Право на свободу, право на любовь (СИ) - Мазуркевич Наталья - Страница 49

— Да, все в порядке, — улыбнулась, как учила Кристина. — Здесь очень красиво и здорово все организовано. Курсанты вежливы, как и подобает их высокому званию. Настоящий оплот военных сил нашей империи. Думаю, курсанты рады, что им удалось поступить сюда.

И промолчим, что решение принимали не они. Зачем об этом говорить? Принцессе такого знать не положено. А картинка… картинка и правда красивая, если только не вспоминать о Бене.

— Мой друг? Как он?

С посещением учебных залов мы уже успели закончить, а потому медленно шли на обед. Не в столовой. Руководство в лице навещавшего нас время от времени лорда-управляющего объяснило нам, что не хочет стеснять курсантов и меня нашим обоюдным присутствием в одной комнате.

— Ваш друг присоединится к нам за обедом, — просмотрев сообщение на браслете, ответил главный из безликих сопровождающих.

— Спасибо.

Мужчина учтиво кивнул и вновь отстал на полшага.

Для обеда выделили один из залов для переговоров. Удивительно, но здесь их было не меньше десятка. Просторные прямоугольные комнаты с круглым столом.

Я предпочла сесть подальше от двери и заняла место у окошка, пусть охрана и неодобрительно хмыкнула. Или мне показалось на фоне явного желания хоть как-то очеловечить их в своем представлении? Ответа не было.

Набрав в свою тарелку всего понемногу, я отошла к окну. Глупо, конечно, считать, что этот нехитрый маневр скроет меня от глаз свиты, но хоть чуть-чуть побыть одной отчаянно хотелось. Бенедикта еще не привели, и я могла в полной мере насладиться тишиной.

Эйстон, как будто знал, что мне хочется побыть наедине с собой, остался у стола и не позволил Актору подойти ко мне, перегородив ему дорогу и отрицательно покачав головой. Я благодарно ему улыбнулась. Маг кивнул и вернулся к столу. Его внимания отчаянно добивался отвечавший за расписание мужчина.

Наслаждаясь едой и тишиной, я не заметила, как в комнату ввели Бенедикта и, вручив ему тарелку с едой, отправили ко мне. Юноша так и остался бы молча стоять за моим плечом, если бы случайно не зацепился за стул и он не скрипнул, привлекая внимание.

— Бен… — я не знала что ему сказать, даже смотреть на него было больно. Что бы я не говорила свите и военным про Академию, но в душе я ненавидела ее порядки, ненавидела место, творившее из людей садистов, ломавшее их устои, делавшее глупое оружие из некогда порядочных и адекватных юношей и девушек. Или — заставляющее страдать тех, кто решил не сдаваться.

— Кирин. — И он улыбнулся до боли знакомой улыбкой. Такой, от которой на сердце становилось легче. И пусть ему самому было больно, он улыбался, чтобы сделать легче друзьям. Он не изменился. Совсем. Ни капельки. Он так и остался нашим Беном, который открывал вечер своими стихами и закрывал полными одобрения аплодисментами всем и каждому. Он был слишком хорошим для этого места, но он был именно здесь. В Аду.

Повисла неловкая пауза. Бен отвел глаза и, пытаясь преодолеть неловкость попытался есть, но не прошло и минуты, как подавился.

— Прости!

— Прости!

Глаза отвели оба.

— Ваша светлость, все в порядке? — Распорядитель, назовем его так, задумчиво разглядывал нас с Беном. — Молодой человек портит вам аппетит?

И почему мне показалось, что в словах мужчины была угроза?

— Нет, с ним даже помолчать приятно, — пресекла любые поползновения в нашу сторону я. Сделавшие было пару шагов, охранники отступили. — Я была бы рада поговорить со старым другом наедине. Это возможно?

— Под мою ответственность, — видя, что распорядитель колеблется, вмешался Эйстон. Пожалуй, благодарить его у меня скоро улыбок не останется, но это было приятной необходимостью, больше напоминавшей веление сердца, чем долга.

— Соседняя комната свободна, — подсказал Эйстон. — Я провожу.

Смежная с нашей временной столовой комнатка и правда была совершенно свободна. Свободна даже от мебели, что было странно для ее расположения. Вряд ли переговоры или обсуждения могли вестись здесь, разве что здесь сдавался практикум по привентимным мерам. Хотя, зная империю — так оно и могло быть. По тому, как сглотнул Бен, я поняла, что мои догадки недалеки от истины.

Эйстон проявил тактичность и вышел, оставляя нас наедине. Поверил мне? Или знал, что Бен не способен причинить вреда кому-то живому? Да, вооружения для бывшего поэта были каторгой.

— Кирин, ты?.. Таргелеи… Но как?

— Я не знаю, как так получилось. Это вышло без моего участия, — попыталась улыбнуться. — Родителей не выбирают, сам знаешь.

— Но тогда почему ты жила одна? Ходила в наш клуб? Разве династию не учат отдельно?

— Династию? Я не принцесса, нет.

— А выглядишь, как она.

Мне стало грустно. Если даже Бенедикт начал принимать меня за истинную наследницу Таргелеев, значит меняюсь и не в лучшую сторону.

— Это неудачная шутка, — попыталась как-то исправить ситуацию.

— Прости, — Бен виновато отвел глаза. — Думал, тебе будет приятно. Марта бы прыгала от счастья от подобной возможности: не просто выйти за аристократа, но и самой иметь статус.

В его словах звучала горечь и разочарование. Неужели его Прекрасная Дама оставила бедного поэта?

— Марта…

— Она ушла. Сказала, что я не подхожу ей. Она хочет спокойствия, уюта, достатка, а я не смогу ей это дать.

— Но как же… вы казались такими счастливыми.

— Любовь бывает жестокой. А я был слишком счастлив, чтобы замечать нюансы.

— И где она сейчас? Она тоже здесь?

— Нет, — Бен покачал головой. — Ей не прислали распределение — ей прислали место работы. Видно, решили не тратить зря времени и средств, а избавляться — она никому не успела помешать. — ‘А ты успел’. — Но это все в прошлом, лучше скажи, каково теперь тебе?

— Неопределенно, — подумав, ответила я. — Раньше все было ясно: куда идти, что будет завтра, как я должна поступать. Мы ничего не решали, мы делали, как заведено. Но знаешь, в том мире было больше жизни, больше возможностей. А дворец… Дворец подчиняет, медленно меняет тебя и начинаешь думать совсем иначе. Думать, поступать и постоянно оглядываться назад, на трон, пытаясь предугадать реакцию. Там, как тебе сказать, у тебя есть возможности, но ты не в праве их использовать. Ты можешь и одновременно не можешь ничего с этим сделать: только смотреть и ждать.

— Но ты выглядела довольной, рядом с Актором, — имя моего стража он выдавил с трудом.

— Помнишь, когда мы все вместе смотрели кадры с официальных мероприятий? Они все выглядели счастливыми. Помнишь? И мы завидовали им, хотели оказаться на их месте, хотели хоть на долю секунды пожить их жизнью…

— Я помню это.

— Помнишь… Теперь я там, с ними и… там нет счастья. Совсем. А улыбки — Школа искусств для того и создана, чтобы зрители верили картинке. И я тебя прошу, не приходи сегодня на мое выступление. Мне придется врать. Врать так, чтобы вы верили. Восхищались и ненавидели, желали оказаться на моем месте… И знаешь, я бы уступила его. Потому что оно не мое. Я не чувствую его своим и порой мне хочется…

— Тс, — Бен приложил палец к губам. — Если здесь никого нет, это не значит, что они не слушают.

— Слушают, — я горько улыбнулась и подняла руку с браслетом. — Я даже видела, что случается, если говорить непозволительные вещи. Поэтому тебе лучше молчать. Если хочешь жить — молчи.

— А если я не могу молчать?

Я не ответила: здесь я была не советчик. Здесь он должен был решить сам, а зная Бена… мне уже было горько.

— Пообещай мне, что не станешь делать глупостей.

— Ты же знаешь: я не даю обещаний. Но я был бы рад, если бы мы встретились еще раз и уже не здесь.

— Я тоже.

— Тебе не придется врать сегодня. Только пообещай, что будешь стоять ровно. И не плакать.

— Бен, нет…

— Я уже давно все решил. А сегодня — это будет не впустую.

— Перестань! Ты с ума сошел?! Кому станет легче?

Ответить Бенедикт не успел: дверь открылась, пропуская Эйстона в комнату.