Это моя земля! - Громов Борис - Страница 63

– Саш, у тебя ножа складного, часом, нет?

– В твоем возрасте, Борямба, уже свой иметь пора, – беззлобно подначивает он меня и протягивает маленький швейцарский многофункциональный «складень» с темно-красной пластиковой рукоятью. – Тебе на кой?

– Надо, – коротко отвечаю я и присаживаюсь на уже нагревшиеся под жарким весенним солнышком бетонные ступени торгового павильона. Потом, словно прощаясь, разглядываю изувеченного Тигру. Как ни жаль, но его уже точно не восстановят, с такими повреждениями ни одна мастерская не спасет… Потом стягиваю через голову ремень висящего за спиной «Вала» и кладу легкий, почти игрушечный по весу, аккуратный автомат на колени. Выщелкиваю лезвие «Викторинокса» и, примерившись, начинаю вырезать на коротком шершавом пластиковом цевье «Вала» аккуратные ровные буквы. Т, И, Г, Р. Традиции нужно блюсти.

Интермедия шестая. Юра Пак

То, что отведенное ему судьбой время стремительно уходит, Пак ощущал буквально шкурой. Шкурой пережившего беспредел девяностых и тогдашние бесконечные пусть и мелкие, но кровавые и жестокие «гангстерские войны» за передел Подмосковья. Уж больно жирным и лакомым куском была Московская область, слишком многие от него себе долю малую урвать пытались. У кого-то это даже получалось, некоторые после этого даже смогли выжить. И вот теперь весь прошлый криминальный опыт и обострившаяся в последние недели чуйка просто в голос вопили: «Дёру! Еще чуть-чуть – и будет поздно!». «Гвардейцы» Гапонова и Скороходько борзели просто на глазах. Нет, Юры, Светы, прапорщика Володи, его сержантов и их близких это пока не касалось, но вот прочим обитателям Центра спасения приходилось несладко. Для них Центр из спасательного понемногу превращался в нечто совершенно другое, прямо противоположное по смыслу. Конечно, не в концлагерь, но… В общем, хорошего от распоясавшихся «охранничков» гражданские уже не ждали. При этом и бежать им было некуда, и помощи просить не у кого.

Гапонов из произошедшего в его кабинете выводы явно сделал. Его излишне любвеобильный сынок ни Паку, ни Свете на глаза больше не попадался, но зато поблизости почти всегда отирались пара-тройка бывших бойцов из «бригады» Скороходько или бывших же милиционеров Ивантеевского УВД, которых собрал под себя Гапонов, давно уже оттерший от управления их бывшего начальника. И то правда! А кто он вообще такой? Ну, полковник… Дальше что? Это когда у государства все в ажуре было – был он властью. И подчиненные приказы исполнять чуть не бегом кидались, и все вокруг побаивались. Потому как за полковником стояла вся государственная система. А теперь? А теперь он просто пожилой и грузный дядька в не шибко удобного покроя форме. Да еще и с алкогольными проблемами. Кто такого сейчас слушать будет и с чего? Слушают теперь того, кто кормит. А кормит всех этих вооруженных архаровцев он, Гапонов. Даст команду – разорвут они своего бывшего начальничка на лоскуты, благо поводов для не самого к себе лучшего отношения он в свое время давал подчиненным предостаточно. Просто пока Гапонову этот тихий алкоголик не мешает.

Вели себя соглядатаи тихо, конфликтов не провоцировали, скорее наоборот, лучились фальшивым насквозь дружелюбием, но взгляды у них были, особенно в те моменты, когда они думали, что их не видят… У Юры от тех взглядов, будто у бойцового пса перед дракой, волосы на загривке дыбом вставали, а указательный палец правой руки аж судорогой сводило. Но пока дергаться было рано. С другой стороны, не дай бог момент упустить! Замешкаешься – и ничто не спасет, даже припрятанный в Юрином микроавтобусе пулемет.

Все возможные «сливки» Пак с Чугаевым и его сержантами уже сняли: старые схроны жмыховской бригады были вскрыты, оружие из них вычищено, заряжено и аккуратно попрятано в тайниках. Что-то – за пределами центра спасения, а что-то, как тот же ПК, – прямо в спешно оборудованных тайниках в Юриной «буханке». Оставалось только выбрать удачный момент, чтобы по-тихому, не привлекая внимания, сграбастать в охапку Свету, Володину семью и подругу Данилы, а там – дай бог ноги. В УАЗе вполне могли всем кагалом уместиться. Тесновато, конечно, будет, но терпимо – вещей с собой все равно никто брать не собирался. Только самое необходимое – документы и оружие. Все остальное теперь вокруг никому не нужное лежит в весьма впечатляющих количествах. Только приди и возьми. Остается только для этого выжить. Ну да, всего ничего…

Вопрос «Куды бечь?» тоже давно рассмотрен. При первом же его обсуждении Володя сразу предложил единственный, по его мнению, вариант – в Посад, к омоновцам на базу. Юра, с давних пор испытывавший к парням в сине-серо-черном «городском» камуфляже и шапочках-масках некоторую личную неприязнь, позволил себе усомниться. Мол, а не будет ли на базе ОМОНа той же гнуси, что творилась сейчас вокруг них? Есть ли смысл шило на мыло менять? Но прапорщик уперся рогом.

– Пойми ты, Юра, – горячо доказывал он Паку, – ОМОН – это совсем другое. Они, конечно, тоже менты, но гнилья среди них, в отличие от обычных наших «управ» – считай, и нет совсем. Не та структура. Они ж с Кавказа не вылезают. А на войне гнилого да продажного никто рядом терпеть не будет. Там все и воюют вместе и, случись что, подыхать тоже вместе будут. Опять же, я с ними в самый первый день столкнулся. Вместе вьетнамский цех на тонкосуконной фабрике «чистили»…

Тут Пак навострил уши:

– Стоп, Вова! Вот отсюда – подробнее, пожалуйста.

– А чего подробнее? Кто-то заразился, помер, обратился. А они все – в одном цеху. И цех снаружи заперт… В результате – несколько сотен мертвецов. Только тогда обо всем этом и не знал никто… Сначала там старший смены ЧОПа сгинул, успев пострелять немного. Остальные чоповцы в штаны наложили и вызвали нас. А один придурок из наших, не дожидаясь «спецуры», отправил туда нас. Три экипажа ГНР. Я старшим был. Видать, хотел он себе, сука, медальку за успешное руководство повесить…

– И?..

– И – все! – коротко огрызнулся прапорщик. – До прибытия ОМОНа из девяти только четверо дожили. И то – один потом обратился… Если б не омоновцы – нас бы там точно всех схарчили. И не только тех, кто в цех со мною влез, но и тех, кто на улице стоял: дверь-то входную мы не заперли. Снаружи-то никто еще не в курсе – что и как, первый день, чтоб его… А потом все, кого до скелета не обгрызли, пошли бы по городу. Оно, конечно, и так вышло – не сахар ни разу, но только мы, думаю, многим жизни спасли, когда все это кубло спалили… Там же рядом и детские сады, и школы, и больница. Пусть несколько часов – но подарили людям. А если бы почти полутысячная стая оттуда разом вырвалась – вот тогда бы совсем нерадостно получилось…

Володя еще что-то рассказывал: про то, как менты собирали по двору фабрики пустые бутылки и мешали в них самопальный «коктейль Молотова», про то, как обратился и чуть не сожрал прокурорского начальника его умерший подчиненный, про то, как чудом спасенный прокурорский себе в штаны от страха напустил. Но Юра его слушал вполуха, только время от времени хмыкал да поддакивал, делая вид, что ему интересно. У самого же перед глазами стояли переводчик Ваня Донг, безымянный покусанный вьетнамец с окровавленной щекой и прочие «зайцы» из его «трудовой команды». То, что заразиться человек может и через укус животного, они со Светой узнали, еще когда отсиживались в его доме в «Полянке» и смотрели по телевизору все подряд, не выключая. А вьетнамца укусила помойная крыса… Вряд ли совпадение. Кроме «зайцев», никто из работавших на фабрике из цеха не выходил несколько недель. От мысли, что по его вине умерли, причем умерли страшно, почти пятьсот ни в чем не виноватых азиатских работяг, Пака трясло несколько дней. Да и позже до конца так и не отпустило. Мерзкое ощущение.

Возможно, из-за терзавшего чувства вины, а может – просто по вечному закону подлости, готовившийся к неприятностям Пак само нападение умудрился проспать. Ну не в прямом смысле, конечно… Словом, в тот момент, когда хлипенькая филенка входной двери в их со Светой кубрик, жалостливо хрустнув на прощанье, сломалась пополам сверху донизу, они сидели за столом и завтракали.