Кочевники поневоле - Гелприн Майк - Страница 21

– И тем не менее вам придётся это проделать, – Гордон усмехнулся. – Не сгущайте краски, лейтенант, войны с февралём нет, с чего это февралиты станут убивать ваших солдат. Я хочу убедиться в том, что торги отменены намеренно, а не из-за досадной случайности. Ваши разведчики достигнут февраля, лейтенант, и переговорят с зимниками. Мы будем их ждать.

– Почему бы вам не послать своих людей, капитан?

– Это не вашего разумения дело. Исполняйте.

Последнюю разведывательную партию, на самой границе февраля и марта, лейтенант Мартен решил возглавить лично. Уходили утром по первому, скрипящему под сапогами снегу, который нанёс за ночь промозглый ветер. Лошадиные копыта скользили по белой крупе, кони недовольно ржали, и вслух роптали люди. По Ремню двигались, пока не стемнело. Едва видный на горизонте краешек оранжевого диска Сола с каждым часом становился всё меньше, эфемерней, и, наконец, исчез. За час до заката Нце Франсуа скомандовал остановку. Люди спешились и, держа коней под уздцы, нетерпеливо смотрели на командира в ожидании приказа.

Франсуа, однако, пребывал в нерешительности. Можно было зажечь фонари и продолжить движение в их свете, рискуя нарваться на февральские пули. Можно было заночевать в лесу, чтобы продолжить движение назавтра. А можно было завернуть оглобли. Франсуа прикинул «за» и «против». Он отдавал себе отчёт в том, что возглавил партию в тайной надежде увидеть Хетту. И также отдавал себе отчёт в том, насколько эта надежда мала.

– Я пойду вперёд, – наконец решил он. – Со мной двое добровольцев, все прочие останутся здесь и будут ждать нашего возвращения. Если не вернёмся через трое суток, оставшиеся уходят обратно на восток. Итак, добровольцы?

Вперёд шагнули все восемнадцать разведчиков. Франсуа улыбнулся.

– Не сомневался в вас, ребята, – сказал он. – Ты, Моншери. И ты, Жерар. Вы идёте со мной. Сержант Артуаз остаётся за старшего.

Всю ночь, не давая ни себе, ни коням передышки, двигались по Ремню на восток, в коридоре пряных сосен, плотными рядами сомкнувшихся по обочинам. Фонари тускло освещали заснеженную дорогу, выхватывая из темноты зловещие белёсые пятна, пляшущие в такт конскому топоту. Франсуа колотил озноб, ему было страшно и, глядя на ощерившиеся, напряжённые лица Рене Моншери и Анри Жерара, он понимал, что в своём страхе не одинок.

К утру, когда на севере разогнал темноту тускло-серебряный диск Нце, всадники немного приободрились. Вскоре Франсуа приказал гасить фонари. Теперь шли по Ремню вереницей, лейтенант впереди, конь Моншери отставал на полтора корпуса, Жерар замыкал.

Февралитов они обнаружили, когда Нце уже подкатывался к зениту, а вернее сказать, февралиты обнаружили их.

– Стоять! – по-июльски выкрикнули из-за дорожного поворота. – Стоять на месте, если жизнь дорога!

Франсуа осадил коня. Спешился.

– Оставайтесь здесь, ребята, – бросил он и, вытянув из кобуры револьвер, протянул Моншери: – Подержи пока. Я поговорю с ними.

Подняв вверх руки, Франсуа двинулся на голос. Он шагал по обочине и явственно чувствовал, как его грудь разглядывают сейчас в перекрестье прицела. Страха, однако, не было, страх ушёл, остался позади, потерялся в чёрной февральской ночи.

За поворотом дороги лейтенанта ждали двое молодых парней с винтовками за плечами. Ни того, ни другого Франсуа раньше не видел.

– Лейтенант Мартен, – представился он, застыв в десяти шагах от февралитов. – Можете не опасаться меня, я безоружен.

– Нам нечего опасаться, лейтенант, – строго сказал тот февралит, что стоял слева. – Тебе пока тоже. Сколько вас?

– Трое. За нами в полутора сутках пути никого нет.

– Верю. Зачем пожаловал?

– Узнать, что случилось.

– Ты не знаешь, что случилось, лейтенант?

Франсуа промолчал.

– Растолкуй ему, Свен, – попросил тот, что стоял справа.

– Нечего растолковывать. – Свен сплюнул в снег. – Возвращайся к своим, лейтенант, и передай, что торгов больше не будет.

– Вообще не будет?

– Вообще.

– Могу я спросить почему?

– А ты уже спросил, – февралит внезапно дружелюбно улыбнулся. – Я слыхал о тебе, – добавил он. – От Бьёрна Йохансона, тот говорил, что ты отличный парень, и вообще, он сожалеет, что вы по разные стороны марта. Ты знаешь Бьёрна, лейтенант?

– Знаю, – Франсуа кивнул. – И его сестру Хетту Йохансон тоже.

– Не мудрено, – хохотнул Свен. – Красивая девочка. В общем, так, приятель, передай своим – вы нас достали. Знаешь, что такое «достали»? Это означает, что мы не станем иметь с вами больше никаких дел. Если июльским вельможным господам нужны звериные шкуры, пускай приходят и попытаются их забрать. Силой, потому что по-другому мы не отдадим. Всё понял? Так и передай. А теперь ступай отсюда, приятель. И больше не возвращайся.

Головной седан притормозил и свернул с Ремня на неровную колдобистую грунтовку. Она вела к обширному незасеянному полю, отстоящему от дороги на полторы мили. Таких полей на всей планете было четыре, одно находилось сейчас в январе и лежало под снегом, два других – в октябре и апреле. Каждое использовалось раз в год – как космодром, когда наступал август. В августе на поле приземлялся торговый корабль компании «Галактико», и происходил обмен.

В головном седане на пассажирском сиденье подобрался Уэйн Каллахан, начальник службы безопасности клана Каллаханов и кузен главы клана Джерри. Неделю назад клан перешёл на военное положение в связи с конфликтом с Уотершорами, и Уэйн усилил охрану, ввёл круглосуточные вахты телохранителей, которым раздал вывезенное из августовских арсеналов оружие. Сам Уэйн носил в боковой кобуре восемнадцатизарядный пистолет-автомат, а в подмышечной – ещё один, тоже автоматический, только девятизарядный. Полторы дюжины подчинённых ему родственников разной степени дальности довольствовались наплечными автоматами системы «Гроза», менее удобными в обращении и более громоздкими, зато с улучшенной кучностью стрельбы и повышенной дальнобойностью.

Джерри Каллахан следовал за головным седаном в массивном, крашенном под бронзу джипе. Он сидел за рулём сам, охрана расположилась сзади. Джерри не любил автомобильной езды, предпочитая перемещаться на геликоптере, однако четырежды в год, во время обмена, вынужден был залезать под раскалённую Солом бронзовую покатую крышу. Обмен требовал его личного присутствия и зачастую дипломатических способностей – переговоры с представителем компании всегда были делом достаточно сложным.

Два под крышу гружённых шкурами зимних зверей трейлера шли впритык за джипом, за ними цепью по двое – дюжина мотоциклистов.

На окраине поля крытая щебнем оборвалась, седан и джип сдали в перелесок, тягачи протащили трейлеры по целине и, пройдя сотню ярдов, встали.

Джерри выскочил из машины наружу. Сол, как всегда, стоял в зените, пекло немилосердно, трава на опушке перелеска поникла под зноем.

Кузен Уэйн отослал половину команды в круговое охранение, оставшейся половине приказал ставить палатки и длинными размашистыми шагами двинулся к Джерри.

– На сегодня всё, – сказал Уэйн, проводив взглядом оседающий к горизонту Нце. – Можно отдыхать до утра.

Джерри кивнул. На обмен он приезжал традиционно за сутки, ночь проводил в лесу, высыпался, вдыхая терпкую смесь ароматов смолы, мха и хвои, вставал с восходом, и следующие несколько дней было уже не до отдыха. Наутро прибывали из августа мобильные склады, затем начиналась разгрузка трейлеров, а к вечеру грузовоз «Галактико» заходил на посадку и начинался обмен, который и продолжался двое суток, а то и дольше, если по ходу возникали проблемы.

Джерри долго не мог заснуть. В палатке было прохладно, работал запитанный от джипового генератора кондиционер, из леса наносило привычные терпкие запахи, мешающиеся с духом жареной зайчатины, которую охрана запекала на вертелах на костре. Гортанно покрикивали лесные птицы, стрекотали цикады в ветвях, и обычно под эту гамму спалось глубоко и сладко. Сегодня, однако, сон упорно не шёл. Мысли о том, что республика балансирует на краю пропасти, и он, Джерри, вместе с ней, не давали покоя. Неверный шаг, и на нём всё закончится. Впервые за несколько последних лет Джерри пожалел, что не успел жениться и оставить наследника. Умри он или погибни, и в клане почти наверняка разразится внутренняя война, которая может закончиться крахом, распадом клана и физическим устранением новых лидеров, тех, кто рискнёт принять власть после его смерти. А потом и гибелью всего, ослабленного, раздробленного междоусобицей клана Каллаханов.