Это моя земля! - Громов Борис - Страница 30

Представившие себе эту картину девушки громко зафыркали или сочувствующе заохали. Ну да: похожий, только размером побольше, туалет они и сами ежедневно посещали, и как все это выглядит – представляли. За неделю-то яма должна была уже солидно наполниться.

– Вот-вот, – понимающе кивнул Макс и продолжил: – А дело-то серьезное, подсудное. Сначала рванул Перета по офицерам-мотострелкам. Мол, выручайте, дайте какого-никакого бойца взаймы, не самому ж мне туда… Но я ж сразу сказал, му… майор он был на редкость неприятный… В общем, бойца ему никто не дал. А своих в подчинении нет – штаб, ё-моё… А дело-то к ночи… И пошел Перета к комбригу… Сдаваться и в ножки падать… Как был – пьяный и безоружный. Тогда комбригом еще не этот… – разведчик презрительно скривился и мотнул головой куда-то в сторону штаба, – был, а полковник Савельев. Суровый, говорят, дядька, но справедливый. Афганец, да и потом прошел с бригадой и Крым, и Рым… В общем, он Перете бойца тоже не дал, а дал по шее. И велел к утру пистолет отыскать. Ну, майор повздыхал, напялил на себя офицерский химзащитный костюм Л-1, противогаз, взял фонарь и полез в яму. А на дворе уже ночь глубокая… И как назло, именно в это время и именно в этот сортир рванула по своим делам телефонистка с узла связи. Съела, бедная, чего-то несвежего… Зашла, присела… А тут ей снизу прямо в… э-э-э… попу – луч света и какое-то странное «бу-бу-бу», отдаленно на «етит твою мать» похожее. Она в дыру-то глядь, а там – противогазное хрюсло. А оно, зараза, когда неудачно в темноте неярким светом подсвечено – хуже рожи любого упыря из фильма ужасов… Ну та, с перепугу, прямо в хрюсло как дала «из обоих стволов»… с «подливкой»… А потом – орать и дёру. Прямо как была, со спущенными портками…

Галя, явно представившая себе несчастную девушку, без штанов мчавшуюся ночью по военному лагерю, громко и не очень прилично захохотала.

– Ага, – хихикнул Макс. – Короче – хорошо, говорят, бежала. Ее наши, что в секрете в лесу возле лагеря сидели, только у опушки перехватили. Ну и голосила, как пожарная сирена, весь лагерь на уши поставила. Народ сбежался, пытается выяснить, что почем, а та только штаны подтянула, в сторону сортира бешеным взглядом косит и причитает: «Там!.. Там!..» Ну, наши тоже напряглись, неспроста ж у девки такая истерика… Патроны у офицеров и прапоров боевые имелись – все ж таки толпа народа с оружием в лесу, мало ли. Охранять-то его тоже нужно… Короче, два наших прапора из взвода спецразведки вламываются в нужник и тычут стволами в дыру: мол, «хенде хох, сволочь!». А там этот му… майор… Мало того что стоит в дерьме по пояс, так еще и хрюсло – всё телефонисткой обгаженное…

Тут уже захохотали все. Понятно, что представить подобное зрелище во всей красе сложно. Такое нужно увидеть. Но даже того, что услужливо нарисовала фантазия, хватило, чтоб девушки просто ржали в голос, будто молодые кобылки. До слез, то икоты, до сведенных мышц живота.

– И что потом с тем майором было? – спросила лишь похихикавшая за компанию Женька у довольного эффектом рассказчика.

– А… – легкомысленно отмахнулся тот. – Ушел он из бригады, буквально в ту же неделю. Переводом, в другую часть. Сожрали бы его у нас после такого. Не за ныряние в толчке, нет… За это скорее наоборот – зауважать могли. Мол, вон на что офицер готов пойти, чтоб оружие вернуть. Но вот телефонистку ему бы не простили. Это уже клеймо на всю оставшуюся службу.

– Ну да… – многозначительно кивнула в ответ она.

Вообще-то историю эту старшеклассница Воробьева слышала еще в родном Иваново. Только там дело происходило не в подмосковной бригаде внутренних войск, а в поволжской бригаде войск химзащиты. А роль телефонистки исполнял залетный проверяющий генерал из Министерства обороны, не вовремя траванувшийся чем-то в офицерской столовой. В остальном – совпадение стопроцентное. Даже род деятельности и звание главного героя совпадали. Похоже, недолюбливают в армии штабных майоров, коль такие пошлые пасквили про них выдумывают. Хотя – сказка ложь, да в ней намек… Если история так по армии расползлась, значит, что-то похожее где-то и когда-то все же было. На пустом месте такое не выдумать.

– А вот еще случай был, – прищелкнув пальцами, довольно улыбнулся и подмигнул Гале Максим. – Значит…

– Так, Железный, отставить там барышням по ушам ездить! – гаркнул откуда-то со стороны входа Грушин. – Бери Раша за жабры и ко мне оба бегом!

Подарив Галине на прощанье по улыбке, и веселый рассказчик Макс по прозвищу Железный, и его менее балагуристый напарник Сергей, отзывавшийся на Раша, быстрым шагом, переходящим в рысь, дернули на голос. «Да уж, – подумала Женька, – какая, оказывается, интересная штука эти «неуставные взаимоотношения», когда при упоминании полковника бойцы разве что не плюются, а по первому зову старшего прапорщика несутся, теряя ботинки и снося все на своем пути»… Ну, может, с потерянными ботинками и снесенными препятствиями она и преувеличила, но так, слегка, чуть-чуть совсем.

– Слушай, Галь, ну это прямо даже обидно… – громким шепотом попеняла рыжей сидевшая рядом с ней Аня – высокая спортивного вида брюнетка с короткой стрижкой, – тут такая, понимаешь, клумба собралась, можно сказать – цветник, а эти двое гавриков оба на тебя залипли. Это как понимать?

Женька только улыбнулась, услышав неподдельную ревность в заданном вроде бы шутливом тоне вопросе.

– Тут, девчонки, все дело в главном, – Галина широко улыбнулась и слегка приподняла на ладонях свой внушительный бюст, – в сиськах. Ты ж сама сказала – гаврики. Контрактники, ага! Обоим хорошо если водку уже пить можно по американским законам. Год отслужили – и на контракте остались. Да, мышцу подкачали – дай бог всякому. А сами как пацанами сопливыми в мозгах были, так ими и остались. Вот чтоб оценить такую, как ты, Ань, или вон Эухению нашу, тут мужики постарше нужны. А на меня все больше такие, как эти двое, и западают. У которых прыщи только сошли. Или эти… «ара, слющай, да», но им, по-моему, вообще без разницы, к кому приставать.

С обсуждения разных типов ухажеров, завидных и не очень, разговор плавно перетек в обсуждение планов на будущее. Как оказалось, размытые и неопределенные перспективы пугали не одну лишь Женьку, но в «колхоз» к общинникам на дальние выселки и уж тем более в проститутки на Базар (где бы он ни находился и что бы из себя ни представлял) не хотелось никому.

– А я б, наверное, попробовала к военным пристроиться, – поделилась наболевшим Женька. – Не как сейчас – балласт, который приютили из милости и кормят-поят из жалости, – а, что называется, «на оклад». У них ведь, оказывается, не так уж все плохо и глупо, как снаружи казалось.

– Особенно сейчас, – согласилась Аня.

– Похоже, что это самое «сейчас» еще не на один год затянуться может, – погрустнела только что улыбавшаяся Галя. – Жень, а ты попробуй с Ник-Ником на эту тему переговорить. Он к тебе вон как хорошо относится. Вдруг подскажет что дельное? Ну а мы – за тобой в этом… как его? В фарватере?.. Или кильватере? А, плевать! Неважно… Следом, короче. Кучкой-то, девчонки, оно всегда полегче…

После Галиных слов «клумба» глубоко задумалась, разговор мало-помалу заглох. Только шуршала бумага разрываемых пачек да негромко клацали один о другой загоняемые в магазины патроны. Грушин и разведчики вышли на улицу и чем-то непонятным там занимались. Сначала неторопливо, судя по негромкому бубнежу голосов за металлической стеной, прошли по всему периметру ангара, потом один из разведчиков явно залезал зачем-то на округлую стену и гремел по железной крыше подошвами ботинок. После этого Грушин и один из ребят, тот, которого он отводил в сторону первым и с которым о чем-то довольно долго переговаривался, тянули по балкончику, что изнутри опоясывал ангар по кругу, через узкие окна почти под крышей, тонкие, чуть толще суровой нитки, золотистого цвета проводки. Затем, когда уже начало понемногу смеркаться, Николай Николаевич поставил двоих разведчиков в караул и отправил оставшуюся троицу и девушек ужинать и спать. А сам долго возился на столе своей кондейки с какими-то небольшими коробками, к которым подключал в одному ему понятной последовательности эти самые золотистые проводки.