Выбери любимый жанр

Черная свеча - Мончинский Леонид - Страница 62


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

62

— Фуфло нам задвигает, сам думает, как отмыться за все свои побеги.

— Думаю, — неожиданно согласился, глянув на красного от натуги казака, Упоров. Его прямое, такое скорое признание несколько всех успокоило. — Отмыться думаю, освободиться думаю. Ну, хотя бы по одной третьей. На хрена, ответь мне, Сеня, я бы впрягался в этот воз? Чтобы от такого баклана…

Вадим показал пальцем на пытающегося приподняться Митю.

— …получить ломом по башке? Надо всем вместе найти выгодный для нас способ жизни и постараться откинуться из этой беды как можно раньше. Вспомни, Андрей, какой у тебя был съем на промывке?

— Пятьдесят пять граммов. Меньше не давал.

— Почти две нормы. А это ленивое животное, — Упоров снова указал на Митю, — снимало двадцать. В общем получается полторы нормы. Это обеспечивает бригаде зачётный коэффициент два. Маловато. Начальник управления сказал: «Будет две нормы — зачёты пойдут один к трём».

— Круто больно, Сергеич! Да и обмануть могут.

— Начнуть кроить — бросим пахать, и все! Золото им нужно, а не нам с тобой. Мы за свободу работать будем.

— На нарезке шахт две не получатся, бугор!

В этом возгласе — а кричал Семён Палкин — уже было что-то деловое и домашнее. Старый сиделец нюхом почувствовал меняющуюся обстановку, решив на всякий случай не испытывать судьбу.

— Ну, что ты козла доишь, Сеня?! Только отладить все надо но уму и по совести, чтобы не кроить, а работать. Втащить администрацию в наш интерес.

— Упоров сделал движение, словно натягивал на себя вожжи, — тогда хорошее золото в государственный план обеспечит нам хорошее отношение и ларёк.

— Половинить начнут!

— Кто?!

— Сам не знаешь, что ли?! Воры!

— Оставь это мне. Следует думать над тем, как заинтересовать администрацию, чтобы без нас ей было трудней. Хозяин пообещал четыре бульдозера на следующий год. Будем нарезать и мыть. Сами.

Они ещё пребывали в сомнении, но тут похожий на ласкового бульдога сын австрийского коммуниста Федя Редлих хрипловатым басом обратился к Лысому:

— Пусть скажет Никандра, он нам его сосватал. Будет ли понт с моряка?

Очнувшийся Митя шарил глазами в поисках топора. Никандра обошёл его и сел рядом с Упоровым, но на вопрос Феди отвечать не стал.

— Живой, Столбик? — спросил сочувственно бывший секретарь Союза писателей Сидяков.

— Тебе какое дело?! — Митя был огорчён отсутствием топора. — Жаба писучая!

— Что вы, Дмитрий! Мне вас по-человечески жалко, — вспыхнул Сидяков.

— Это точно, — подтвердил косоватый стахановец по кличке Вазелин. — Он усем объявил, что примет тебя в писатели, коли ты после такого тэрца хвост не откинешь. Дал слово — держи! Примай Столбика. Не то мы тя через «Гудок» за обман рабочей массы продёрнем!

Федя Редлих поймался за козырёк кепки Вазелина и надвинул ему на глаза:

— Глохни! Никандра, почему молчишь?

Бригадир что-то пробурчал себе под нос неразборчиво, хотел подняться, но передумал и после минутного размышления начал говорить:

— Я бы с ним работал. Причина первая: он — человек слова. Вторая: лодырь у него за пахаря не проканает. А третье: он не станет кроить за вашей спиной. В нем… зря улыбаешься, Гнус, совесть не отмерла.

— Минуточку, — встал бывший председатель профкома авиационного завода Дорошев. — Слушаю вас, товарищи, и диву даюсь. Доверяете эмоциям стихийного лидера! Вы же, Упоров, насколько мне известно, не располагаете опытом руководящей работы. Дилетант. А берётесь руководить. Лично я…

— Тебя это не касается, — будущий бугор оценил взглядом вислозадого Дорошева. — Тобой руководить не берусь. И ещё некоторых посмотрю в работе.

— То есть как это не касается?

— Просто! Не возьму, и баста! Был бы ты любитель, пожалуй, взял. Но ты — профессионал. Работу с обманом путаешь. Это судьба. Это навсегда. И закрой рот!

Пётр Николаевич Дорошев рот не закрыл. Он дёрнул резким движением полы пиджака, говорил, чуть приклацивая челюстями:

— Вы дискредитируете партийных выдвиженцев! За такое надо к стенке ставить! Ваша буржуазная мораль станет известна в компетентных инстанциях!

— Глохни, трумень! — Никандра толкнул Дорошева. — Сидишь за взятки, сука, а хипиш поднял, будто Христа с креста снимал!

— Вижу! Все вижу: бандеровец с бандитом спелись, хотят повести за собой рабочий класс! Товарищи!

Ключик с размаху вонзил перед его сапогом топор в бревно, и оратор мигом замолчал, уставившись на улыбающегося Андрея.

— Здоровая критика до тебя доходит, — Ключик подмигнул Дорошеву. — Значит — не потерянный ты человек. Заходи к нам, как исправишься окончательно. Так, мужики, кто идёт пахать с Фартовым? Без Столба с Лукой — единогласно. Ты-то зачем грабку тянешь, аферист? Сказано — не берет!

— Базар окончен. Айда работать, мужики!

Упоров почувствовал прикосновение к плечу и от скопившегося внутри напряжения резко обернулся… перед ним, неловко улыбаясь, стоял однорукий минёр Лука. Он был униженно сконфужен и без толку теребил пустой рукав гимнастёрки, по-видимому, желая обратить на этот факт внимание нового бригадира. Бывший минёр был чем-то неуловимо похож на начинающего нищего перед первой просьбой о милостыне. За ним толклись трое зэков со счастливыми лицами уверенных просителей.

— Нервы вот подводят, Вадик. Износился в трудах да войнах, — начал объяснять Лука. — Ты тож не сахар, так и получилось несогласие…

— Короче можешь?!

Культяпый съёжился, как от удара, но всё-таки опять запутался в объяснениях:

— Дети… трое их на жинкиной шее, а она одним глазком в могилу смотрит. Силы кончаются. Ты же знаешь — русские бабы, они за ради детей себя не щадят…

— О детях мне не говори. О себе скажи — что надо!

— Слышь, бугор, хай с нами пашет Лука. В обузу не будет, — вмешался в разговор плешивый, с потёками пота на груди зэк.

— Здесь меня знают, Вадим. Увечье моё фронтовое уважают…

Лицо бывшего минёра начало терять углы, и по глубоким морщинам по-детски легко скользнула слеза. Зэки, уже сбросив улыбки, закивали бритыми головами, выражая свою солидарность, тени их, плотно прилипшие к красноватой земле, тоже кланялись в сторону тени бугра.

Упоров смотрел на минёра и видел, как тысячи таких вот укороченных вечной нуждой патриотов поднимаются в ржавом свете закатного солнца из струпьев окопов, бегут, загребая рваными сапогами уставшую от безделья, жирную землю. Впереди них, на том чудесном вороном коне, отец с обнажённой шашкой: «Ура»! Ему даже показалось, что плачущий Лука сейчас распахнёт свой морщинистый рот и закричит это самое «ура!»

Отвоевали себе тюрьмы, лагеря, несчастных детей и жён… Искалеченная наивность. Ты строишь, воюешь, защищаешь, охраняешь и одновременно сидишь в огромной тюрьме с удивительно поэтичным названием — Россия.

— Нет! — говорит Упоров в заплаканные глаза минёра. — Два раза не повторяю, но тебе скажу, чтобы ты запомнил: нет!

Чувствует озноб от враз похолодевших взглядов просителен, знает — они не должны видеть твоих переживаний. Все надлежит пережить в себе, спокойно, тогда зэки постоят, пошмыгают носами и, склонив к земле лица вечерними подсолнухами, разойдутся без слов, без угроз. Останется одно лицо с грязными потёками по небритым щекам, глаза, подслеповато моргая, глядят ему в спину с мольбой и упрёком…

«Мы все зажгли не ту свечу, — пытается освободиться от груза совершенного зла Упоров. — Целый народ! Вся страна! Потому и потёмки нас окружают, живём на ощупь, не пытаясь разглядеть сквозь чёрный чад: кто там взобрался на верхние нары, чтобы вершить твою собственную судьбу? Откуда они берутся? И ты туда же… за ними, ну зачем?» Вопрос к самому себе таинственно повращался вокруг его головы, давя с ощутимой болью на виски. Потом это слегка озлобленное любопытство сменило другое состояние души: жалко калеку, так жалко, что хочется заплакать вместе с ним. Хочется простить, догнать, обнять, покаяться и получить очищение, всем открыть слепоту собственного сердца. Так просто…

62
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело