Очерки истории российской внешней разведки. Том 6 - Примаков Евгений Максимович - Страница 41

Многое в советском обществе ему нравилось, вызывало симпатию, воспринималось им всей душой: всеобщее бесплатное образование, здравоохранение, социальное обеспечение, развитый общественный транспорт, он даже удивлялся, зачем в те годы понадобилась ускоренная «автомобилизация» Москвы, поскольку хорошо знал все ее негативные последствия на примере США и Европы. Видел он также и иные, более существенные недостатки советского общества и очень скоро пришел к выводу, что хотя оно в целом более справедливое, чем на Западе, но все же еще не соответствует христианскому идеалу, а лишь приближается к нему. Начало перестройки он воспринял положительно, можно даже сказать, с воодушевлением, но происходившее на его глазах — очереди, пустые полки в магазинах и особенно падение нравственных устоев общества — не на шутку его обеспокоило. Он много размышлял и в августе 1988 года сделал такую запись: «Все вокруг становится тревожней. Повсюду начинаешь сталкиваться с нечестностью. Это просто невероятно! Я считаю, что так у нас настоящей перестройки не будет». Еще в США он увлекался поэзией В. Маяковского, который стал для него кумиром, теперь читал его стихи в оригинале, многие из них знал наизусть. Любил он также творчество Ф.М. Достоевского и А.П. Чехова, ибо в их произведениях находил созвучные своим мысли о справедливом общественном устройстве, о сострадании к судьбам простых людей. Марксистом, конечно, он не был, но хотел видеть в нашей стране, в России, общество, где воплощались бы идеи равенства и братства людей.

У Орлова-Соутера сложились добрые отношения с выдающимися советскими разведчиками Кимом Филби и Джорджем Блейком, жившими в Москве уже много лет. Он очень дорожил дружбой с ними, и они оказали на него большое положительное влияние. У всех троих были схожие судьбы, и Орлов-Соутер был рад получить от Кима Филби и Блейка дельные советы, обменяться с ними мнениями, чтобы глубже понять происходившие у нас в стране процессы, а поиск истины, желание докопаться до существа вопроса были ему свойственны всегда. Он не случайно говорил о себе: «Я всю свою сознательную жизнь провел в постоянном движении и одиночестве», и любая моральная поддержка была крайне важной для него.

В апреле 1987 года он женился на советской гражданке, преподавательнице английского языка одного из московских вузов, у них родилась дочь Александра, к которой отец относился с большой нежностью и любовью. Жизнь, казалось, налаживалась, все складывалось благополучно, пережитые нервные и физические перегрузки остались позади. В Москве он окружен вниманием и заботой коллег, предоставленная ему работа доставляет удовлетворение, создал новую семью. В середине 1988 года в одном из интервью он сказал так: «Сейчас у меня интересная работа, хорошие условия. Появляются новые друзья и, что немаловажно, серьезные жизненные планы. Я вижу и чувствую, что живу в динамичном обществе, в котором много проблем, но и огромное желание решать эти проблемы. Гласность, демократия, перестройка становятся для меня, американца, близкими и по-новому осознанными понятиями».

В конце того же 1988 года зачисление Орлова-Соутера на действительную службу в КГБ СССР с присвоением офицерского звания «майор» — вообще исключительный случай в истории нашей внешней разведки — открывает перед ним новые широкие перспективы на будущее. А в начале 1989 года руководство разведки ходатайствует о его награждении орденом Дружбы народов с формулировкой «за выполнение важных заданий и значительный вклад в обеспечение и укрепление безопасности нашего государства». Но, увы, вручать эту высокую награду не пришлось: за три дня до торжественной церемонии неожиданно и добровольно он ушел из жизни.

А еще он собирался изложить свои наблюдения, мысли и размышления в книге, сделал наброски глав, заключил договор с издательством о ее публикации. Но написать ее не успел. В ту трагическую ночь на 22 июня он был один на своей даче под Москвой, написал несколько предсмертных писем, адресованных самым близким ему людям: матери, жене, дочери, Джорджу Блейку и коллегам — сотрудникам внешней разведки. «Это решение мое и только мое, — написал он в одном из них, — оно есть следствие полного нервного перенапряжения. Я просто устал». В письме к дочери он просил ее «любить маму и быть для нее и нашей страны хорошим человеком и гражданином, а еще много трудиться». Матери он писал: «Обещай не забывать Сашу и мою жену». Закончив с письмами, спустился в гараж, плотно закрыл двери и включил мотор своего автомобиля.

Даже сейчас, по прошествии полутора десятка лет, назвать какую-то одну причину, толкнувшую его на роковой шаг, по-видимому, невозможно. Что сказалось и наложило трагический отпечаток на его душевное состояние: многолетнее нервное перенапряжение и психологические перегрузки, назойливое внимание к его личности и судьбе со стороны западных средств массовой информации, чувство личной ответственности за доставленные неприятности матери, родным и близким друзьям или увеличивающийся разрыв между его идеалами и реальной действительностью, дрейфом страны к иным берегам, — этого, вероятно, уже не дано узнать, тайну свою он унес с собой. Видимо, навсегда. Со всей определенностью можно лишь еще раз утверждать: Орлов-Соутер был глубоко порядочным, честным, отзывчивым, восприимчивым, впечатлительным и легкоранимым человеком.

Попрощаться с Орловым-Соутером пришли руководящие работники разведки, его коллеги-разведчики, в почетном карауле стояли руководители КГБ во главе с его председателем. В последний путь его проводили со всеми воинскими почестями, было исполнено и его последнее желание — его похоронили в форме офицера госбезопасности. Он покоится на Новокунцевском кладбище в Москве рядом с могилой легендарного Кима Филби.

В опубликованном от имени руководства органов госбезопасности СССР некрологе о скоропостижной смерти майора М.Е. Орлова подчеркивалось, что он свою жизнь целиком посвятил тому, чтобы отвести нависшую над нашей страной и всем человечеством угрозу ядерной катастрофы. Имя Михаила Евгеньевича Орлова-Соутера навечно вписано в историю Службы внешней разведки, оно золотыми буквами высечено на Мемориальной доске, что находится в центральном зале Кабинета истории разведки, стоит в одном ряду с именами наших выдающихся разведчиков — Героев Советского Союза и Российской Федерации.

В написанном перед смертью письме, обращенном к коллегам-разведчикам, он с твердостью заявил: «Я ни в коей мере не сожалею о наших отношениях. Они были продолжительными и помогли мне вырасти как личности. Все были терпимы и добры ко мне. Надеюсь, вы, как это было всегда, простите меня за то, что я не захотел пойти в последний бой». Еще раньше, во второй половине 1988 года, М.Е. Орлов-Соутер сделал такую запись: «Россия была для меня тем местом, где я жил в своих мечтах, — страной, очаровавшей меня, невзирая на то, что мне порой бывало трудно и одиноко».

Исторически сложилось так, что в период становления ВЧК-ОГПУ кадровый состав советской внешней разведки в некоторой части комплектовался из иностранцев. Они получали советское гражданство, будучи членами компартий других стран, вступали в РКП(б) — ВКП(б), оформлялись на штатную, нередко руководящую работу в разведке, им присваивались воинские звания. Первым председателем ВЧК был поляк Дзержинский, одним из начальников внешней разведки в начале 30-х годов — швейцарец Артузов.

В разное время кадровыми сотрудниками советской разведки становились граждане или подданные Польши, Венгрии, Болгарии, Эстонии (до 1940 г.), Австрии, Италии, Швейцарии, Китая, Кореи, США, Франции, Англии. Хотя в общей массе штатного состава иностранцы составляли незначительную часть, результаты их работы во многих случаях были впечатляющими.

Добавим, что здесь говорилось преимущественно об иностранцах-мужчинах. Но история российской разведки обогащена исключительным явлением, когда кадровой сотрудницей стала женщина-иностранка. Уже сам по себе этот факт вызывает повышенный интерес к ее личности.