Штрихи к портретам: Генерал КГБ рассказывает - Нордман Эдуард Богуславович - Страница 2

* * *

После выходных, как обычно, пришел на службу. В обеденный перерыв пообщался и почувствовал, что изменился «климат». Мне приветливо улыбались, не сторонились, как это было после моего выступления на партактиве (выступая в прениях, я резко критиковал идею введения личных счетов. Это было неслыханным делом по тем временам. Друзья мне говорили: собирай чемоданы). Что произошло с этим «климатом», я узнал через несколько дней. Секреты не держались, о нашем с председателем разговоре стало известно. Спасибо «господину случаю», что он вывел на откровенный разговор с Андроповым. Нарочно не придумаешь и не спланируешь.

Прошли годы. Я все время искал ответ на вопрос, почему Юрий Владимирович относился ко мне с особым доверием в те времена. Думаю, тот субботний откровенный разговор послужил мне «охранной грамотой», поворотным пунктом в моей судьбе.

Оказывается, после выступления на партактиве (по поводу лицевых счетов) мне стали подыскивать место подальше от Москвы. Думаю, выбраться из такой опалы мне не удалось бы.

* * *

Когда я работал начальником УКГБ Ставропольского края, Ю.В. Андропов каждый год приезжал на лечение в санатории Кисловодска и Железноводска. Застолья не любил. Много читал. Два раза в неделю – кино. Привозил с собой записи Галича, Высоцкого, Рубашкина. В то время это было недоступно для меня в крае. Записи храню до сих пор.

Любил Юрий Владимирович забивать «козла», т.е. играть в домино. Эта игра, шутил он, по интеллекту стоит на втором месте после перетягивания каната. Она отвлекала его от государственных забот хоть на пару часов.

На отдыхе он много работал. Фельдъегерь ежедневно привозил из Москвы пакет документов. Отдыхал с женой Татьяной Филипповной. Иногда на неделю-другую приезжали сын Игорь и дочь Ирина. Но часто я оказывался единственным собеседником Юрия Владимировича. Говорили о многом и откровенно.

Однажды я рассказывал ему о партизанских делах. Как все было в самом начале войны. О том, что уже через несколько месяцев после прихода гитлеровцев появились полицаи, предатели, другие прислужники оккупантов, из эмиграции вернулись помещики.

В то время у меня, комсомольца, 19-летнего юноши, не укладывалось в голове, как это могло быть. Перед войной столько говорилось о могучем морально-политическом единстве народа – и вдруг такое…

Андропов задает вопрос:

– Ну а если, не дай бог, в наше время возникнет ситуация, подобная 1941 году (разговор шел в 1971-м)?

– Юрий Владимирович, теперь, когда я знаю обстановку не только на Северном Кавказе, но и по всей стране, могу сказать, что предателей и негодяев будет в несколько раз больше, чем в 1941 году.

– Подумай, что говоришь.

– Я думал об этом не один день и не одну ночь.

Опять разговор был долгим…

Прошлись по всем проблемам: об опасности национализма, о мусульманском факторе, о влиянии враждебной идеологии на молодежь и т.д.

Юрий Владимирович – немногословный по характеру и даже молчаливый по долгу службы человек, в чем убеждались люди, знавшие его лично, – постоянно думал. Думал о будущем. Должность у него была такая – отвечать за государственную безопасность в полном объеме.

* * *

Вспоминаю еще об одном эпизоде, об одном откровенном разговоре, который не прибавил мне доброжелателей. Лето 1970 года. Кисловодск. Юрий Владимирович на отдыхе.

– Скажи откровенно, почему Второй главк (штаб контрразведки страны) не работает, как того требует обстановка?

– Не знаю, Юрий Владимирович.

Не хотелось мне отвечать. Уклонился от прямого ответа. Стал что-то объяснять, но туманно и расплывчато.

– Нет, ты давай откровенно, прямо, как всегда. Или не хочешь отвечать на вопрос?

– Не хочу, Юрий Владимирович.

– Сам ведь работал в Главке, знаешь его изнутри.

– Ну, раз откровенно, так откровенно.

И стал перечислять, загибая пальцы, проблемы контрразведки, мешающие, на мой взгляд, работать. А закончил вот чем:

– Главная проблема, Юрий Владимирович, в руководстве.

Пока Г.К. Цинев будет начальником Главка, толку не будет. Он всех задергал, запугал…

– А куда же его денешь. Всем известна его личная дружба с Брежневым.

– Знаю, Юрий Владимирович. Самый простой выход – выдвинуть его заместителем председателя Комитета и дать ему второстепенные вопросы – хозяйственные, финансы, архивы. И Цинев будет доволен, и Брежнев не станет возражать.

Посмотрел он на меня, задумался. А через несколько месяцев выдвинул Цинева в замы. Кто мог предположить, что по прошествии еще нескольких лет Цинев станет первым заместителем председателя КГБ СССР, Героем Социалистического Труда, генералом армии, членом ЦК КПСС?! Фактически больше, чем первый зам.

Все бы ничего. Состоялся откровенный разговор, мало ли таких было. Я стал о нем забывать. По обыкновению, в середине отпуска Юрий Владимирович улетел в Москву провести заседание коллегии. И повел на ней разговор о недостатках в работе контрразведки, перечисляя их и спрашивая остальных.

– Вот такой недостаток?

– Правильно, Юрий Владимирович.

– А это?

– Правильно.

Перечислил все и говорит:

– Сегодня вы дружно подтверждаете: «Правильно, правильно, Юрий Владимирович!» А почему вы, члены коллегии, за все эти годы ни разу не сказали мне об этом? Нордман в Кисловодске за десять дней мог сказать, а вы… правильно, правильно…

Это был еще тот «подарочек» для меня. Потом мне некоторые по-дружески говорили, мол, чудак ты или мудак, сам же своими руками плодишь себе недругов.

– А как я мог поступить? Пытался уйти от ответа, но Юрий Владимирович настоял: «Всегда между нами была откровенность, а теперь…».

Кое-кто все это запомнил и долго не забывал. Особенно остро я на своей шкуре почувствовал силу этой «памяти» после того, как маятник моей биографии пошел вниз… Даже в 80-е годы, когда представляли к наградам, чья-то «заботливая» рука вычеркивала мою фамилию из списков.

Вот так пооткровенничал. Но не жалею – не покривил душой, значит, поступил правильно.

* * *

Однажды в Домбае Юрий Владимирович любовался белоснежными вершинами, радовался жизни и вдруг, обращаясь к первому секретарю крайкома партии М.С. Горбачеву, говорит:

– Скажите, какому марксизму-ленинизму мы учим в системе политпросвещения? Принуждаем ходить на занятия и сухим бесстрастным языком излагаем прописные истины. Мухи дохнут от скуки. Мы же этим опошляем марксизм, отвращаем от него людей. А газеты? Прочитал первую страницу «Правды», и в остальные издания можешь не заглядывать. Те же отчеты о мероприятиях, встречах в верхах…

Моя младшая дочь Галина, тогда студентка медицинского института и свидетель того разговора, после сказала: «Меня поразило – член Политбюро, председатель КГБ, а как говорит. Мы, студенты, в курилках об этом шепотом судачим, чтобы чекисты не услышали».

* * *

В 1973 году я отдыхал в санатории и стал невольным слушателем разговора группы рабочих. Стояли они у Нарзанной галереи Кисловодска, пили нарзан. Не знаю, о чем они говорили до этого, но запомнилось следующее:

– Советская власть – наша власть, рабочих. Ее только надо хорошенько очистить от плесени, бюрократов и прочей гадости. Хорошенько почистить, с наждачком. А так власть наша, другой нам не надо.

За ужином я рассказал Юрию Владимировичу об услышанном разговоре. Он подумал, подумал и резюмировал: «А ведь лучше не скажешь».

* * *

Извини, читатель, что перескакиваю в XXI век.

Солнечное утро 9 мая 2002 года. Стою на троллейбусной остановке на проспекте Мира. Стою при «всем параде», орденах и медалях. Собрался ехать на Красную площадь, благо,