Жена на время - Бэлоу Мэри - Страница 8
- Предыдущая
- 8/48
- Следующая
– Можете оставить нас. – Маркиз кивнул хозяину, который молча покинул их. – Ну, сударыня, вот это должно будет заменить нам комнаты, которые я заказал для нас в почтовой гостинице в двадцати милях отсюда. Нам придется ужинать в общем зале, и остается только надеяться, что еда будет сносной.
Кровать похожа на живое существо, чье молчаливое присутствие бросается в глаза и раздражает, отметила про себя Чарити.
– Уверена, так и будет, сэр, – сказала она, бросая шляпку и перчатки на кровать непринужденным, как ей хотелось надеяться, жестом.
– Вы, наверное, захотите привести себя в порядок и, может быть, отдохнуть немного до ужина, – предположил маркиз. – Я оставлю вас, сударыня, и буду иметь честь вернуться за вами, чтобы сопровождать в обеденный зал.
Чарити попыталась представить себе, куда маркиз может пойти в этой жалкой гостинице.
Наверное, в бар, чтобы выпить скверного эля. Вряд ли он придется ему по вкусу. Но сейчас это мало ее заботило. Она испытывала чувство огромного облегчения, оставшись одна, – пусть и в этой ужасной комнате. Никогда прежде Чарити не воспринимала кровать как одушевленное существо. Кровать всегда была для нее лишь мебелью, на которой спят. Однако раньше она никогда не была в спальне с мужчиной. Кроме отца или братьев. Не говоря уж о том, чтобы провести ночь в одной спальне и в одной постели с джентльменом.
«Но я – жена этого джентльмена», – напомнила себе Чарити, лежа на постели, чистой, но очень жесткой и довольно неровной. Она сняла обувь и вытащила заколки из волос.
Филип, наверное, думал о ней сегодня. Воображал себе, как она знакомится с мистером и миссис Эрхарт, их тремя детьми. Наверняка он желал, чтобы они были добры к ней, а дети не слишком действовали на нервы во время поездки. Он смотрел в окно на дождь и волновался за нее. Брат с нетерпением будет ждать ее первое письмо.
«Что бы сказал Филип, – гадала Чарити, – если бы узнал о моем замужестве? О том, что теперь я – Чарити Эрхарт, маркиза Стаунтон, а в один прекрасный день стану герцогиней Уитингсби? Что в течение ближайших недель мне предстоит играть роль пешки в глупой ссоре между маркизом и герцогом, его отцом? Что после этого я стану состоятельной леди с годовым доходом в шесть тысяч, и к тому же обладательницей дома со слугами и собственного экипажа?»
Отец никогда не имел собственного экипажа. Единственной служанкой у них была Полли, которая оставалась с ними все последние десять лет, потому что считала себя членом семьи, да ей и некуда было больше идти.
«О, Фил, – думала Чарити, закрывая глаза. – У тебя будет возможность жить в собственном доме, пожениться с Агнес, завести детей. Жить без груза долгов, оставшихся после отца, без необходимости содержать всех нас. Ты сможешь жить, как подобает сельскому джентльмену».
Ей вспомнились дом и дети. Как Пенни там справляется одна? Ей только двадцать лет, она хорошенькая, добрая девушка. Наверное, мечтает о поклоннике и о замужестве. Здоровы ли дети? Не голодают ли? Есть ли у них приличная одежда? Скучают ли они по ней так же, как она по ним?
«Скоро, – мысленно пообещала себе Чарити, – я снова буду с вами. Все будет так, как мы мечтали, когда еще был жив отец и мы не знали о своей нищете. Никогда больше мы не будем бедными, беззащитными – и никогда больше не разлучимся».
Да, она поступила правильно. Как она могла отказаться от такого совершенно неожиданного и заманчивого предложения? Это было как дар небес. А как же? Она гнала от себя мысль о том, что это предложение может оказаться вовсе не даром небес. Особенно если учесть демоническую внешность и непроницаемые глаза маркиза Стаунтона.
Конечно, она поступила правильно. Поздно сожалеть, сделанного не вернешь.
Да, она поступила совершенно правильно.
К полуночи дождь прекратился. Маркиз Стаунтон стоял в дверях гостиничного бара, опершись плечом о косяк двери, и глядел на вымощенный булыжником двор. Ему было холодно. Конечно, теперь уже слишком поздно двигаться в путь, да и дорогу развезло.
Он был последним из посетителей бара и постояльцев гостиницы, который еще не отправился на покой. За его спиной хозяин намеренно шумно наводил порядок. Он ясно давал понять, что постояльцу пора отправиться в постель.
– Завтра утром будет солнце, милорд, – сказал хозяин.
– М-да, – согласился маркиз.
В Инфилд-Парк они приедут в солнечную погоду. Как чудесно! Губы его сжались в тонкую линию. Нужно было проигнорировать приглашение отца, с запоздалым сожалением подумал Энтони Эрхарт. Ему не нужно было отвечать на него. Было бы лучше написать коротко и учтиво в том смысле, что он слишком занят делами и не сможет воспользоваться любезным приглашением его милости. Какое ему дело до болезни герцога? Разве отец думал о нем, когда он сломал себе ногу и едва не сломал шею шесть лет назад, когда мчался в двухколесном экипаже в Брайтон? Нисколько.
Восемь лет назад все связи между ним и отцом были прерваны. Даже в финансовом отношении ничто не связывало его с Уитингсби. Он был совершенно независим материально и мог не обращать внимания на письмо отца. Его удивляло, почему же он все-таки чувствовал себя некоторым образом обязанным принять приглашение. Прошлое все еще держало его, оно еще не было похоронено окончательно.
Ему нужно было проигнорировать это письмо. Он нашел бы способ отречься от своих прав по рождению. Пусть Уильям станет герцогом после смерти отца, а Клодия – герцогиней. При этой мысли маркиз Стаунтон насмешливо скривил губы. Какая в этом была бы ирония: Клодия – герцогиня Уитингсби.
Клодия…
Хозяин гостиницы покашлял, пытаясь обратить на себя внимание маркиза.
– Подать вам что-нибудь еще, милорд? – спросил он.
– Нет, спасибо, – поблагодарил его маркиз, выпрямился, вошел в дом и закрыл дверь. – Я иду спать. Спокойной ночи, – сказал он и направился вверх по лестнице.
В его планы не входило осуществление своих супружеских прав. Да и какое удовольствие можно было получить, переспав с серой мышкой? Зачем ему девственница с ее страхом, болью и слезами? И кровью. Кроме того, он женился не ради удовольствия. Маркиз Стаунтон и сейчас не собирался воспользоваться своими правами мужа. Но условия для ночлега в этом жалком подобии гостиницы действовали ему на нервы. Во-первых, он спал очень беспокойно и ему не нравилось делить постель с кем-нибудь. Делить постель с кем-нибудь он мог только для любовных утех, а не для сна. Во-вторых, ему была неприятна даже мысль о присутствии другого человека в такой интимный момент, как сон.
Сегодня маркизу больше, чем когда бы то ни было, хотелось уединения. Вместо этого он был обречен провести остаток ночи не только в одной комнате со своей женой, но еще и в одной постели.
В комнату попадало достаточно света от фонаря, висевшего над дверью конюшни во внутреннем дворе гостиницы, чтобы он смог раздеться, не зажигая свечи, и скользнуть под одеяло с краю широкой постели, ближе к двери. Жена спокойно спала на другом краю кровати.
Его жена! Вдруг маркизу стало интересно, есть ли у нее семья. Никто не только не проводил ее в церковь, но никто не вышел из квартиры, когда экипаж остановился, чтобы забрать ее сундук. Неужели у нее совсем никого нет? Семьи? Друзей? Ну, друзей у нее скоро будет сколько угодно, цинично подумал маркиз Стаунтон. Очень просто найти друзей, когда у тебя шесть тысяч фунтов в год. Неужели в этом маленьком сундучке уместилось все ее имущество? Где же остальные вещи? Можно ли жить, имея так мало?
Но она сама его не интересовала. Ему не хотелось знать о ней ничего, кроме того, что он уже знал. И конечно, он не хотел жалеть ее. Она и не нуждается в жалости: ее будущее обеспечивает контракт, подписанный ими обоими вчера, и сегодняшнее бракосочетание. Лишнее любопытство ни к чему. Она послужит его цели, и будет за это хорошо вознаграждена. Он всегда хорошо платил женщинам, которые были ему полезны. Эта, конечно, оказывала ему не совсем обычные услуги, но, тем не менее, ее время будет хорошо оплачено. Он не должен беспокоиться за нее.
- Предыдущая
- 8/48
- Следующая
