Три орудия смерти (сборник) - Честертон Гилберт Кийт - Страница 9

Озадаченный американец уже открыл рот, собираясь возразить, но тут в дверь его личного кабинета громко забарабанили самым бесцеремонным образом, к которому он был совершенно непривычен.

Дверь распахнулась. За миг до этого события в голове Грейвуда Ашера родилась мысль, что отец Браун, должно быть, неожиданно сошел с ума. Но уже в следующий миг после этого комендант тюрьмы начал подозревать, что сошел с ума сам. В его личную комнату ввалился человек в грязном рванье, в съехавшей набок засаленной фетровой шляпе и в старых зеленых очках с одним выбитым стеклом, за которыми сверкали тигриные глаза. Остальную часть лица почти невозможно было рассмотреть под косматой бородой и бакенбардами, из которых торчал кончик носа. Все это было обмотано грязным красным шарфом или платком. Мистер Ашер гордился своим знанием самой неотесанной публики штата, однако такое пугало видел впервые. Но, что самое главное, еще никогда за всю свою безмятежную жизнь он не слышал, чтобы к нему так обращались.

– Вот что, Ашер, – завопило с порога существо в красном платке. – Мне все это уже осточертело! Нечего со мной в эти кошки-мышки играть, меня не обдуришь. Либо вы отпускаете моих гостей, либо я всю вашу лавочку прикрываю. Если он тут еще хоть минуту проторчит, вам всем несдобровать, понятно? Со мной такие штуки не проходят.

Изумление начальника тюрьмы было столь велико, что он остолбенело таращился на это громогласное чудовище, не в силах вымолвить и слова. Увиденное его настолько потрясло, что он, похоже, утратил и слух. Через какое-то время он наконец опомнился и остервенело задергал колокольчик. Звон еще не утих, когда раздался мягкий, но отчетливый голос отца Брауна.

– У меня есть небольшое предложение, – сказал он, – правда, вам оно покажется несколько странным. Я не знаю этого господина… хотя… хотя нет, пожалуй, знаю. Да вы и сами его знаете… очень даже хорошо… Хотя, собственно говоря, совсем не знаете. Звучит парадоксально, я понимаю.

– Конец света! – только и смог вымолвить Ашер и плюхнулся на свое круглое рабочее кресло.

– Послушайте, вы! – заорал незнакомец, ударив кулаком по столу, непонятным голосом, который, несмотря на громкость, звучал относительно спокойно и даже разумно. – Вам все равно от меня не отвертеться. Я хочу…

– Да кто вы такой, черт подери? – неожиданно взревел Ашер, выпрямляясь в кресле.

– Я думаю, фамилия этого джентльмена – Тодд, – негромко обронил священник и взял со стола газетную вырезку. – Боюсь, что вы неверно понимаете то, что пишут в светской хронике. – И невыразительным голосом он прочитал: – Возможно, он поделился планами с первыми шутниками нашего города, но если это так, то они, должно быть, охраняют эту тайну тщательнее своих драгоценностей, поскольку нам ничего разузнать не удалось. Поговаривают только, что на сей раз предприятие будет своего рода милой пародией на простые манеры и нравы другой стороны общества. – Опустив листок, Браун посмотрел на Ашера. – Сегодня в «Пруду Пилигрима» проходит большой Обед оборванцев, и один из гостей исчез. Мистер Айртон Тодд – хороший хозяин, он бросился на его поиски, даже не сменив свой маскарадный костюм.

– О ком вы говорите?

– Я говорю о человеке в неподходящем по размеру костюме, которого вы видели бегущим по вспаханному полю. Может быть, вам лучше сходить к нему и поговорить с ним самим? Наверняка ему уже не терпится вернуться к шампанскому, которое он в такой спешке оставил, когда бросился наутек, увидев сбежавшего заключенного с винтовкой в руках.

– Не хотите же вы сказать, что… – начал комендант тюрьмы.

– Послушайте, мистер Ашер, – сдержанно, но уверенно прервал его отец Браун. – Вы сами говорили, что машина не ошибается, и, в некотором смысле, так и получилось. Но вторая машина ошиблась. Вторая машина, которая управляла первой. Вы решили, что человек вздрогнул при упоминании имени лорда Гриффита, потому что он был убийцей лорда Гриффита. Но он вздрогнул от упоминания лорда Гриффита, потому, что он и есть лорд Гриффит.

– Так какого черта он сам об этом не сказал? – воскликнул вконец растерявшийся Ашер.

– Он считал, что недавняя паника и бегство по полям не к лицу аристократу, – ответил священник, – поэтому сначала не хотел открывать своего имени. Но потом не выдержал и все же решил представиться, когда… – отец Браун потупил взор, – одна из женщин нашла для него другое имя.

– Погодите… – бледнея, промолвил Грейвуд Ашер. – Нет, я не верю, что вы настолько безумны, чтобы утверждать, что лорд Гриффит и Аптекарь Девис – это один человек.

Отец Браун серьезно посмотрел ему прямо в глаза, но лицо его было загадочным и непроницаемым.

– Я этого не говорил, – промолвил он. – Выводы делайте сами. В вашей газете говорится, что титул он получил недавно, но подобного рода изданиям далеко не всегда можно верить. Там сказано, что в молодости он бывал в Штатах, однако вся изложенная там история звучит как-то странно. И Девис, и Гриффит – оба трусливы, но это можно сказать о многих других людях. Я совершенно не претендую на то, что мое мнение окончательно, – задумавшись, негромким голосом продолжил он, – но, мне кажется, вы, американцы, слишком скромны. По-моему, вы идеализируете английскую аристократию… наделяя ее всеми качествами аристократии. Видя благообразного англичанина во фраке и зная, что это член палаты лордов, вы не сомневаетесь, что перед вами потомственный аристократ. Вы не учитываете нашей национальной хваткости и целеустремленности. Многие из наших самых влиятельных фигур не только возвысились недавно, но и…

– Прекратите! – вскричал Грейвуд Ашер, взмахнув тощей рукой, будто пытаясь заслониться от той легкой тени иронии, которая появилась на лице его собеседника.

– Да что вы с этим полоумным разговариваете! – грубо воскликнул Тодд. – Ведите меня к моему другу.

На следующее утро отец Браун с обычным застенчивым выражением лица снова вошел в кабинет начальника тюрьмы. На этот раз он сам принес газетную вырезку.

– Боюсь, вы не слишком жалуете светскую хронику, – сказал он, – но это может показаться вам любопытным.

Ашер прочитал заголовок: «Приключения гостей Затейника Тодда. Забавное происшествие у “Пруда Пилигрима”». Далее в заметке сообщалось следующее:

«Вчера вечером у гаража Уилкинсона произошел курьезный случай. Уличные зеваки привлекли внимание патрульного полицейского к человеку в тюремной робе, который с невозмутимым видом садился за руль роскошного «Панара». Его сопровождала девушка в старой изодранной шали. Когда полицейский подошел узнать, что происходит, девушка откинула шаль, и все узнали дочь миллиардера Тодда, которая только что покинула проходящее в доме ее отца очередное необычное мероприятие – Обед оборванцев, где вся самая избранная публика была в таком же déshabillé[13]. Она с вырядившимся в арестантскую робу джентльменом отправлялась в обычную увеселительную поездку».

Под этой заметкой мистер Ашер обнаружил еще одну, из последней утренней газеты. «Поразительный побег дочери миллиардера с беглым заключенным. Как выяснилось, вчерашний необычный маскарад в доме известного миллиардера Затейника Тодда был устроен с подачи его дочери. Скрывшись в…»

Мистер Грейвуд Ашер поднял глаза, но отца Брауна в кабинете уже не было.

Мистер Калхун Кидд был очень молодым человеком с лицом старика – лицом, иссушенным собственным пылом, лицом, обрамленным иссиня-черными волосами, и с неизменным черным галстуком-бабочкой. В Англии он представлял интересы влиятельнейшей американской ежедневной газеты «Солнце Запада», иногда в шутку называемой «Восходящий закат». Это был намек на некоторое известное журналистское заявление (приписываемое самому мистеру Кидду), гласившее: «Я верю, солнце еще взойдет над Западом, если только американцы встряхнутся и научатся добиваться своего». Однако те, кто посмеиваются над американской журналистикой, рассматривая ее с точки зрения несколько более мягких традиций, забывают об определенном парадоксе, который в известной степени оправдывает ее. Ибо, невзирая на то что в Штатах журналистика позволяет себе внешнюю вульгарность, просто немыслимую в Англии, она с необыкновенным волнением и вниманием относится к самым, казалось бы, очевидным интеллектуальным вопросам, которые английским газетам не просто неведомы, а скорее даже не по плечу. Обычно на страницах «Солнца» наиболее важные и серьезные вопросы обсуждались самым легкомысленным тоном. Вильям Джемс[14] назывался там «Усталый Вилли», а портреты философов-прагматиков в ней чередовались с фотографиями известных боксеров.