Сети соблазна - Бэлоу Мэри - Страница 22

• Предыдущая
• 22/73
• Следующая

Долгое молчание нарушила Александра.

– Эдмунд, если вы не собираетесь ложиться, – сказала она, – вам нужно успокоиться и пойти к ней.

– Она, наверное, уже спит, – возразил граф.

– Сомневаюсь. – Александра села; он подошел к жене, и она взяла его за руку. – Когда мы шли мимо ее комнаты, она горько плакала. Ступайте к ней, дорогой. Я бы и сама пошла, но вы ее брат. И что еще важнее, я сестра Джеймса.

– Мэдлин очень редко плачет, – сказал Эдмунд. – Но уж если заплачет, то рыдает и захлебывается так, что всем слышно.

– Вы были правы все это время, – сказала она. – Между Джеймсом и Джин Кэмерон ничего не было. Все это время были только Мэдлин и Джеймс.

– Жаль, что здесь нет Доминика. Он бы знал, что делать. Я, видите ли, всегда чувствовал себя в их обществе посторонним.

– Вот ерунда, – возразила она. – Конечно, они близки. Они ведь близнецы, но вы ее старший брат. Она вас обожает.

– Я, конечно, пойду и посмотрю, что здесь можно сделать, – сказал Эдмунд. – Если Мэдлин еще не спит, она скорее всего швырнет в меня подушкой или чем-нибудь потяжелее. Но для чего же еще существуют братья?

Но после того как Эдмунд тихонько постучался и, повернув дверную ручку, заглянул в спальню, он увидел, что Мэдлин там нет. Тогда он сошел вниз, в оранжерею, которая всегда была личным убежищем сестры и Доминика, хотя ни один из них не знал, что это кому-либо известно.

Она забилась в угол дивана и сидела, подтянув колени к подбородку. Освещалась комната только светом, проникавшим снаружи. Не говоря ни слова, Эдмунд сел рядом с сестрой.

– Я не могла уснуть, – сказала она. – Ночь такая красивая.

– Я слышал, как вы плакали, – заметил он. Мэдлин долго молчала.

– Я хочу уехать к Доминику, – сказала она. – Вы позволите мне уехать, Эдмунд? Он сказал, что я могу провести лето с ним и с Эллен, если мне захочется. Можно мне уехать? Завтра?

– Конечно. Если вы на самом деле этого хотите, Мэдлин. Она прижалась лбом к коленям.

– Без него я чувствую себя в растерянности. Нелепо, конечно, так говорить, ведь три года, пока он был на войне, я провела без него. Но тогда все было иначе. Он был в постоянной опасности, и я все время тревожилась за него. Теперь он женат, счастлив и живет в другом месте.

– Вы обижены на Эллен? – мягко спросил Эдмунд.

– Нет! – Мэдлин вскинула голову и посмотрела прямо на него. – Нет, Эдмунд, я ее люблю. Это действительно так. Нет, я ее не ревную… – Она вздохнула. – Просто без него пусто, вот и все.

Эдмунд коснулся ее руки.

– Я не Доминик, – сказал он. – Я не хочу соперничать с ним и не стану, но я всегда любил вас, Мэдлин, так же как и он. Не смогу ли я заменить его сейчас? Видите, я знаю, где вас искать. Я всегда знал это.

– Бедный Эдмунд, – проговорила она. – Наверное, это ужасно – иметь брата и сестру – близнецов и больше никого. Но вы знаете, мы с Домми всегда преклонялись перед вами. В наших глазах вы никогда не могли совершить ничего дурного.

Эдмунд усмехнулся и погладил ее по руке.

– Ночь – опасное время для разговоров, – заметил он. – Можно сказать что-нибудь такое, о чем потом будешь жалеть.

Мэдлин прислонилась головой к окну и улыбнулась.

– Сегодня вечером я так гордилась собой, – проговорила она. – Я решила, что мне пора разумно взглянуть на свое будущее. И я пообещала себе, что выйду замуж в течение года, и поставила перед собой цель – найти доброго и разумного мужа. Кого-то, по возможности похожего на вас. Не буду утверждать, что я увлеклась капитаном Хэндзом, едва увидев его. Это чепуха. Но я поговорила с ним.

– Он, кажется, вполне достойный человек, – заметил Эдмунд.

– Да, достойный. – Оба с минуту помолчали. – Я не хочу уезжать к Доминику. Я не хочу убегать. Мне двадцать шесть лет, и я не ребенок. И я всегда гордилась своей независимостью. Наверное, это был самообман, но я намерена сделать так, чтобы это стало истиной.

– Вы не расскажете мне, что у вас случилось с Джеймсом? – спросил Эдмунд. – Но только если вам этого хочется. Я не настаиваю.

– Мне бы хотелось вам рассказать. Мне бы хотелось самой понять, что случилось у нас с Джеймсом. Вы знаете, он в течение четырех лет отравлял мою жизнь.

– Вот как? Значит, даже когда он здесь, что-то происходит? Прошу прощения, Мэдлин. Я не заметил. Боюсь, что все это лето я не думал ни о ком, кроме Алекс.

– Мы с ним ничего не привносим в жизнь другого, кроме огорчений, – заговорила она. – И когда мы оказываемся вместе, мы только и можем что ссориться и осыпать друг друга оскорблениями. Сегодня вечером он меня поцеловал, Эдмунд. Да, я тоже его поцеловала.

– Вы его любите? – спросил Эдмунд. Мэдлин невесело засмеялась:

– Вряд ли это любовь. Но я в ужасе, Эдмунд. Я не люблю его, но я боюсь, что он сделает так, что я никогда не смогу полюбить кого-нибудь другого. Четыре прошедших года доказали, что мой ужас вполне обоснован. Наверное, я всегда буду жалеть о том, что потеряла его. Но я не смогла полюбить его.

На какое-то время воцарилось гнетущее молчание.

– Жаль, что никакой мудрый ответ не приходит мне в голову, – сказал Эдмунд. – Единственное, что я могу сказать: любовь – штука странная. У каждой пары она своя и никогда не бывает легкой, как мы ожидаем. Наверное, Доминик сказал бы то же самое, хотя, без сомнения, он высказал бы все лучше, чем я. Боритесь за то, чего вы хотите, дорогая.

Она улыбнулась.

– Вот бы знать, чего я хочу, – сказала она. – Ах, да ведь я это знаю! Я хочу довольства и покоя, Эдмунд. Я хочу покончить с неопределенностью в своей жизни. Я хочу достойно выйти замуж. Я хочу завести детей, пока не поздно. Я не хочу Джеймса. Потому что с ним жизнь никогда не будет спокойной. Мы будем постоянно сражаться. – Она сглотнула и закрыла глаза. – И еще любви.

– Идите сюда, – сказал Эдмунд, привлекая сестру к себе, и она заплакала – во второй раз за эту ночь.

– Ну вот, – сказала она, выплакавшись, – теперь у вас мокрая рубашка, а у меня распухли глаза и разболелась голова. И ни одну из мировых проблем мы так и не решили. Слезы никогда не стоят усилий, потраченных на них.

– Помню, однажды, – проговорил граф, – я просил одну женщину стать моей женой. Она отказала мне и сказала, что может предложить мне только дружбу и покой. Она сказала, что мне нужна страсть. В действительности я был с ней не согласен. То есть до тех пор, пока не полюбил Алекс. Видите ли, мне кажется, что вам, как и мне, необходима страсть. Будь я на вашем месте, я ни за что не согласился бы на меньшее.

– Но в результате может оказаться, что я вообще ни на что не соглашусь, – отозвалась Мэдлин.

– Да, – признал Эдмунд, вздыхая. – Это всегда рискованно. Но я так не думаю, Мэдлин. Конечно, это небольшое утешение, я ведь не чудотворец.

Она улыбнулась, снова прислонившись головой к окну.

– Не чудотворец, но я рада, что вы пришли, Эдмунд. Я всегда любила вас, но никогда не думала о вас как о брате, в отличие от Домми. Вы всегда были вверху, на пьедестале, но вы так же дороги мне, как и он. – Она нагнулась и поцеловала его в щеку. – Наверное, Александра не уснет, пока вы не придете, да? А ей не следует ложиться так поздно. Спасибо, что пришли.

– Давайте, – сказал Эдмунд, – я провожу вас в вашу спальню.

В течение двух последующих недель погода была прохладной и неустойчивой, но все ходили с визитами и за покупками в город и катались верхом.

Анна заявила Джин, что это позор – ставить свою жизнь в зависимость от погоды. Правда, она несколько раз виделась с сэром Гордоном Кларком и всякий раз беседовала с ним.

– И я уверена, что он так же увлечен мной, как и я – им, потому что он всегда устраивает так, чтобы сесть рядом со мной. Но никогда не бывает так, чтобы рядом не было других гостей, Джин.

– Они не разъедутся до бала, который дает лорд Эмберли, – напомнила Джин. – Может быть, вам удастся побыть наедине с ним на балу?

• Предыдущая
• 22/73
• Следующая