Он (ЛП) - "Cloudberry" - Страница 7

• Предыдущая
• 7/61
• Следующая

Я победил. Честно и справедливо. Третья шайба пронеслась мимо его локтя и со свистом влетела в сетку.

Следующие часа три я дал ему потомиться – весь ужин и всю идиотскую церемонию награждения в честь конца лагеря. Все это время Вес был нетипично тих.

И только по возвращении в нашу комнату я позволил-таки ему сорваться с крючка.

– Пожалуй, я заберу свой выигрыш в следующем году, – сказал я со всей небрежностью, на которую только был способен в свои восемнадцать лет. – В июне, наверное. Или в июле. Короче, я дам тебе знать, окей?

Я ждал облегченного вздоха. Было весело в кои-то веки заставить Веса помучиться. Однако его лицо осталось непроницаемым. Он достал свою фляжку из нержавеющей стали и медленно отвинтил крышечку.

– Последняя ночь в лагере, чувак, – сказал он. – Это надо отметить. – Он сделал большой глоток, потом протянул фляжку мне.

Когда я взял ее, в его глазах вспыхнуло нечто, что я не смог распознать.

Виски пошло не очень. По крайней мере, первый глоток. До сих пор мы выпивали за раз одну, максимум две бутылки пива из запасов, припрятанных в наших шкафчиках. Попасться со спиртным или наркотиками значило нажить себе серьезные неприятности. Так что никакой толерантности к алкоголю у меня не было. Ощущая, как внутри разливается хмельное тепло, я услышал, как Вес сказал:

– Давай посмотрим порнуху.

Почти четыре года спустя я стою, дрожа, в гостиничной ванной. Выключаю воду, беру полотенце из стопки.

Похоже, пришло время спуститься вниз и узнать, возможно ли починить нашу дружбу. Да, той ночью случилось некоторое безумие, но в целом ничего такого, чтоб вспоминать всю жизнь. Я вот довольно-таки легко выбросил ту ночь из головы.

Но не Вес. Другого объяснения, почему он отдалился, у меня нет.

Боже, надеюсь, он не станет поднимать эту тему. Бывает такое дерьмо, которое лучше не ворошить. Как по мне, одна-единственная ночь пьяных глупостей не может быть определяющим моментом шестилетней дружбы.

И тем не менее я до странного сильно нервничаю, когда через пять минут спускаюсь на лифте вниз. Меня бесит это ползущее по спине зудящее чувство, ведь нервничаю я очень редко. Я, наверное, самый спокойный человек на свете, и это, я уверен, объясняется тем, что моя семья – ходячее определение расслабленных калифорнийцев.

Когда я захожу в бар, там не протолкнуться. Что неудивительно. Сегодня пятница, вечер, и отель из-за турнира забит битком. Все столики заняты. Протискиваясь сквозь толпу, я ищу Веса, но его нигде нет.

Наверное, дурацкая это была идея.

– Прошу прощения, – произношу я спинам бизнесменов, которые стоят в проходе между барной стойкой и столиками, но они над чем-то смеются и не замечают, что загораживают мне путь.

Я уже где-то в секунде от того, чтобы вернуться наверх, как вдруг слышу:

– Салаги.

Всего одно слово, но я моментально узнаю его голос, глубокий и с хрипотцой, и внезапно словно переношусь в прошлое. В те бесконечные летние дни, когда этот голос вышучивал меня, дразнил и бросал мне вызов.

За его комментарием следует дружных смех, и я, оглянувшись, замечаю его среди столпившихся у дальней стены хоккеистов.

В тот же миг и он оборачивается – словно почувствовав, что я здесь. И черт, меня снова отбрасывает во времени. Он совершенно не изменился. И в то же время стал совершенно другим.

У него все те же взлохмаченные темные волосы и заросшее щетиной лицо, но он стал крупнее. Раздался в плечах и нарастил мышцы, но грузным не стал, а остался стройным, хотя, безусловно, с восемнадцатилетним Весом его не сравнить. Золотистая кожа его бицепсов все так же разрисована татуировками, но теперь их намного больше. Еще одна появилась на левой руке. А из-за воротника выглядывает что-то черное, кельтское.

Глядя, как я приближаюсь, он все болтает с друзьями. Конечно, он в центре внимания. Я и забыл, как он притягивает людей. Его словно подпитывает более высокопробное топливо, чем нас, простых смертных.

Когда он поворачивает голову, «штанга» в его брови ловит свет, серебристую искру всего на оттенок светлее его грифельно-серых глаз. Которые сужаются, когда я наконец-то доплываю до него сквозь людское море.

– Черт, мужик, ты что, осветлил волосы?

Мы больше трех лет не были в одном помещении, а он приветствует меня этим?

– Нет. – Закатив глаза, я опускаюсь на табурет с ним рядом. – Выгорели на солнце.

– По-прежнему серфишь по выходным? – спрашивает Вес.

– Когда есть время. – Я заламываю бровь. – А ты по-прежнему по любому поводу снимаешь штаны и светишь своими причиндалами?

Его друзья взрываются гоготом, их смех грохочет в моей груди.

– Блин, значит, он всегда был таким? – говорит кто-то.

Уголки его губ дергаются в усмешке.

– Я отказываюсь лишать мир своего дарованного свыше мужского великолепия. – Он кладет на мое плечо свою большую ладонь. Сжимает его. И сразу же убирает руку, но я продолжаю чувствовать на плече тепло.

– Парни, это Джейми Каннинг, мой давний друг и вратарь сопляков из «Рейнера».

– Привет, – говорю я глупо. Потом оглядываюсь в поисках официантки. Мне нужно чем-то занять руки, любым напитком, хоть содовой. Но бар забит под завязку, и нигде поблизости официантки не видно.

Я смотрю на его бокал. Вес пьет что-то шипучее – судя по цвету, колу. Нет, рутбир («корневое пиво», безалкогольный газированный напиток – прим. пер.). Он всегда предпочитал рутбир. Очевидно, их тренер тоже наложил вето на алкоголь.

Вес высоко поднимает руку, и официантка резко разворачивается к нам. Он показывает на свой бокал, а она кивает с такой готовностью, словно сам Господь бог велел ей выполнить его просьбу. Вес благодарит ее своим любимейшим способом – сверкает улыбкой. А я замечаю, как сверкнуло металлическим блеском что-то еще.

Он проколол язык. Это тоже что-то новое.

И-и-и… теперь я думаю о его языке. Блядь. И четыре года тишины внезапно становятся отчасти понятны. Возможно, некоторые пьяные выходки все же способны испортить дружбу.

А может, все это чушь, и, если б мы остались друзьями, то смогли бы забыть ту давнюю глупость, протяженностью всего один час.

Между тем в баре становится слишком жарко. Если та официантка принесет мне рутбир, то меня может потянуть им облиться. Да еще молчание между мной и моим бывшим другом с каждой секундой растягивается все больше.

– Столько народу, – через силу говорю я. Совсем тихо.

– Ага. Хочешь? – Он протягивает мне бокал.

Я делаю жадный глоток, и наши глаза встречаются поверх ободка бокала. Его самоуверенность сбивается на миллиметр или два. Взгляд задает вопрос. Ну что, как мы протянем следующие полчаса?

Сглотнув, я принимаю решение.

– Как позорно в том месяце «Брюинз» продули «Дакс», а? («Анахайм Дакс», команда из Калифорнии – прим. пер.)

И его надменность возвращается со скоростью света.

– Вам просто повезло. А в третьем периоде ваш вингер сам споткнулся о свои косолапые ноги.

– С небольшой помощью ващей защиты.

– Ой, да иди ты. Двадцать баксов на то, что «Дакс» в этом году не пройдет дальше четвертьфинала.

– Всего лишь двадцать? – в притворном шоке ахаю я. – Да ты, похоже, боишься. Двадцатка и видео на YouTube, прославляющее мое величие.

– Заметано, но если проиграешь ты, то запишешь такое видео в футболке «Брюинз».

– Окей. – Я пожимаю плечами. И все – в один момент напряжение в атмосфере начинает спадать.

Появляется официантка – с двумя бокалами рутбира и адресованной Весу голодной улыбкой.

– Спасибо, куколка. – Он сует ей двадцатку.

– Дай мне знать, если захочешь что-то еще, – мурлычет она с чересчур заметным намеком. Господи. У хоккеистов обычно не бывает проблем с интимом, но мой старый друг явно наслаждается тем, какое впечатление производит. Впрочем, она тоже секси. Роскошная грудь и обаятельная улыбка.

И идеальная попка, которую Вес, однако, не удостаивает и взглядом.

• Предыдущая
• 7/61
• Следующая