шпаге, помаргивая, внимательно осмотрел середину клинка и, даже не взглянув ни на острие, ни на рукоятку, передал длинное оружие доктору.

– Боюсь, мои услуги здесь не понадобятся, – коротко вздохнув, произнес он. – Всего хорошего, джентльмены.

И он побрел по темной аллее к дому, сложив за спиной руки и задумчиво опустив большую голову.

Остальные поспешно устремились к воротам сада, где инспектор с двумя констеблями уже разговаривали с привратником. Но священник шел сквозь беспросветный коридор сосен все медленнее и медленнее, а у порога и вовсе застыл. Дело в том, что навстречу ему совершенно бесшумно из дому выплыло видение, которое даже мистер Калхун Кидд посчитал бы соответствующим его представлениям о прекрасном и аристократическом призраке. Это была молодая женщина в старинном серебристом атласном платье такого фасона, который носили в эпоху Возрождения, золотистые волосы ее были сплетены в две длинные блестящие косы, и лицо, обрамленное ими, казалось таким бледным, что можно было подумать, будто вся она сделана из золота и слоновой кости, как какая-нибудь старинная греческая статуя. Только глаза ее горели ярко, а голос, хоть и негромкий, звучал уверенно.

– Отец Браун? – произнесла она.

– Миссис Бульнуа? – сдержанно откликнулся он и, окинув ее взглядом, прибавил: – Вижу, вы уже знаете о сэре Клоде.

– Откуда вы знаете, что я знаю? – спокойным голосом спросила актриса.

Священник ответил вопросом на вопрос:

– Вы видели своего мужа?

– Мой муж дома, – сказала она. – Он к этому не имеет никакого отношения.

Священник промолчал. Лицо женщины странно напряглось, она сделала шаг вперед и с жутковатой улыбкой произнесла, глядя прямо ему в глаза:

– Сказать вам кое-что еще? Я не думаю, что это его рук дело, и вы тоже не думаете.

Отец Браун не отвел взгляда. Он долго смотрел на нее из-под насупленных бровей, потом молча кивнул.

– Отец Браун, – обратилась к нему леди, – я расскажу вам все, что мне известно, но сначала хочу попросить вас об одолжении. Объясните, почему вы сразу, как все, не решили, что это бедный Джон? Говорите, как есть, я… Я знаю про эти слухи и догадываюсь, что все складывается против меня.

Отец Браун, похоже, смешался. Он неуверенно провел по лбу рукой и сказал:

– Два очень маленьких обстоятельства. Одно самое обычное, а второе – очень смутное. Но вместе они указывают на то, что мистер Бульнуа вряд ли может быть убийцей.

Подняв к звездам открытое круглое лицо, он продолжил рассеянным голосом:

– Сначала о смутном. Смутные представления я считаю очень важными. Все эти вещи, которые «не являются уликами», для меня – самые убедительные. Я считаю, что невозможность нравственная – самая сильная из всех невозможностей. Мужа вашего я почти не знаю, но полагаю, что это, совершенное, как полагают, им преступление очень сильно похоже на нравственную невозможность. Не подумайте, будто я считаю, что Бульнуа на такое не способен. Любой человек способен на зло… в той степени, которую он сам для себя выбирает. Мы ведь можем управлять своими нравственными желаниями, но мы не можем управлять заложенными в нас от природы вкусами и побуждениями. Бульнуа мог совершить убийство, но не такое, как это. Он не стал бы орудовать таким романтическим оружием, как шпага Ромео, не стал бы закалывать своего врага на солнечных часах, точно на каком-то алтаре, или оставлять тело в розовых кустах, или выбрасывать шпагу за сосны. Если бы Бульнуа решился кого-нибудь убить, он сделал бы это спокойно, обдуманно, с той же рассудительностью, с которой стал бы делать что-либо сомнительное… пить десятый стакан портвейна, например, или читать какого-нибудь неприличного греческого поэта. Нет, романтика не по части Бульнуа. Это больше похоже на Чампиона.

Глаза актрисы сверкнули, как алмазы.

– А обычное обстоятельство заключается в следующем, – продолжил отец Браун. – На шпаге остались отпечатки пальцев. Отпечатки пальцев, если они находятся на гладкой полированной поверхности, такой как стекло или сталь, могут сохраняться там очень долго. На шпаге были отпечатки, на середине полированного лезвия. Чьи это отпечатки, я понятия не имею, но кому могло понадобиться брать шпагу за клинок? Шпага длинная, но длина, напротив, только помогает, если нужно сделать выпад и пронзить тело врага. По крайней мере, это относится почти ко всем врагам. Почти ко всем, кроме одного.