Реквием по братве - Афанасьев Анатолий Владимирович - Страница 20

— Обыкновенно, кем. В войсках служил. На заводе работал, пока не прикрыли лавочку. Тебе почему интересно?

— Зачем же вы с ней связались, если она чужая?

Оловянные глаза старика озарились печалью.

— Не связался — и тебе не советую. Кто плотит, тому помогаю. А деньги нынче сам знаешь у кого.

— У кого же?

На это мастер не ответил, его откровенность имела четкие пределы. Старик любил порассуждать вокруг да около, но редко позволял себе неосторожные замечания в чей-то конкретный адрес. Не иначе, сказывалось совковое прошлое. Борис почитывал газеты и в телевизор заглядывал одним глазком. Восемьдесят миллионов в лагерях, остальные в очереди за колбасой: поневоле научишься держать язык за зубами. Выросший в свободном рыночном обществе Бориска относился к людям из прошлого, как и большинство его сверстников, — с сочувственным презрением. Прожили как во сне, так и не поняв, зачем родились. Целых семьдесят лет, десяток поколений, растертых в лагерную пыль. Кладбище неосуществленных желаний и пустых надежд. Понятно, что ослепительная Таина, с ее резкостью в словах, с непомерными амбициями, абсолютно раскрепощенная, — представлялась Филе исчадием ада, хотя он не говорил об этом впрямую.

Дозвонился Боренька с первого раза и, как всегда, с замиранием сердца услышал глуховатый голос, в котором было такое множество оттенков, что перехватывало дух.

— Это Борис.

— Привет, малыш. Какие-то проблемы?

Попробовал бы кто-нибудь другой назвать его «малышом».

— Все готово, Таина Михайловна.

— Ну да? — обрадовалась работодательница. — Молодцы. Ждите. Через час приеду.

Не через час, конечно, но ближе к вечеру прикатила на новеньком «мерсе-600» черного цвета. Привезла две сумки продуктов и питья. Никогда не забывала о хлебе насущном, что трогало Бориску до слез. Его самого спроси, что он ел на завтрак — вряд ли вспомнит.

Прошли сразу в гараж, где работники дали полный отчет. Столько материалов израсходовано, столько затрачено человеко-часов. Вот черепаха-мама, а вот ее детишки. Вся начинка аналогична сорока килограммам тротила, но изюминка не в этом. При правильном расположении черепашек по отношению к маме сила направленного взрыва способна, пожалуй, поднять на воздух пятиэтажное здание, сооруженное из обыкновенных металлобетонных блоков. Все согласно заказу, плюс эстетическая составляющая.

— Фантастика, — скромно заметил Борис. — Сверхмощная взрывучесть обуславливается тем, что…

— Проверим, — перебила Таина с лукавой улыбкой. — Тебе, Интернетушка, как изобретателю, и карты в руки.

— Понадобится соответствующий полигон, это ведь не стендовая игрушка.

— Прикинем на объекте, — сказала Таина. — В рабочем режиме.

У Бориса кольнуло селезенку, но он промолчал. О чем говорить? Отступать поздно, ежу понятно.

Филя-мастер с самого начала не выказывал большого интереса к разговору. Что сделано — то уже прошлое. Хлопотал с привезенными гостинцами: расставил на верстаке угощение — брус ветчины, буханку «Бородинского», бутылку «Смирновской», баночку маринованных помидоров. Минуты не прошло, накрыл стол. Полюбовался, спохватился — достал из тумбочки три видавших виды мутных стеклянных стопки.

— Окончание работы положено отметить, — объявил солидно, но с заискивающей ноткой. — Чтобы не было осечки. Прошу, господа.

Водка показалась Борису кислой, но, может, она такой и должна быть, не с его опытом сравнивать. Зато сразу ударила по мозгам, как колуном. Свет в гараже заиграл, будто на потолке включили дополнительную лампочку. Он вяло жевал ветчину и хлеб, прислушиваясь к разговору Таины с Филей-мастером, который доносился будто издалека. Старик делился видами на урожай: картоха в этом году плохая, лето было засушливое, дай Бог, коли хватит до декабря. Зато помидоры уродились на славу. Полпогреба заставил банками, можно при нужде и поторговать малость. Какие он солит помидоры и огурцы, в магазине не купишь. Таина слушала внимательно и задавала заинтересованные вопросы, вроде того, кладет ли он в огурцы чеснок или обходится смородиновым листом. Потом они всерьез заспорили, как лучше варить сливу: с косточками или без них. Наконец до Бориски дошло, как это все необыкновенно смешно. Он захохотал, роняя изо рта хлебные крошки.

— Что с тобой, малыш? — озабоченно спросила Таина. — Неужто уже набрался?

Перебарывая неуместный смех, Борис закашлялся, и Филя похлопал его ладонью между лопаток.

— Ой, не могу! — простонал Борис.

— Чего не можешь, парень? Пить не можешь? Дак и не пей, никто не неволит.

— Картоха, — заливался Интернет. — Помидоры. Варенье из слив. Ой, не могу!

— Боренька, — ласково молвила Таина. — Может, в дом пойдешь? Поспишь часок?

— Светлая голова, — добавил Филя, — а умишко еще детский. Вот и разобрало.

Борис смотрел на девушку влюбленными, сияющими глазами.

— Таина Михайловна, вы знаете, что я сейчас понял?

— Что, родной?

— Мир прекрасен… В нем все удивительно, сложно, загадочно, а мы живем, как слепые, ничего не видим. Мы, в сущности, одномерные существа, амебы, устрицы, возомнившие себя покорителями Вселенной. Ну, разве не забавно?

— Очень забавно, малыш.

— С одной стопки, — позавидовал Филя, — и такой могучий резонанс…

Все инструкции сводились к одному: никакой самодеятельности. Два часа просидели над планом, который намалевал по памяти Санек, и теперь, если план верен, Боренька знал в «Ласточке» каждый уголок. Таина прорепетировала с ним ряд нештатных ситуаций, которые могут возникнуть при выполнении задания, и осталась довольна его смекалкой. Помогали ей Клим и Санек. К примеру, Таина давала установку: представь, малыш, ты идешь по коридору — и навстречу охранник. Клим, изобрази!

Клим поднимался со стула и, гремя палкой, надвигался на беззащитного Бореньку: «Ты кто такой, падла? Чего-то я тебя раньше не видел?»

Боренька незамедлительно отвечал: «Не подскажешь, брат, где тут сральня?», или: «Сотенную не разменяешь, брат? Не хочу светиться за столом» — и протягивал Климу стодолларовую бумажку. Клим, свирепо пуча глаза, продолжал: «Ну-ка, открой сумку, падла, чего у тебя там?» Борис с готовностью расстегивал молнию, показывал черепашек, смущенно произносил: «На угле в шопе взял, у племяша день рождения. Сколько, думаешь, стоят?» «Ско-ко?!» — рычал Клим. «За всю семейку — двадцать баксов. Обдираловка, да?»

— Ничего, сойдет, — смеялась Таина. — Только не перепутай смотри. Пустышку давай в руки.

Проигрывали и самую щекотливую ситуацию. Клим возникал за спиной у Бориски, рявкал: «Ты чего спрятал, гаденыш?! А ну, покажи!»

Сообща искали выход из пикового положения, но не находили. Среди охранников в «Ласточке», кроме обыкновенных быков, подвизались бывшие сотрудники спецслужб, их на понт не возьмешь. Нарваться на такого все равно, что стукнуться об стену.

— В таком разе суши весла, Интернет, — удрученно заметил Санек, — Считай, провалил задание. Все игрушки отберут.

Клим угрюмо добавил:

— Честные диверсанты в таких случаях глотают яд. Ампулу с ядом лучше всего заранее положить под язык.

Таина урезонила корешей:

— Вам все шуточки, а малыш головой рискует. Не слушай их, Интернетушка. Если попадешься, сдавайся, но с умом.

— Как это — с умом?

— Прикинешься невменяемым.

— Это он сможет, — обрадовался Клим.

— Сумка не твоя, наткнулся на нее, хотел посмотреть, что внутри… Неси что попало, чтобы рты разинули. И не паникуй. Сразу не убьют, отведут к Столяру. Начнут допрашивать, опять придуривайся и придуривайся. Тяни время. Мы чего-нибудь придумаем, вытянем тебя…

— Может, вообще не убьют, наградят. Столяр уважает рисковых, — вставил Клим.

Таина замахнулась на него кулачком.

— Лучше все же не попадаться, Боренька. Да и как можно попасться? Только по неосторожности.

— Я не попадусь, — сказал Борис, пораженный собственным мужеством.

В одиннадцатом часу его подвезли до места на «жигуленке» Санек с Климом. Припарковались в квартале от «Ласточки» и дали последнее напутствие. Оба были неузнаваемо серьезны.