Посланник князя тьмы [Повести. Русские хроники в одном лице] - Гацура Геннадий - Страница 54

На следующий день старик вновь подошел к Курлюкову.

— Младой человек, когда же выставят на продажу яйцо?

«Вот пристал, как банный лист», — Сергей Иванович сделал вид, что не слышал вопроса.

— Так когда же его выставят?

— Кого? — наконец, оторвался от заполнения квитанции оценщик.

— То яйцо, в желтом футляре, что вы вчера утром соблаговолили принять.

— Ничего не знаю. Все, что было принято, еще вчера выставлено, и, если нет в зале, значит, уже продано. Через три дня можете приходить получать деньги. Не мешайте работать.

— Не пытайтесь меня обмануть, младой человек. То что вы знаете, я уже давно забыл. Как ваша фамилия? — Старик достал из паспорта квитанцию на рамочку и на обратной стороне записал фамилию оценщика. — Думаете, я совсем дурак. Это яйцо было сделано в 1895 году Михаилом Перхиным, одним из мастеров фирмы Фаберже, и подарено Николаем II Александре Федоровне. Оно называлось «Бутон розы». Я вас выведу на чистую воду. Милиция выяснит, куда исчезает народное достояние.

Едва старик ушел, Курлюков водрузил на стойке табличку «Перерыв» и, как ошпаренный, выскочил из магазина. В телефонной будке, как назло, торчала какая-то школьница с портфелем. Дорога была каждая минута, Сергею Ивановичу пришлось постучать несколько раз монетой по единственному, чудом сохранившемуся стеклу, прежде чем она повесила трубку. Дрожащей от нетерпения рукой он набрал номер телефона.

— Александр Кристапович… Да, я. Помните старичка в белом пиджаке… Ну, он постоянно в комке крутится…

Мимо антикварного магазина, надсадно ревя мотором и нещадно чадя, проехал тягач с огромной трехосной машиной на прицепе. Напротив телефонной будки он притормозил.

— Эй, начальник, — высунулась из окошка закопченная голова водителя, — не скажешь, как мне из города выбраться?..

Ровно в пятнадцать часов дверь распахнулась, и толпа, оттолкнув в сторону продавщицу, ринулась в антикварный магазин. Николаев с Соковым вошли следом, но сразу пробиваться к прилавкам не решились, чувствуя, что им не устоять против обладательниц крупных бюстов и молодых мужчин в коротких курточках.

Наконец Володя решился и ринулся в образовавшийся просвет между телами, но тут же натолкнулся на энергичную толстуху, с остервенением орудовавшую локтями.

— Почему без очереди? Я с самого утра занимала.

— Девушка, я участник Куликовской битвы, нас на свете единицы остались, — попробовал пошутить Соков.

— Ничего не знаю, удостоверение покажь, а потом лезь, — и хорошо отработанным в многочисленных очередях движением она заехала локтем под ребро Сокову, тому ничего не оставалось как, несолоно хлебавши, вернуться назад.

— Что, слабо? — улыбнувшись, спросил Сергей.

— Не моя весовая категория, — держась за бок, ответил Володя.

Тем временем страсти возле прилавка разгорались. Каждый пытался отхватить кусок «пожирней».

— Несчастная вещь. Все ее прежние хозяева умерли не своей смертью и в тюрьмах.

Украшенная золотыми перстнями женщина с видимым сожалением поставила красивую фарфоровую вазу на прилавок. Молодой человек тут же схватил ее и протянул продавщице.

— Нелли, выпиши мне эту вазочку.

— Алексей, вы же сказали, что она приносит несчастье, — удивилась женщина.

— Да, но я не суеверный, тем более, когда речь идет о «бётгеровском порцелане».

Наконец, когда основная масса покупателей схлынула, милиционеры смогли пробиться поближе к прилавку.

— Чего-то я ее не вижу, — толкнул Сергея Владимир.

— Может, она в другом отделе?

Они обошли весь магазин, но нигде не нашли ничего похожего на описанную гражданкой Кусковой лампу. Толпа покупателей возле отдела бронзы немного поубавилась. Николаев протолкался к прилавку и спросил у молоденькой продавщицы:

— Девушка, у вас была бронзовая керосиновая лампа в виде цилиндра.

— Продана.

— Когда? — переглянувшись с Соковым, спросил он.

— Еще вчера.

— Вы не подскажете, как мне найти вашего директора.

— Вход со двора, там, где принимают мебель.

— Что теперь делать будем? — поинтересовался, выходя из магазина, Володя.

— Подожди меня здесь, а я зайду к местному начальству.

Сергей обошел здание магазина. Во дворе, возле двери с табличкой «Прием на комиссию», крутился толстый мужичок в кожаной куртке.

— Где мебель принимают на комиссию? — спросил следователь.

— Дальше.

Перекрывая подходы к большим двухстворчатым дверям, стояла груженая мебелью двухколесная ручная тележка.

Какой-то старик пытался снять с нее стол, но сделать ото было нелегко.

— Молодой человек, не откажете в любезности?

Сергей помог снять и перенести стол и стулья, выполненные в стиле «Буль», в магазин.

«Ничего себе, — подумал он, — я и не предполагал, что такие редкости могли еще сохраниться в частных руках».

Оценщица сидела на столе и болтала по телефону об осенних сапогах и современной моде.

Николаеву было интересно, какую цену поставят на эту мебель, и он решил поприсутствовать при оценке, тем более что его, похоже, принимали за родственника старика или грузчика.

Молодая женщина наконец закончила разговор и потрудилась слезть со стола.

— Береза, — сказала она, обойдя вокруг стола, украшенного ценными породами дерева, черепахой, слоновой костью и бронзой.

— Какая это береза, — сказал старик. — Это, девушка, «Буль». Вы посмотрите…

— А я говорю — береза, просто морилкой покрыта. Да и работа так себе.

— Да вы что! Это очень даже неплохая работа, — заволновался комитент.

— Сто восемьдесят рублей, — прищурив глаз, оценила приемщица и, зевая, отвернулась.

— Что вы сказали? — переспросил вдруг побледневший старичок.

— Сто восемьдесят. Сто шестьдесят семь рублей на руки.

— Девушка, как вам не стыдно. Это восемнадцатый век, французская работа. Вот, посмотрите, — комитент перевернул стул, — надпись «Париж» и клеймо мастера.

Оценщица ткнула пальцем в дырочки на внутренней стороне стула и сказала.

— Жучок. Кто это старье возьмет теперь? Да вы и нам всю мебель в магазине заразите.

— Если вы имеете в виду «шашель», так я его давно вывел раствором нафталина в бензине. Знаете, очень неплохое средство.

— Хорошо. Двести на руки и ни копейки больше.

— Девушка, мне сейчас очень нужны деньги…

— Ха, — ухмыльнулась оценщица комиссионного магазина, — скажите, кому они не нужны.

— Ну, хотя бы шестьсот рублей. Это как раз треть того, что я когда-то заплатил за комплект.

— Может, вы и платили за комплект, а здесь всего четыре стула, ни кресел, ни канапе.

— Девушка…

— Все! Если хотите — сдавайте, не хотите — везите в другой магазин, может, вам там больше дадут.

— Молодой человек, — старик повернулся к стоявшему и наблюдавшему за этой сценой Сергею, — не откажете мне еще в одной любезности, если вам не трудно.

Николаев помог старику погрузить на тележку мебель.

Едва они успели привязать последний стул, как к ним подошел невысокий мужчина восточной наружности в длинном, с закатанными рукавами кожаном плаще.

— Пр-родавать пр-ривез? — как бы нехотя, спросил он у Сергея, внимательно ощупывая своими хитрыми глазками сложенную на тележку мебель. — И сколько хочишь?

Николаев легонько подтолкнул локтем хозяина комплекта и подмигнул ему.

— Тысячу, — зло сказал старик, пытаясь вытащить запутавшийся между ножек стула конец веревки.

— «Штуку» ни дадут, — авторитетно заявил обладатель кожаного плаща, — а за восимисот могу взять. Если ни вэришь моей цине, можишь зайти в магазин и узнать у товаровед.

— Что ходить по этим негодяям товароведам. Если бы не старухе на похороны нужно было… Столько все дерут. Деньги с собой?

— Конэчно, — засуетился покупатель, вытаскивая огромную пачку сторублевок, завернутых в газету «Труд», и отсчитывая восемь бумажек. — Вот, диржи, ровно восимисот. Только, давай, разгрузим. Я сийчас машину визову.