Передача лампы - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" - Страница 16

По меньшей мере сто мраморных ступенек вели во дворец. И когда человек достиг верхней ступеньки, Калидас толкнул его. Он потерял равновесие, покатился вниз и стал кричать. Калидас сказал: «Вот твой родной язык!» – и человеку пришлось согласиться, что это был его родной язык.

«Но, – сказал человек, – это неправильно».

Калидас ответил: «Другого выхода не было – или любовь, или ссора. Что-то, в чем нельзя притвориться».

Я рассказал эту историю доктору С. К. Саксене. Он ответил: «Эта история – истинная правда; я проверил это на своем опыте. Я любил многих женщин, но это всегда было неглубоко, потому что я не мог говорить на своем родном языке. Я не мог сказать, как сильно я люблю. А сказать это на другом языке значило перевести; это не первоисточник».

В мире существуют тысячи языков, и никто не хочет оставить свой язык. Единственное, что, кажется, можно сделать, это разрешить всем иметь два языка.

Один международный – и английский идеально для этого подходит. Он современней, чем любой другой язык. Каждый год он пополняется на восемьсот слов. Ни в каком другом языке этого не происходит. Он постоянно обновляется, он идет в ногу со временем. Сейчас, кажется, это единственный язык, который растет, а будущему нужен постоянно растущий язык, растущий во всех направлениях, чтобы он был максимально полным.

Но он не может удовлетворить потребность в родном языке.

Поэтому каждый должен с детства учить два языка. Каждый человек должен владеть двумя языками. И преодолеть разрыв можно, только если оба языка внедряются с самого начала. А не так что до определенного возраста учат родной язык, а потом уже другой; в этом случае второй язык никогда не достигнет той укорененности, какой обладает родной язык.

Любые попытки вроде эсперанто обречены на провал. Они насильственные. Берется все лучшее из одного языка, из другого – смешали. Но у языка есть органическая целостность, которая отсутствует в эсперанто.

Один из моих друзей, саньясин, традиционный саньясин, Свами Сатьябакта, изобрел свой язык. Он был лингвистом, знал много языков и разрабатывал новый язык, который мог бы стать мировым языком. Он часто проводил время со мной. Я говорил ему: «Не трать свою жизнь впустую. Многие пробовали, но из этого ничего не получилось».

Я рассказал ему небольшую историю. Отмечали день рождения Чарльза Дарвина. Он много рассказывал о птицах, насекомых, животных – и так всегда. И его детям, и соседским нравились эти истории об экзотических странах, где он побывал, и о различных животных, которые там водятся.

У детей возникла идея: «Давайте посмотрим, поймет он или нет…» Они поймали десять или двенадцать насекомых, отрезали у них кусочки – у кого-то лапки, у кого-то голову, у кого-то крылья, у кого-то хвост – и склеили все это вместе. Получилось насекомое. Они хорошо скрепили его и поместили в рамочку, чтобы подарить на день рождения. Дарить пришли все вместе. Они сказали: «У нас только один вопрос. Мы нашли это насекомое; мы хотим знать, как оно называется».

Он посмотрел на насекомое. Он в жизни ничего подобного не видел… и прямо по соседству! И где эти дети поймали его? Он ездил по всему миру… Затем он пригляделся и понял, что это не одно насекомое. Они очень ловко все придумали – склеили вместе разные части. И он сказал: «Оно называется „лжежук“»!

Все эти насильственные языки – лжежуки. Вы можете сформировать их, но они не жизнеспособны.

На обширной территории Дальнего Востока используются неалфавитные языки, и в будущем китайскому или японскому языку будет очень трудно выживать, потому что они не подходят для науки; они слишком объемные. Науке нужны точность, простота, прямота. Она хочет использовать насколько можно меньше букв. Это основная научная аксиома: используй как можно меньше гипотез, иначе все усложнится.

Поэтому, учитывая будущее мировой науки, я не думаю, что смогут выжить китайский, японский или другие родственные им языки Дальнего Востока. И это будет печально, если они не выживут; они обладают своей особенной красотой.

Единственный способ для них выжить – это признать один язык международным и использовать его для всех научных и международных контактов и исследовательской работы – тогда их родной язык сможет идти своим прежним путем, со своей прежней красотой и прежними слабостями. Если это не будет сделано, тогда либо они будут отставать от научного прогресса, либо им придется убить свой собственный язык.

В Индии существует та же проблема. Там в ходу тридцать основных языков, у них у всех своя особая красота, своя специфика. Хинди – наиболее широко распространенный язык, на протяжении сорока лет его пытались сделать национальным языком. Но не получилось: он, возможно, и язык большинства, но все остальные языки вместе…

По сравнению с каждым отдельным языком хинди – основной язык. Сорок процентов населения говорят на нем, никакой другой язык не обладает этим большинством. Но на всех остальных языках вместе говорят шестьдесят процентов; поэтому в споре большинство у них. Если будет голосование, они победят хинди. Они недружелюбны друг к другу, они против друг друга, но когда вопрос касается хинди – это общий враг, и тогда они вместе.

Только два процента людей понимают английский язык. Тем не менее, я предлагаю Индии признать тридцать языков национальными и один – международным. Английский должен стать международным языком, потому что никто не будет против него, это ни для кого не родной язык. Никто не будет и за него, люди нейтрально к нему относятся. И если их язык будет также признан национальным, тогда на территории, где говорят на этом языке, будут без проблем продолжать развиваться своя литература, своя поэзия, своя драматургия. Кроме этого, других решений нет.

Английскому должны обучать с самого начала, а не на поздних этапах; иначе он всегда будет оставаться поверхностным. И весь мир должен признать один язык. Это просто совпадение, что Британская Империя распространила английский язык, но эта возможность должна быть использована. ООН должна сделать английский язык международным.

Каждый человек должен владеть двумя языками: во-первых, родным языком; во-вторых, международным. И необходимо прикладывать усилия, чтобы как можно раньше одновременно начать учить оба языка. Тогда международный язык тоже проникнет в ваше существо и переплетется с родным языком. Противоречия не будет, но будет возможность плавно переходить с одного языка на другой – никаких проблем с переводом, только плавное движение, если оба языка произрастают из одного корня внутри вашего существа.

Это одна из важных задач, стоящих перед человечеством. Но странно, что человечество никогда не решает того, что важно. Оно продолжает бороться за несущественное, бессмысленное. Веками они тратили время, но не задумывались о том, что, пока не будет создан единый международный язык, невозможно создание единого мира. Это первый шаг.

Я за единый международный язык, и мой выбор – английский – сделан по одной простой причине: он уже распространен по всему миру, хотя и не является языком большинства.

Первый из языков большинства – китайский. Но его употребление ограничивается только Китаем; он не может стать мировым языком. На китайском говорят, читают больше людей, чем на любом другом языке. Из пяти человек один говорит по-китайски, но они все находятся только в Китае; у него нет никакой возможности для распространения. И так как его нужно учить тридцать лет, я не думаю, что было бы разумно даже предлагать его на роль мирового языка.

Второй – испанский, но его охват тоже не так широк, как у английского. И на нем говорят не в более развитых, а в менее развитых странах.

Третье место у английского. Хотя на нем говорят меньше людей, чем на китайском или испанском, он простирается на обширной территории, и это наиболее веская причина, чтобы сделать его международным языком.

Но люди обеспокоены такой ерундой. Анандо только что показывал мне рецензию на новую книгу о христианстве в средневековье.