Бронепоезд. Сталинская броня против крупповской стали - Корчевский Юрий Григорьевич - Страница 4

Все-таки бронепоезд тяжел. Но «Эрка» был паровозом грузовым, рассчитанным на тягу. Состав набрал ход и покатился назад – двигались тендером вперед.

Машинист едва ли не по пояс высунулся в окно, следя за самолетами.

Зенитчики открыли огонь.

Ведущий не выдержал, сбросил бомбы и отвернул. Это не беззащитный город бомбить, бронепоезд сам мог огрызнуться.

Бомбы легли на склад. Сверкнуло пламя, поднялось облако пыли.

Вслед за ведущим вошел в пике второй самолет. Он включил сирену, от леденящего воя которой закладывало уши, очень хотелось выбежать из паровозной будки и спрятаться. Пикировщик зашел с головы состава, видимо, решил уничтожить паровоз и обездвижить бронепоезд.

Первая бомба легла с недолетом в сотню метров, недалеко от насыпи, вторая – ближе, слева, и ее осколком пробило боковое стекло.

Сергей в испуге отшатнулся, но потом посмотрел через переднее стекло: не поврежден ли паровоз, не видно ли струй пара или кипятка? Но бок котла лоснился черной краской, все было в порядке.

Состав шел медленно, и, если добавить скорости, слабые подъездные пути завода не выдержат тяжести бронепоезда. Тогда – катастрофа, быстро поезд на рельсы не поставить. А впереди – поворот, выходная стрелка станции. Пора уже было притормаживать, но паровоз вел за собой бронированный состав, не снижая скорости.

Сергей взглянул вправо: машинист сидел в неестественной позе, откинувшись на спинку сиденья и запрокинув голову. Сергей бросился к нему. На виске машиниста виднелась крохотная, почти бескровная ранка.

– Василий, положи Глеба Васильевича на пол, – приказал Сергей.

Времени терять было нельзя. Он опустил рычаг регулятора пара и потянул на себя рычаг тормоза Матросова. Зашипел воздух, выходящий из тормозной магистрали, и состав стал замедлять ход.

Стрелку прошли на двадцати километрах. Сзади грохотали зенитные малокалиберные пушки, заливались счетверенные установки «максимов».

Втянулись на запасные пути, и в этот момент зазвонил телефон.

– Почему стоим? – закричал в трубку командир.

– Выходной семафор закрыт, – ответил Сергей.

– Сами переведите стрелку и выводите состав. Будем стоять – раздолбают.

– Василий таки пошел. Я сейчас! – Сергей буквально слетел по ступенькам и перевел стрелку. Будка стрелочника была рядом, но в ней – никого. Видимо, укрылся где-то стрелочник от самолетов.

Сергей бросился к паровозу, дал гудок и тронулся. Он то кидался к топке, открывая дверцы, то становился на правое крыло паровоза, где было управление. Профиль пути незнакомый, а паровоз с бронепоездом разогнался уже до пятидесяти пяти километров.

Самолеты, отбомбившись без особого успеха, улетели.

Сергей сбавил ход до сорока километров, снял трубку телефона и покрутил ручку. Командир отозвался:

– Слушаю, Белов.

– Что делать?

– Кто у телефона?

– Это Сергей, помощник машиниста. Глеба Васильевича осколком бомбы убило.

– То-то я слышу – голос незнакомый. Сам вести сможешь?

– Так я почти от кирпичного завода сам веду.

– Молодец. Езжай до следующей станции, на ней остановка.

– Слушаюсь.

До следующей станции было недалеко, километров двадцать по железнодорожным меркам – совсем рядом. Но Сергей нервничал: водить паровоз самому ему еще не приходилось.

Как это делать чисто технически, он знал, не первый год на паровозе. Но вести за собой состав, тем более такой тяжелый, – это особая ответственность, на паровозы бронепоездов ставили машинистов с опытом. Чтобы дорасти от помощника машиниста до машиниста в мирное время требовались годы, а то и десяток лет. А он и в помощниках год всего был. Но довел состав благополучно и встал под водоразборную колонку: требовалось пополнить запасы воды, но это уже была работа кочегара. Сам же спрыгнул с паровоза и отправился к командиру. Но тот уже сам спешил ему навстречу.

Встретились у зенитной платформы, откуда зенитчики сбрасывали гильзы на насыпь.

– Рассказывай, – приказал командир.

Сергей рассказал, как все было.

– Сам, говоришь, привел? Замены нет, прифронтовая полоса. Свяжусь с командиром дивизиона по рации. За мной.

Они подошли к бронепоезду. Он находился в середине состава, командирская башенка была на тендере, там же и радиостанция.

Командира не было долго, четверть часа. За это время Сергей успел поделиться новостью с паровозной бригадой бронепоезда.

– Ай-ай-ай, – покачал головой машинист, – не повезло Васильевичу. А ведь мы знакомы давно были, лет пятнадцать.

В этот момент спустился по ступенькам старший машинист.

– Командир дивизиона приказывает тебе исполнять обязанности машиниста. Найдем замену – подменим.

– Тогда я кочегара на свое место ставлю, и кочегар мне нужен.

– Сейчас пришлю тебе какого-нибудь бойца.

– Если можно, того, кто топить умеет, или на худой конец человека сильного.

– Да знаю я!

Вскоре командир привел бойца – невысокого роста, жилистого. Такие обычно отличаются выносливостью.

– Водитель бронеавтомобиля Трегубов. Будет у тебя кочегаром.

– Есть. – И оба направились к паровозу.

– Трегубов, у тебя одежда погрязнее есть? Уголь кидать – работенка пыльная.

– Комбинезон есть, я в нем ремонт делаю.

– Бери и переодевайся, а то потом форму не отстираешь.

– Тебя как зовут?

– Сергеем.

– А меня Виктором. Я быстро. – И боец побежал к своему вагону.

Сергей взобрался в будку паровоза.

– Василий, с сегодняшнего дня я машинист, а ты – помощник. Это приказ командира дивизии.

– А кочегаром кто?

– Сейчас придет – Трегубов Виктор. Тебе придется научить его котел топить.

– Дело наживное. Что с телом Глеба Васильевича делать будем?

Сергей за голову схватился. Служебный вопрос он выяснил, о гибели машиниста доложил, а вот о похоронах запамятовал – слишком много событий произошло за прошедший час. Только он взялся за трубку телефона, как снизу, с путей, раздался голос:

– Сергей!

Он выглянул в окно. Рядом с Трегубовым стояли три бойца с лопатами из отделения по ремонту путей.

– Командир приказал могилу у выходных стрелок рыть.

– А гроб как же?

– Откуда гроб на бронепоезде? И базового поезда нет. Брезентом обернем.

– Понял.

– Сергей, место покажи – ты же машинист теперь.

Но Сергей растерялся. Бойцы внизу, на путях, вдвое его старше, да и он с похоронами в первый раз сталкивается.

Не выходя из будки, он оглядел обе стороны от путей. Слева – возвышение небольшое, березки. Наверное, самое подходящее место, во время дождей и весной вода заливать не будет.

Сергей слез с паровоза и показал бойцам приглянувшееся место.

Бойцы споро принялись копать по очереди. В их движениях чувствовалась сноровка, и через полчаса могила была готова.

Бойцы ушли и вскоре вернулись, неся с собой кусок брезента и кусок железной пластины, на которой была написана фамилия машиниста, год его рождения и гибели – краска была еще свежей.

Тело машиниста спустили из будки паровоза, обернули брезентом. Из бронепоезда спустились бойцы – за исключением зенитчиков. Комиссар сказал краткую речь, и под винтовочный троекратный залп тело опустили в могилу. В свежий холмик воткнули железную пластину с фамилией и инициалами погибшего.

Через полчаса бронепоезд тронулся и покатил в Чернь. Ранее стоявшие там бронепоезда разъехались по разным направлениям, и на станции оставались лишь «Илья Муромец» и базовые поезда.

О смерти машиниста уже знали из сообщения по рации, и к «черному» паровозу подошли три паровозные бригады – почтить память. Все нижегородцы, работали вместе. Самый старший из машинистов взобрался на паровоз, открыл бутылку водки, налил в стакан и выплеснул водку в горящую топку.

– Традиция такая, – пояснил он. – Паровоз – он ведь как живой, все чувствует. Сколько лет Глеб Васильевич на нем отработал. Пойдемте помянем товарища.

На соседнем пути, рядом с «черным» паровозом, стояла платформа, которая идет впереди поезда и несет запасные рельсы, шпалы. По бокам она обложена мешками с песком. На нее и взобрались все двенадцать человек паровозников. Все были в черной железнодорожной форме – потертой, промасленной, в угольной пыли. Они уселись на шпалы. Нарезали хлеб, сало, открыли несколько банок кильки в томатном соусе. Поскольку локомотивные бригады числились в действующей армии, им тоже были положены ежедневные фронтовые сто грамм. Выдаваемую водку не пили, а делали запас для серьезного случая. И вот сейчас ее достали из загашника.