Безрассудство любви - Браун Сандра - Страница 2

Не думая о том, что делает, Кэтрин сбросила халат, ночную рубашку и метнулась к шкафу. Вытаскивая джинсы, она проклинала Мэнингов и особенно Питера. Как он мог? Неужели он причинил Мэри мало страданий? Зачем нужно было так унизить ее, погибнув в автокатастрофе вместе с другой женщиной? Кэтрин верила рассказам сестры о том, что Питер поднимал на нее руку. И вот теперь у Мэри начались роды… На седьмом месяце! Господи, помоги ей. Кэтрин молилась про себя, натягивая футболку и всовывая ступни в сандалии.

Не расчесав волосы и не подумав о макияже, она выбежала из дома, села в машину и направилась к больнице. Кэтрин заставляла себя ехать медленнее: чем она поможет Мэри, если тоже попадет в аварию или покалечит себя?

«Мэри, Мэри, ну как же ты не увидела, что за человек Питер Мэнинг?» Неужели ее так ослепила улыбка, которой Питер сиял со страниц глянцевых журналов, что она не заметила ее поверхностности? Питер Мэнинг, золотой мальчик, сын одной из богатейших и именитейших семей Денвера, очевидный наследник банков, агентств недвижимости, страховых компаний и множества других предприятий, стал мужем Мэри Адамс год назад.

Кэтрин была удивлена – и это самая скромная оценка ее чувств, – когда Питер неожиданно обратил свое внимание на Мэри. Он познакомился с ней, когда она работала в художественной галерее, чтобы оплачивать занятия живописью.

Он был милым, добродушным, сокрушительно красивым, лощеным и очень уверенным в себе. У мягкой, наивной, доверчивой Мэри не было шансов устоять перед ним. И Питер позволил ей упасть. Больно и очень низко.

Почему? Этот вопрос не давал Кэтрин покоя с самого начала их странного романа. Мэри была хорошенькой, но не могла сравниться с ослепительными дебютантками и знаменитостями, в обществе которых привык появляться Питер. Зачем ему понадобилась Мэри?

Кэтрин воинственно посигналила мотоциклисту, засмотревшемуся на зеленый сигнал светофора. Но ее гнев был направлен не на водителя. Она сердилась на мужчину, который превратил веселую, счастливую, жизнерадостную молодую женщину в загнанного, не находящего покоя робота.

Всего через несколько месяцев после свадьбы любящий жену Питер, отношение которого к Мэри всегда казалось Кэтрин несколько преувеличенным, чтобы быть искренним, начал разительно меняться.

Кэтрин в ужасе слушала Мэри, которая рассказывала ей одну ужасную историю за другой. Физическое и эмоциональное насилие стало ежедневным. Питер был в ярости, когда Мэри забеременела, хотя она клялась, что он изнасиловал ее однажды вечером, не дав ей возможности принять меры предохранения. Брак превратился в сущий кошмар.

Но миру Питер являл образец семейного блаженства. Он преданно ухаживал за Мэри при родителях и их друзьях по загородному клубу. Его неискренность казалась бы смехотворной, если бы ситуация не была настолько трагической.

Кэтрин подъехала к приемному покою и сразу же нашла пустое место на парковке у входа. Она заперла машину и вбежала в ярко освещенное помещение всего лишь за секунды до того, как раздался вой сирены «Скорой».

Она и врач Мэри стояли в просторном холле, когда санитары вкатили каталку через автоматически раскрывшиеся двери. Кэтрин ахнула, увидев лицо сестры. Ей пришлось зажать рот рукой, чтобы не закричать. Глаза Мэри были широко открыты, но ничего не видели. Они не отреагировали на присутствие сестры, когда каталку провезли мимо Кэтрин в смотровую палату.

После короткого осмотра Мэри отправили в родильное отделение, где она всего через тридцать минут родила девочку.

Врач был явно расстроен, когда вел Кэтрин по неярко освещенному коридору.

– Она в плохом состоянии, мисс Адамс. Не думаю, что она переживет эту ночь.

Кэтрин привалилась к стене и смотрела на него, крепко прижав к губам кулак. Ее зеленые глаза наполнились слезами, и соленые капли покатились по щекам нежного абрикосового цвета. Слезы упали на пряди медовых волос, в беспорядке рассыпавшиеся по плечам.

– Мне жаль, что приходится говорить с вами так прямо, но я полагаю, вы должны знать всю серьезность состояния вашей сестры. Она потеряла слишком много крови, поэтому мы мало чем смогли ей помочь, хотя переливание мы сделали.

Врач помолчал немного, потом посмотрел на Кэтрин и негромко сказал:

– Эта беременность была не слишком счастливой. Ваша сестра не заботилась о себе. Я беспокоился о ней еще до… Да, я знаю о том, что произошло сегодня вечером. Мне жаль мистера Мэнинга. Я не думаю, что Мэри хочет жить, – сочувственно добавил он.

Кэтрин молча кивнула. Когда врач уже собрался отойти от нее, она схватила его за рукав и хрипло спросила:

– Что с ребенком?

На лице врача появилось подобие улыбки.

– Это маленькая девочка. Один килограмм восемьсот граммов. Идеально сформированная. Думаю, она справится.

Мэри умерла на рассвете. В один из немногих моментов краткого просветления она попросила позвать Кэтрин.

– Листок бумаги, – прошептала Мэри сестре.

– Бумаги? – глупо переспросила Кэтрин. Неужели Мэри не понимает, что это их прощание?

– Да, Кэтрин, пожалуйста. Поторопись. – Мэри едва говорила.

Кэтрин в отчаянии обвела взглядом палату в поисках бумаги и наконец увидела бумажные полотенца в смежной маленькой ванной.

– Ручку, – прохрипела Мэри.

Кэтрин достала ручку из своей сумки и изумленно смотрела, как ослабевшая сестра пытается дрожащей рукой написать на бумажном полотенце несколько строчек.

Закончив, Мэри поставила под написанным свою подпись и, совершенно обессиленная, упала на подушки. От напряжения ее лицо стало совсем белым, на нем выступили капельки пота. Губы посинели, под глазами залегли темные круги, но сами глаза засверкали, ожили. Они были намного живее, чем за весь срок ее брака. Кэтрин на мгновение увидела перед собой в этой выхолощенной оболочке тень прежней Мэри и едва не зарыдала, заново осознав потерю.

Мэри была голубоглазой блондинкой с чистой розовой кожей. Ее глаза всегда смеялись, стоило пухлым губам изогнуться хотя бы в подобии улыбки. Мэри была ниже ростом и полнее, чем ее высокая худощавая сестра, поэтому она переживала из-за каждой калории, пока у нее совершенно не пропал аппетит. Жизнерадостный голос сменился приглушенным шепотом, и этот шепот вырвал Кэтрин из воспоминаний.

– Кэтрин, назови ее Элисон. Не отдавай ее им. Они не должны ее забрать. – Побелевшие пальцы Мэри вцепились в руку сестры. – Увези ее отсюда. Скажи ей, что я ее очень любила.

Мэри закрыла глаза и сделала несколько коротких вдохов. Когда она снова открыла глаза, ее взгляд был мечтательным и спокойным.

– Элисон – такое красивое имя, правда, Кэтрин?

Спустя два дня состоялись двойные похороны. Они превратились в настоящий цирк. Публика всегда падка на скандалы, и ее аппетит подстегивали репортеры, каждый из которых старался написать наиболее сенсационную историю. Девушка, погибшая в аварии вместе с Питером Мэнингом, оказалась семнадцатилетней участницей группы болельщиц. Когда машина врезалась в опору столба, школьница была полуодета. Преждевременное рождение Элисон и последовавшая за ним смерть Мэри только добавили перца в эту историю.

Кэтрин погрузилась в горе, оплакивая сестру. Питер умер мгновенно – у него была сломана шея – и больше ни одной царапины. И Кэтрин думала о том, что это несправедливо, особенно когда вспоминала измученное лицо Мэри, ее невинную красоту, уничтоженную месяцами физического и психологического надругательства. Это было нечестно.

Кэтрин едва справилась с показухой светской свадьбы годом раньше, но похороны оказались сущим мучением.

Элинор Мэнинг, очень привлекательная в черном платье от известного дизайнера и с красиво уложенными белокурыми волосами, была безутешна. Она то цеплялась за Питера Мэнинга-старшего, высокого, изысканного, седовласого мужчину, и горько рыдала, то обрушивалась на бедную умершую Мэри за то, что та недостаточно любила Питера, ее дорогого сына. Потом она принялась ругать Джейсона, младшего брата Питера, который не пришел на похороны.