Выбери любимый жанр

Der Architekt. Проект Германия - Мартьянов Андрей Леонидович - Страница 3


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

3

Естественно, сколько ни говори «халва», во рту слаще не станет. Французы очутились в ситуации, когда им пришлось жить, год за годом, в состоянии позора. Этого не в силах вынести ни одна нация.

Здесь следует вспомнить о том, что француз по «историческому воспитанию» своему — республиканец. А республиканское сознание основано на представлении о том, что общественные связи — это результат добровольно заключенного договора между равноправными индивидуумами и обществом (государством). Идея Вишистского государства — идея объединения «Великой Франции» на национальной почве, более того, попытки встроить эту «Великую Францию» в более общую «Великую Германию», в «новую Европу», — воспринималась республиканским сознанием как контрреволюционная. Собственно, так оно и было.

Республиканское сознание отвергает «неизбежность сотрудничества с нацистами». Стержневая мысль Просвещения, на котором, повторимся, взращен француз, — «с угнетателями не только можно, но и должно бороться». Угнетенный имеет право на восстание.

Именно в этом — разгадка того изумительного факта, что в Сопротивлении участвовали отнюдь не маргиналы, но вполне солидные люди: служащие, знать, интеллигенция, рабочие, землевладельцы. Это не люмпены, которым нечего терять, кроме своих цепей. Это граждане, прочно и хорошо встроенные в социальную структуру.

А ведь им приходилось бороться против правительства, считавшегося законным. И эти люди должны были, следовательно, обладать не только личной храбростью, необходимой для всякой борьбы, — они также должны были быть готовы идти на нарушение закона. Законопослушные буржуа с легкостью преступали закон! Почему?

Потому что эту готовность поддерживала в них давняя, освященная веками традиция сопротивления тирании.

Именно поэтому Сопротивление обрело форму подпольного государства и, когда пришел час, предложило себя обществу в качестве легитимной альтернативы режиму Виши.

Естественно, Сопротивление не было однородным. Одно дело — небольшой саботаж мелкого чиновника, и совсем другое — силовые акции, предпринимаемые крайними левыми, в первую очередь коммунистами, которые сами себя, с истинно французским пафосом, называли «партией расстрелянных» (что, в общем, соответствовало действительности — Французская компартия была объявлена вне закона еще до оккупации, к тому же она считалась самой «лютой» в Европе, «лютее» советской…).

Активных участников Сопротивления объявляли террористами и охотились за ними беспощадно. (Впрочем, по статье терроризма «проходила» и Зоя Космодемьянская, не будем об этом забывать.) Союзники, в первую очередь англичане, поставляли Сопротивлению оружие — но часто с условием: коммунистам оружие не давать.

В сорок третьем году вся Франция была оккупирована немцами, и противостояние стало гораздо острее. Но это в реальной истории. В альтернативном же мире «Архитектора» после Сталинградской катастрофы начинается также отвод частей вермахта из Франции. Буржуазный мир, когда «все грехи прощены» и любое, даже микроскопическое участие в Сопротивлении дает французу моральную индульгенцию и моральный же орден за отвагу, — всё то, что так мудро провозгласил де Голль, — всё это наступает уже в сорок третьем.

Теперь вопрос: что будет с теми, кого немцы называли «террористами», с активными участниками Резистанса? Совершенно определенно, они будут объявлены вне закона еще раз. «Замирение» предполагает, что никаких силовых акций быть не должно. Врага больше «нет». Логично так-же считать, что в условиях перемирия, когда мир больше не поделен на черное и белое, размываются также этические границы.

Но «партия расстрелянных» на то и разделяет крайние взгляды, чтобы не смириться с этим. Предстоит последняя силовая акция, после которой, очевидно, партия расстрелянных станет таковой не только по названию.

Объектом становится реально действовавший Легион «Триколор» (у этого военного соединения были разные названия, остановимся на том, который употребляется в романе, — для простоты). Сила художественного произведения — в том, чтобы поместить нечто известное в такие обстоятельства, которые показали бы сущность явления во всей ее полноте. Чтобы персонажам было буквально некуда спрятаться.

«Триколор», фашистская воинская часть, укомплектованная «французскими патриотами», и в том числе некоторыми русскими белоэмигрантами, отправилась сражаться с врагами демократии — то есть большевиками — в Россию. Закончили эти патриоты как самые обычные каратели: поручено им было охранять дороги — дороги взрывали «террористы» (в данном случае белорусские партизаны) — а «террористов» поддерживало местное население — и вот уже наши борцы за демократию и против зверя большевизма сжигают крестьянские дома и убивают стариков, женщин и детей…

Худой мир, говорят, лучше доброй ссоры. Но в худом мире, который Франция заключает с Германией Шпеера, будет место для Легиона «Триколор» и не будет места для участников Сопротивления — «террористов».

Это тоже цена мира. Глядя из исторического далёка, мы согласны с этим смириться.

Но мы, мудрые читатели, — это одно, а персонажи романа — совсем другое. Да, они потерпели поражение, но если уж уходить со сцены истории — то уходить с грохотом.

Франция в этих условиях залижет свои раны раньше. Но цена для нее, вероятно, оказалась бы не то что выше, а грязнее.

Впрочем, главный субъект любого художественного произведения — все-таки отдельный человек. Как на судьбах самых разных людей скажутся происходящие события? Какие выборы придется делать персонажам? Альтернативный ход развития истории до предела обостряет эти выборы, делает их мучительными — и подчас гораздо менее однозначными.

Впрочем, для того, чтобы читателю понимать душевные движения героев, авторам не потребовалось отправлять в сорок второй год наших современников — так называемых «попаданцев». В «Архитекторе» не действует российский спецназовец из девяностых годов и не поражает всех приемами современной борьбы, а также знанием неслыханных технологий. И ампулы с пенициллином у него в кармане не завалялось. И вообще его в романе просто нет и быть не может.

В этом смысле «Архитектор» представляет собой традиционный роман. В нем практически нет фантастики. Всей фантастичности — переставлено несколько кубиков. И возник совершенно другой узор калейдоскопа.

Но люди — люди остались людьми. Им немного «подыграли» — помогли сделать их мир чуть-чуть менее кровавым. Теперь дело за персонажами — справятся ли они с новыми условиями или, как это часто бывает, опять «всё испортят» и заварят кровавую кашу уже в другом уголке планеты.

В. В. Нестратов

ПРЕДВАРЕНИЕ

УРАВНЕНИЕ

С ТРЕМЯ

НЕИЗВЕСТНЫМИ

Белоруссия — Москва,

5–6 ноября 1942 года

— Пристегнитесь, товарищ комиссар. Спокойного полета не обещаю.

Летчик меньше всего напоминал «сталинского сокола» с плаката ОСОАВИАХИМ — бравого молодца с лучезарной улыбкой и белобрысым чубом, выбивающимся из-под фуражки. Вовсе наоборот, капитану было лет около тридцати, лицо хмурое, неприметное, большие красные ладони, словно у путиловского пролетария. Это даже к лучшему — значит, с Большой земли прислали не зеленого новичка, а человека с большим опытом. Пилота, которому можно доверить наиважнейшее задание партии и правительства.

— Пристегнуться? — Семен Шмулевич не сразу понял, что имеет в виду строгий капитан.

— Машина американская, два месяца как с конвейера, — невозмутимо пояснил летчик. — У союзников специальные ремешки предусмотрены — на случай болтанки. На наших ПС-84 с Алматинского завода ремней нет, а здесь — обязательно. Вы садитесь, сейчас покажу. Конструкция нехитрая…

«Дуглас-Скайтрэйн» С-47 и впрямь был новехоньким, с едва уловимым ароматом краски и искусственной кожи. Длинные лавки вдоль правого и левого бортов, но не жесткие, как в помянутом ПС-84, выпускавшемся в Советском Союзе по лицензии, а с обивкой, для пущего удобства. На фюзеляже и крыльях никаких опознавательных знаков — красные звезды и бортовой номер отсутствуют, спецборт. Более того, экипаж облачен в темно-синие комбинезоны и куртки на бараньем меху, военная форма не предусмотрена. О том, что командир носит капитанские «шпалы» и зовут его Тихомолов Борис Ермилович, комиссар «Сталинского знамени» узнал при кратком знакомстве, когда «Дуглас» приземлился в белорусской глухомани.

3
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело