Феликс Дзержинский. Вся правда о первом чекисте - Кредов Сергей Александрович - Страница 9

Будущий вождь революции Ленин еще только пишет статьи, выдержками из которых впоследствии будут доказывать его изначальную приверженность к террору.

На этом моменте задержимся. Сохраняется некоторая недосказанность. Казалось бы, все ясно: вот одна ленинская цитата, вот другая…

«Начинать нападения, при благоприятных условиях, не только право, но прямая обязанность всякого революционера. Убийство шпионов, полицейских, жандармов, взрывы полицейских участков, освобождение арестованных, отнятие правительственных денежных средств для обращения их на нужды восстания, – такие операции уже ведутся везде, где разгорается восстание…»

Ленин, «Задачи отрядов революционных армий», октябрь 1905 года (статья тогда не была опубликована). Автор призывает членов революционных отрядов вооружаться кто чем может, от ружей и бомб до подручных средств – кастетов, тряпок с керосином для поджога, гвоздей против кавалерии, быть готовыми с верхних этажей обливать правительственные войска кипятком.

Из ленинских призывов к насилию составлялись многостраничные брошюры. Напрашивается вывод: в октябре 1917-го к власти в стране пришел человек, издавна готовивший страну к «красному террору».

А теперь попробуем объяснить следующее. В первых числах апреля 1917 года в революционный Петроград из эмиграции приезжает вождь большевиков. Поскольку он отказывается сотрудничать с деятелями Февраля и начинает готовить «свою» революцию, то сразу попадает под шквал обвинений. Он – опасный человек. Демагог. Разжигает низменные чувства толпы. Горстка авантюристов под его руководством, преждевременно взяв власть, загубит все дело социалистической революции. То и се ему предъявляют, вплоть до сотрудничества с немецким генштабом. Однако в жестокости и приверженности к террору вождя большевиков тогда не обвиняли. Хотя многие знали его по эмиграции прекрасно. Читали его статьи, книги…

Все становится на свои места, если посмотреть, что писали и говорили в то же время другие политики, даже не очень радикальные. В 1905 году «Искра», издававшаяся интеллигентными социал-демократами, меньшевиками, давала уроки уличных боев. В Москве и Петербурге маячил призрак Парижской коммуны. Это сказалось на тоне революционной печати. Лидер большевиков стремился встроиться в этот процесс – в своей манере, хорошо известной другим социалистам. А вот идеолог эсеров Виктор Чернов погромных статей не писал. Однако его партия вела настоящую войну с правительственными чиновниками, с сотнями жертв.

А кто тогда не призывал к террору?

Керенский, незадолго до Февраля: «Как можно законными средствами бороться с теми, кто сам превратил закон в орудие издевательства над народом! С нарушителями закона есть только один путь – физическое уничтожение!»

Плеханов: «Успех революции – высший закон, и если бы ради успеха революции потребовалось временно ограничить действие того или иного демократического принципа, то перед таким ограничением преступно было бы останавливаться».

Кадет Маклаков, брат министра внутренних дел, в 1915 году сказал, что для спасения России подошел бы «вариант 1801 года» (имел в виду убийство императора Павла).

Великая княгиня Мария Павловна, вдова Владимира Александровича Романова – дяди Николая II, сказала председателю Думы Родзянко об императрице Александре Федоровне: «Ее необходимо уничтожить».

А уж царствующим Романовым кто только не желал страшных кар! На одном из ранних съездов РСДРП обсуждался вопрос об отношении социал-демократов к смертной казни. Предлагалось требовать ее отмены. Кто-то воскликнул: «Что ж это, и Романова нельзя казнить?». В зале раздались смешки. Действительно, нелепость: революция без казни царя!

В 1907 году муха всеобщей политизации укусила лирического поэта Бальмонта. Он выпустил сборник «Песни мстителя» и в нем стихотворение о «царе-висельнике», которое начиналось словами: «Наш царь – Мукден, наш царь – Цусима, наш царь – кровавое пятно…», а заканчивалось пророчеством-пожеланием: «Кто начал царствовать – Ходынкой, тот кончит – встав на эшафот». Поэту-гражданину пришлось несколько лет отсиживаться за границей. Жалели.

Убийство 18 представителей царской династии в революцию станет во многом коллективным преступлением, в котором исполнители поставили последнюю точку. Не зря же совестливый князь Георгий Львов, первый председатель Временного правительства, в эмиграции каялся: «Это я – я их убил». Не дали Романовым уехать за границу. Да там их и не ждали.

В начале XX века в России взошла звезда партии социалистов-революционеров. Эсеры, считавшие себя наследниками традиций «Народной воли», сделают обществу первую прививку бесчувствия к насилию. Без таких инъекций не появились бы на теле России страшные язвы красного, белого, зеленого, черного и всяких прочих терроров.

Руководят боевой организацией партии в пору ее подъема Михаил Гоц, Евно Азеф и Борис Савинков. Соответственно – прикованный к постели калека, полицейский провокатор и авантюрист с наследственной склонностью к суициду.

Савинков еще и талантливый литератор, автор мемуаров и близких к жизни повестей с узнаваемыми персонажами. Товарищи по партии недовольны: о некоторых вещах ему следовало бы помолчать. Но честолюбцу, «сверхчеловеку» Савинкову наплевать. Он не прочь насолить этим чистоплюям и демагогам, решившим приостановить деятельность боевого крыла партии после скандала с разоблачением Азефа. Модный автор принят в литературных салонах, дружбой с ним дорожат Мережковский и Гиппиус. После Октября общественность будет с нетерпением ждать, когда же Савинков убьет Ленина…

Подсчитано, что эсеры совершили больше 260 только крупных терактов, в результате которых погибли два министра, 33 губернатора, 7 генералов… Монархист Пуришкевич называл общее число погибших чиновников в стране: 20 тысяч. Огромный плакат со списком жертв он развернул в Думе с помощью думских приставов.

Эсеры – мастера составлять программные документы. Они уверяют, что их боевая организация ставит цель довести силы деспотизма до осознания невозможности их дальнейшего существования. Боевики в одной из своих прокламаций писали:

«Цель боевой организации заключается в борьбе с существующим строем посредством устранения тех представителей его, которые будут признаны наиболее преступными и опасными врагами свободы. Устраняя их, боевая организация совершает не только акт самозащиты, но и действует наступательно, внося страх и дезорганизацию в правящие сферы, и стремится довести правительство до сознания невозможности сохранить далее самодержавный строй».

Любопытный пункт содержался в уставе боевой организации. Если партия вдруг решит, что террор нецелесообразен (допустим, правительство примет требования революционеров), то боевики имеют право довести до конца начатые предприятия…

В общем, по уверениям эсеров, идеология первична, а террор – вынужденное средство, спровоцированное самой властью. Но на голову распространителям этих мифов – литератор Савинков. Автор «Записок террориста» безжалостно свидетельствует:

«В Женеве, по случаю убийства Плеве, царило радостное оживление. Партия сразу выросла в глазах правительства и стала сознавать свою силу. В боевую организацию поступали многочисленные денежные пожертвования, являлись люди с предложением своих услуг». И еще: «В то время боевая организация обладала значительными денежными средствами: пожертвования после убийства Плеве исчислялись многими десятками тысяч рублей. Часть этих денег отдавали партии на общепартийные дела».

Начинали с народовольческой идеологии, пришли к бизнес-предприятию. Боевая организация эсеров – это корпорация убийц. Она кормит партию. Создает ей авторитет. Савинкову и подобным ему льстит ореол великих и ужасных. Виктор Чернов и другие руководители «мирного крыла» организации социалистов-революционеров в курсе дел боевиков. В той мере, в какой того желают.

Готовя покушение на петербургского градоначальника Трепова, боевики устанавливают, что можно без труда убить министра юстиции Муравьева. Но Муравьев вроде «не в плане», репрессиями себя не запятнал. Но ведь как просто убить! Буквально вертится у террористов под носом этот беспечный Муравьев. Трудно, что ли, придумать обоснование? Возникает дискуссия в руководстве. Савинков, конечно, «за»: покушение на Трепова может сорваться, так хоть министра юстиции. Муравьев чудом уцелел: сначала дрогнули метальщики, а затем он, на свое счастье, вышел в отставку.