Дерево Джошуа. Группа ликвидации - Гамильтон Дональд - Страница 57

— Первый раз в жизни слышу такой бред! — рявкнул Веллингтон. — Ты прекрасно понимал, за чем мы охотимся, и специально засветил пленки, чтобы помочь Каселиусу ускользнуть из расставленной нами ловушки.

— Каселиус? — переспросил я. — Кто такой Каселиус?

— Если у вас возникли подозрения, что она занимается шпионажем, — сказал Гранквист, — вы должны были немедленно сообщить об этом властям.

— Мистер Гранквист, — сказал я, — при все моем уважении к вашей стране я, знаете ли, не являюсь гражданином Швеции. Моя единственная обязанность, как гостя вашей страны, насколько я понимаю, — это забота о том, чтобы моя фотоаппаратура и мои пленки не применялись в предосудительных целях, Ну, вот я и позаботился об этом, разве нет?

Швед покачал головой:

— И все же я не вижу логики, герр Хелм. Зачем прилагать столько усилий, тратить пленку, чтобы в тот же вечер ее засвечивать?

Я вздохнул и изобразил удрученный вид.

— Так, теперь мой черед смущаться, приятель. Она была такая симпатяшка… и я, конечно, надеюсь, что она не вляпалась в какую-нибудь неприятную историю! Пока она считала, что я делаю для нее снимки, она была со мной очень мила, если вы понимаете, что я имею в виду. Несколько месяцев назад от меня ушла жена, а вы же должны понимать, как оно бывает, когда мужчина привык к… мм… Словом, как я уже сказал, я немного смущен. Наверное, вы, мистер Гранквист, скажете, что я вел себя не по-джентльменски. Но, с другой стороны, она ведь меня дурачила, заставляя снимать для нее горные рудники — так что вряд ли вы и ее сочтете истинной леди!

Гранквист прокашлялся:

— Да. Теперь мне все понятно.

Конечно, он меня осуждал, полагая, что я расчетливый сластолюбец и аморальный тип, но тот факт, что я добровольно обнажил перед ним столь отвратительную сторону своей натуры, заставил его — как оно часто и бывает — безоговорочно мне поверить. Если бы я разыграл непорочного и благородного, он бы тотчас упрятал меня за решетку. Помолчав, он проговорил:

— Как вы уже, должно быть, поняли, мистер Веллингтон и я, будучи специальными агентами, состоящими на службе у правительства наших стран, пытались поймать одного весьма опасного иностранного шпиона, человека, который иногда называет себя Каселиус. Мы предприняли немалые усилия, чтобы подготовить арест этого человека с поличным. К сожалению, из-за предпринятых вами предосторожностей — из-за того, что вы засветили все отснятые пленки, наши улики оказались бесполезными. Нам теперь придется освободить этого человека и его сообщницу и извиниться.

— Понятно, — сказал я. — Ну, разумеется, мне очень жаль, что все так вышло, приятель! — Я задумался. — Конечно, это глупый вопрос, я понимаю, и все же: почему вы меня сразу не предупредили об этой операции? Как американский гражданин я бы с удовольствием вам помог.

Гранквист смутился и бросил на Веллингтона недобрый взгляд.

— Я предлагал, — сказал он холодно. — Мистер Веллингтон этого почему-то не одобрил. — Он откашлялся. — Я прошу прощения, герр Хелм, за причиненное вам беспокойство, в особенности за насилие, которому вы подверглись, за что я лично несу всю полноту ответственности, поскольку я здесь старший. В данных обстоятельствах я едва ли должен быть слишком суров в отношении вашего револьвера, Однако его хранение является незаконным, поэтому мне придется временно конфисковать у вас оружие. Его вам вернут на границе, когда вы будете покидать страну. Вас это устраивает?

Он смотрел на меня, а я на него. Мы поняли друг друга: если я не буду возникать по поводу их ночного вторжения ко мне в номер, то и он не будет возникать по поводу незаконного хранения «смит-энд-вессона»… Потом, правда, я подумал, что вряд ли мне стоило выказывать такую понятливость. Он купился на мой спектакль слишком уж легко, а ведь это было не лучшее мое выступление.

— Вполне устроит, герр Гранквист, — сказал я. — Мне очень жаль, что я расстроил ваши планы.

Он передернул плечами — это был жест скорее итальянский, чем скандинавский.

— Det hander, — сказал он. — Бывает. Вы идете, герр Веллингтон?

— Я сейчас! — отозвался Веллингтон, не спуская с меня глаз.

Гранквист нахмурился и бросил на меня быстрый взгляд.

— Все в порядке, — сказал я. — Как соотечественник, чьи налоги идут ему, видимо, на жалованье, я хочу задать мистеру Веллингтону несколько вопросов. Если он попытается снова напасть на меня, я позову на помощь.

Гранквист постоял, посмотрел на нас, снова пожал плечами и вышел. Наверное, во всем мире американцев считают немного тронутыми.

Когда за шведом закрылась дверь, я встал с пола, отправился в так называемую ванную и принял еще две таблетки аспирина. Вернувшись, я увидел, что Веллингтон закуривает длинную сигару. Раньше, когда я еще сам курил, я на это не обращал внимания, но сейчас меня раздражает, если кто-то начинает дымить в помещении, не удосужившись спросить моего разрешения. Так что он не заставил меня любить его по-братски.

Я надел халат и сунул ноги в тапочки. Ребра у меня страшно болели, а дня два зевота обещала доставлять болезненное ощущение — после его удара в челюсть. Он курил и смотрел на меня. Я мотнул головой в направлении двери, за которой только что скрылся Гранквист:

— Ты, как видно, не все ему рассказал Во-первых, он считает, что Лу Тейлор — верная сообщница Каселиуса, хотя в действительности она работает на тебя.

— Я сказал Гранквисту только то, что ему нужно было знать.

— Ясно. Как и мне. Кстати, в какое управление ты отсылаешь свои рапорты?

Он с готовностью назвал свою организацию. Та же самая, на которую работала Сара Лундгрен. Я и не знал, что у них было два глубоко законспирированных резидента в такой маленькой стране. Впрочем, мне и не положено было знать. Хотя Вэнс это обнаружил. Это он и пытался мне сообщить перед смертью.

— Вряд ли мне нужно называть себя, — сказал я.

— Не надо. Мы все про тебя знаем, сукин ты сын.

Он и впрямь был ужасно милый субъект.

— Ты прокололся, братишка, — сказал я. — Тебя одурачили. Ты зациклился на мерах безопасности или еще на чем-то, но не решился довериться одному-единственному человеку, без которого вся твоя паутина рассыпалась! Ты-то считал, что сможешь потихоньку затянуть ее вокруг меня, вместо того, чтобы просто прийти и попросить содействия. Вы, ребята, вечно совершаете одну и ту же ошибку — не доверяете людям. Но если вы ничего никому не говорите, так чего же винить их в том, что они нарушают ваши планы?

Он встал с кресла. Он был не выше меня, но обладал столь массивной фигурой, что, казалось, навис надо мной исполинской горой. Я определил расположение нервного центра, куда намеревался нанести ему удар, если он вдруг опять вздумает шутить со мной. Говорят, если посильнее туда ударить — можно убить человека. Он был достаточно крупным объектом для такого интересного эксперимента.

— Все играешь в святую невинность? — спросил он. — Хелм, со мной этот номер не пройдет. Я же тебя знаю. Я знаю и про тебя, и про твою секретную группу уже давно. Ты меня заинтересовал' — ты и твоя миссия — еще тогда, во время войны — да-да, я тебя в Стокгольме сразу узнал, точно так же, как и ты меня, — и потом я немножко покопал под тебя и выяснил много интересного. Я знаю, чем вы, ребята, занимаетесь. Я также знаю, что по большей части вы работаете в одиночку. Еще я знаю, что к тебе девки так и липнут, хотя никак не возьму в толк, чем тут можно гордиться.

Да, здоровенный был мужик, ничего не скажешь, а этот его аккуратненький костюмчик, в каких ходят выпускники Гарварда-Йеля-Принстона, придавал ему еще более внушительный вид. Когда наступит мой момент, мне надо будет с одного удара уложить его на ковер. Слишком уж здоров он был, чтобы играть с ним в «давай поборемся», хотя это было бы забавное зрелище.

— Я на своем веку повидал жалких, завистливых, занудных остолопов. Но еще ни разу мне не доводилось встречать паскуду, способную нарочно-, застопорить работу, на которую люди угрохали несколько месяцев, рисковали жизнью — и только для того, чтобы самому поймать птичку в клетку.