Идущие следом - Негатин Игорь - Страница 3

– Почему же вы раньше этим не озаботились?

– Каким образом, Жак? Мы сидим вторую седмицу, а разговор был первым. Первым, и очень надеюсь, что последним. Тюремщиков заменили в первый же день. Будь на их месте старые служаки, я бы давно отправил весточку его преподобию. Это спасло бы нас от вынужденного поста и безделья.

– Отчего же не аббату Хьюго?

– Святой отец получил больше увечий, чем глава Святого Трибунала. Мало того – аббат больше заботится о делах монастыря, нежели о простых мирянах, а его преподобие только и делает, что разыскивает среди горожан еретиков и вероотступников. Следовательно, он обладает бо́льшими возможностями нам помочь.

– Хоть шериф Баксвэра и очень неприятный человек, но он должен знать…

– Что именно вы хотите ему сообщить?

– Он тяжело болен. Скоро эта болезнь может обостриться.

– Пустое! – отмахнулся шевалье де Брег. – Филипп слишком много ест красного мяса и пьёт белого вина, что губительно для печени и желудка. Живительные соки, находящиеся в теле, замедлили свой бег и загустели. Отсюда одутловатость, тяжесть и скверное настроение. Добавлю, что чёрная желчь сделала нашего шерифа меланхоличным и очень мстительным. Впрочем, как и всех остальных, кто сумел достичь определённых высот в здешнем обществе.

– За исключением графини… – заметил я.

– Разумеется, – мой друг помрачнел. – Ирэн де Фуа, сударь, это прекраснейший цветок, выросший среди грязи высшего света. Зная её прежнего мужа, готов поспорить, что она так и осталась девственно чистой и невинной.

– Как так?

– Старый граф де Фуа больше интересовался смазливыми юношами, чем женщинами.

– Какая гадость… – скривился я.

– Увы, такие господа не редкость, – хмуро кивнул шевалье. – Возможно, мои рассуждения и покажутся вам греховными, а то и кощунственными, но чем больше я изучаю тёмный мир колдовства и магии, тем чаще удивляюсь простым смертным, причастным к различным историям и происшествиям. Подчас люди превосходят самую жуткую нечисть в злобных деяниях и вызывают моё искреннее презрение. Кстати, вы ещё не забыли историю о торговце и его бедной дочери?

– Такое сложно забыть.

– Вот и прекрасно. Память – это чудодейственное средство. Она обладает удивительными свойствами! Ей подвластно всё, кроме будущего. Главное – не забывать о настоящем и не кривить душой. Жизнь слишком коротка, чтобы притворяться. Однако, Жак, довольно слов! Нам надо выспаться! Сдаётся, что завтра нас ожидает тяжёлый день, а последующая за ним ночь будет и вовсе бессонной.

– Почему?

– Позвольте, Жак, я не стану отвечать? Не хочу насмешить Господа Бога своими планами и надеждами.

Шевалье оказался прав – уже на следующий день, незадолго до полудня, дверь темницы распахнулась, и нас вывели во двор. Любой из горожан, окажись он на этом месте, уже читал бы молитвы, приготавливаясь к неминуемой смерти. На задворках тюрьмы казнили тех преступников, чью смерть, в силу каких-то причин, нельзя было преподнести как одно из развлечений для городской черни. Публичной казни удостаивался не каждый и[2] […]

…[прово]дили в уединённую комнату его преподобия отца Раймонда, которая своей формой напоминала графский кабинет в замке Буасси. Разве что вместо гобеленов висело несколько полок, где виднелись книги, свитки и целые стопки тончайшего пергамента.

– Слава Иисусу Христу, святой отец!

– Во веки веков, – кивнул его преподобие. Его голос был слаб, а лицо покрывала лёгкая бледность, свидетельствующая о перенесённой болезни. – Вам несказанно повезло, дети мои, что слухи о вашем заточении достигли нужных людей.

– Всё в руках Господа, – потупился шевалье де Брег.

– Вы правы, сын мой, но не следует уповать лишь на милосердие и всеблагую мудрость Создателя. Хоть обвинения и вздорны, но шериф так просто не отступит. Он изрядно зол на вас обоих, а особенно на Жака, которого люто ненавидит.

– Меня? – совершенно искренне изумился я. – В чём причина этой ненависти?

– Вы не забыли, юноша, об убиенном вами Аугусте де Либери? Он был другом шерифа.

– Но…

– Вы хотели что-то сказать? – спросил отец Раймонд и удивлённо заломил бровь.

– Нет, святой отец. Искренне сожалею о своём поступке. Даже представить себе не могу, как мне искупить этот смертный грех.

– Это будет непросто. Разумеется, часть вины вы уже искупили, вернув книги из Лесной обители. Кроме этого, вы уничтожили оборотня, наводившего ужас на жителей Баксвэра, но Филипп де Камрон… Его трудно убедить в вашей законопослушности. По его словам, Жак, вы головорез и сорвиголова, и где бы ни появлялись, преступаете закон и сеете смуту. Это серьёзные обвинения, юноша! Очень серьёзные.

– Понимаю, – кивнул я и склонил голову.

– Если он и согласился вас освободить, то лишь уступив нашим настойчивым просьбам. Шериф не будет чинить вам препятствий и досаждать, если вы не совершите новых ошибок.

– Клянусь, я сделаю всё возможное!

– Если вы так откровенны и честны, то могу сказать, что милость Господня безгранична! Я уверен, что Создатель обязательно окажет вам помощь в этом нелёгком деле. Сегодня, дети мои, вы свободны, а завтра жду для очень важной беседы, о содержании которой никто из посторонних не должен знать.

– Что-то случилось, ваше преподобие? – заинтересовался де Брег.

– Нашему городу грозит осада, но об этом после.

– Осада?!

– Ступайте, дети мои. Ступайте и немного отдохните. Времена, да поможет нам Господь, предстоят тяжёлые.

Когда мы вышли из здания Святого Трибунала, то я вдохнул этот пьянящий воздух и посмотрел на шевалье, который был похож на большого кота, вырвавшегося на свободу. Тем не менее ситуация выглядела странной и не позволяла расслабиться в полной мере.

– Признаться, шевалье, это выглядит скверно.

– Что вас так удивляет, Жак?

– Двусмысленность нашего положения. Орландо, судите сами: нас задержали, обвиняя в покушении на святых отцов, и освободили по их настойчивой просьбе. Всё это выглядит несуразно, если не сказать больше.

– Я уже вам говорил, Жак, что вы неглупый малый! Готов это повторить. Это на самом деле выглядит весьма странным, учитывая положение его преподобия и аббата Хьюго, но отец Раймонд, смею напомнить, никогда и ничего не делает просто так. Как бы там ни было, но мы на свободе, а впереди нас ждёт множество событий.

– Осада… – нахмурился я.

– Именно, друг мой, и посему praeparate bellum.[3]

– Святые угодники! Господь не оставил нас своей милостью! Пьер, дьявольское отродье, чтоб ты сдох, лежебока! Хозяин вернулся!

Я не успел войти во двор своего дома, как Магда, моя добрая хозяйка, возникла словно из воздуха, что, позволю себе заметить, было весьма затруднительно, учитывая её пышные формы. Она рухнула наземь и даже попыталась обнять меня за колени. Признаться, мне было приятно видеть их радость. Казалось, что отсутствовал целый год! Даже Пьер – здоровый увалень – запыхтел от удовольствия и смахнул несколько слезинок, вознося благодарение Пречистой Деве, уберегшей его хозяина от неминуемой смерти.

Эти простые люди не сильно преувеличивали – оказаться в руках палача было намного проще, чем избежать этого свидания. Пусть я и не описал чувства, испытанные в темнице, но они были не самыми приятными. Шериф, пользуясь своей почти безграничной властью над узниками, мог отправить нас на плаху. Сомневаюсь, что кто-то осмелился бы перечить этому решению и хлопотать о снисхождении к нашим судьбам.

Разделив со слугами свою радость, я распорядился насчёт обеда и прошёл в спальню, где увидел на столе письмо и кожаный кошелёк. Судя по цвету сургуча и знакомой печати, сие послание было написано графиней де Фуа. Не успел распечатать, как в дверях возник Пьер.

– Как это понимать? – спросил я и показал ему свиток.