Мимоза - Кармайкл Эмили - Страница 11

Ну почему, почему человеческие сердца бывают такими жестокими, такими недобрыми? До сегодняшнего дня она не испытывала такой дикой боли и обиды, и спокойная сдержанность, которую она так мучительно сохраняла всё утро и весь день, сломилась под грузом тяжкого горя, окатывающего её всё новыми и новыми волнами. «Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня; морскою травою обвита была голова моя»*. Знай она эти слова, они звучали бы сейчас в её сердце, полном тоски по потерянному сыну, обиды за нанесённое оскорбление и одиночества среди людей, которые не могли её понять. И теперь вдобавок ко всему этому она почувствовала, как внутри поднимается ещё одно новое страстное чувство. Что ей делать с этим пылающим гневом? Разве сердиться — это хорошо? Разве она не должна прощать обиды? Но как, как простить то, что произошло сегодня?

Наконец — неожиданно и внезапно — она вспомнила своего Господа.

Я вспомнил о Тебе — и позабыл

Всё, что мне душу горестно теснило.

Как будто в мире только Ты один,

А горе и тревоги отступили.

Кругом, везде я видел лишь Тебя,

К Тебе прильнул в немыслимом блаженстве,

И на Твоё взирая совершенство,

Забыл тоску, терзавшую меня,

Затих и погрузился в тишину…

* Иона 2:6

Да, это так, это правда! Всякий, кому известно это утешение, может подтвердить, что так оно и есть. Ведь Его тоже оскорбили в доме друзей и братьев, и Он не отвратил лица Своего от такого позора, перед которым бледнеет и меркнет любой самый жгучий, самый унизительный человеческий стыд. И хотя Мимоза ничего не знала обо всём, что с Ним произошло, в ту ночь Он был рядом с ней. Стоило ей подумать о Нём, как тут же Он оказался рядом. Одна лишь мысль, и Он сел рядом с нею и смягчил острые углы обиды, изливая на неё утешение, покой, нежную заботу до тех пор, пока душа её не утихла. Она собрала в себе решимость простить обидчиков — и заснула.

Ребятишки Мимозы — весьма темпераментные и очень милые создания. Её старший сын выглядит задумчивым и степенным; малыш, родившийся вслед за Майилом, — кроткий и хрупкий, как нежный цветок. И, наконец, четвёртый сынишка, настоящее сокровище. С первого же взгляда мы назвали его Проказником.

Если четвёртый ребёнок в семье рождается мальчиком, это считается большим благословением. Все знают, что, если пятой рождается девочка, а четвёртым мальчик, они приносят в дом великую удачу. Горе тому дому, где четвёртой рождается дочка, а пятым сын. Ибо это дети дурного предзнаменования, проклятые богами с самого рождения; они приносят несчастье всем своим родным и близким. С самого начала Мимоза почти не спускала глаз со своего Благословенного четвёртого сынишки и не расставалась с ним ни на один день. Он был для неё светом очей и радостью сердца.

Накануне того дня, когда он родился, ей было тоскливо и тяжело. Её муж свалился от лихорадки в далёком городе, и она никак не могла пойти к нему. Напрасно она терзалась, отчаянно думая, как бы ему помочь. Она просто ничего не могла для него сделать, и душа её опустилась во мрак и потеряла надежду. Это был один из самых чёрных дней её жизни, нигде вокруг она не видела ни одного лучика света. Она пыталась молиться, но не нашла слов. Она могла лишь поднять глаза в темноту и сказать: «О Господи, Господи!»

Потом она заснула, и ей приснилось, что у неё под боком на подстилке лежит новорождённый малыш, Благословенный сын удачи. Он спал рядом с ней, живой, здоровый, радующий глаз.

Она смотрела на него с любовью и нежностью и вдруг увидела, как из-под ребёнка выползла змея, на мгновение обвилась вокруг него, а потом неслышно скользнула к выходу, проползла под дверью и скрылась. Когда она рассказала о своём сне соседкам, все они единодушно стали уверять её, что это самый что ни на есть благоприятный знак. Ведь змея — это не кто иной, как Сатурн, бог несчастья и невезения. Уже много лет он донимает её семью. Разве нет? А откуда же тогда все эти тяготы, болезни, нищета, смерть Маленького Павлина? Но теперь всё переменится, потому что Сатурн покинул её дом.

Право, в Индии многие вещи происходят самым непостижимым образом. Сразу же после рождения малыша муж Мимозы, впервые за всю свою незадачливую жизнь, прямо на дороге нашёл увесистую золотую подвеску и принёс её жене. Они немного подождали, расспросили соседей и знакомых, нет ли среди них хозяйки найденной драгоценности (украшение явно было женским), но так её и не обнаружили. Окончательно уверившись, что подвеска теперь принадлежит им, они попросили ювелира сделать из неё маленькое ожерелье, ставшее для них своеобразным миниатюрным банком. Пусть по нашим представлениям он не слишком надёжен, но зато всегда под рукой, всегда на глазах: нечто ощутимое, ограждающее семью от крайней нищеты. Это тоненькое ожерелье было для них вдвойне ценным, потому что они получили его столь чудесным образом. Муж приободрился, соляная лавка процветала, и Мимоза, принявшая этот драгоценный дар от Бога богов и носившая его с благодарностью, тоже была счастлива. Вот уж воистину, Господь сильнее Сатурна. Если змея и вправду долгие годы приносила им зло, разве не Он заставил её уползти прочь?

А вскоре после этого наш буйвол отправился на Небеса. Мимоза рассказывала мне историю прошедших лет тихим, задумчивым голосом, полным воспоминаний, и вдруг с её губ слетела эта странная, поразительная фраза: «Буйвол отправился на Небеса». Потому что она немного слышала об этом чудесном месте, слышала о дивных вратах, распахнутых настежь; о стенах, возвышающихся на основании из драгоценных камней; о ярких, радостных улицах, о полноводной реке и цветущих деревьях. Именно эта картина красоты и славы прежде всего завладевает воображением малых детей и простых душ, умеющих видеть мир детскими глазами. Всё остальное может подождать. И, наверное, в своём воображении Мимоза видела, как по золотым улицам, как по дорогам здешних городов и деревень, неспешно бредут буйволы (конечно же, преображённые в славе, чтобы соответствовать тому месту, где они оказались, но всё же буйволы, родные и привычные). Если на Небесах есть река и деревья, то неподалёку непременно должны быть поля и дороги, широкие и привольные. Тогда почему на них не может быть и буйволов?

— Да, — мечтательно продолжала она, как будто заново переживая тот вечер, когда её буйвол отправился на Небеса. — Давным-давно, в день скорби я пошла в поле моей матери. Я пошла туда, потому что сердце моё изнывало от жажды, и душа моя тосковала. Поле же называлось Землей Драгоценной Воды, потому что неподалёку от него была река; работники всегда могли вдоволь напиться, и хлопок там всегда рос преотлично.

И придя на то поле, измучившись от жажды, я вдоволь напилась драгоценной воды, но не той воды, что течёт из земли. Там я услышала глас моего истинного Бога. Хлопок ещё не созрел; с посева прошёл всего месяц, и росточки едва доходили до моего колена. Я подвесила люльку с малышом к ветке акации, покрытой ярко-жёлтыми цветами. Я и сейчас как будто вижу её сладкие, пахучие жёлтые бутоны.

Это поле досталось мне на целый год, и в соляной лавке дела у нас шли очень хорошо. Мы купили пару буйволов для пахоты; один из них был серый, а другой — бурый. Серого буйвола звали Майло, и это его Господь забрал к Себе домой.

Но сначала мы получили большую прибыль. Вот этими руками я выдернула из земли все тернии и колючки и вспахала её. Не звала ни работников, ни работниц. Собственными руками я посадили хлопок и ухаживала за ним, а потом собрала и прочесала его. Так что вся прибыль пошла нам. А выручили мы тогда много, очень много — больше, чем всегда, так что все вокруг удивлялись. И муж мой сказал: «Сначала из этой выручки мы купим тебе серьги и ушные подвески». Так мы и сделали.

И вдруг однажды вечером безо всякой причины наш серый буйвол Майло отвернулся от еды, лёг на землю, и Бог забрал его.