Девочка, которая воспарила над Волшебной Страной и раздвоила Луну - Валенте Кэтрин М. - Страница 17

– Я было подумала, что здесь будут ужасные пробки! – воскликнула Сентябрь.

Твердый зеленый подсолнух рулевого колеса Арустук плавно повернулся в ее руках. Она похлопала по приборной панели, разговаривая с машиной, как часто бывало. Только теперь ей казалось, что нужно делать паузы, дожидаться ответа, – которого, конечно, быть не могло. Она продолжила: – Кто бы отказался посетить Луну? Я уверена, если спросить кого угодно у нас в Омахе, куда он хочет поехать – в Калифорнию или на Луну, – то все выберут Луну.

Появился большой черный дорожный знак со сверкающей серебряной надписью: «ВПЕРЕДИ КРУШЕНИЯ НАДЕЖД: ВОЗМОЖНЫ ЗАДЕРЖКИ».

Сентябрь хохотнула. Да уж, на этот раз в Волшебную Страну не попасть так легко и быстро, как раньше. Это как дверь, которая всегда ходила на петлях легко и вдруг стала застревать. Наверное, Бумер и Беатрис опять укрепили Линию. Мимо проплыл еще один знак: ОСТОРОЖНО: ЙЕТИ. Это предупреждение встревожило Сентябрь, и она крепче ухватилась за зеленый подсолнух руля. Она не знала, кто ведет Арустук, она или сама дорога, но на всякий случай держала руль крепко.

– Надеюсь, Луна не опустеет к тому моменту, когда мы туда доберемся. Я встречала целую семью веркарибу, мальчиков-оленей и девочек-олених, которые говорили мне, что раньше жили на Луне. По их рассказам получалось, что Луна – это самое прекрасное место в мире, но, думаю, там было чего бояться. Они же в конце концов покинули ее.

Девочка и машина вместе преодолели перевал. Перед ними открылся длинный прямой участок пути – несколько миль перед последним резким изгибом и подъемом к Луне. Арустук открыла свой дроссель, взревела и ринулась по просторной дороге, но тут вдруг зачихала, закашляла, задохнулась и вскоре замолкла. Сентябрь вцепилась в руль, чтобы он куда-нибудь сам не повернул. Они еще немного прокатились вперед, поскольку ветра, который бы их тормозил, здесь не было, но двигатель упрямо молчал.

– Что произошло, Арустук? – в первый раз она вслух обратилась к машине по имени, если это вообще было ее имя. – Живая ты или нет, но ведешь себя очень странно, и пока я не пойму почему, я постараюсь деликатно обращаться с твоими чувствами на случай, если они у тебя есть.

Сентябрь выбралась из машины на серебряную брусчатку дороги. На дороге к Луне царила полная тишина. Темный воздух обвил ее голову, как холодная овечья шерсть. Когда она заговорила, звуки словно распадались, слетая с ее губ. Звезды светили сверху вниз ярко, как фонарики на вечеринке.

– Арустук, бедняжка, что тебя беспокоит?

Сентябрь откинула капот модели А; чешуйки краски и ржавчины отслаивались и падали на землю. Она перебрала каждую шестеренку и каждую порцию смазки в этом двигателе, когда помогала маме. Он был знаком ей, как собственная постель. От холода она надвинула поглубже кепку и постучала пальцем по бензобаку. Тот отозвался пустотой и заброшенностью.

Сентябрь глубоко вздохнула. В багажнике была сумка с инструментами, которыми можно было починить почти все, кроме этого.

– Да мы, похоже, целый бак потратили, чтобы сюда добраться, – воскликнула она. – Я и сама проголодалась! В Волшебной Стране всегда и в первую очередь проблемы с едой. – Она дружелюбно похлопала модель А по фаре. – Как только твоя нога – или колесо – ступает сюда, сразу кажется, что ты никогда ничего не ел. Если уж я проголодалась, то ты-то и вовсе питалась все это время одними парами бензина! Ну, что же, остается только ждать. Кто-нибудь должен скоро появиться – был же какой-то народ, значит, еще будет!

Так они и поступили. Сентябрь присела рядом с несчастной моделью А и принялась рисовать пальцами по инею, укрывавшему дорогу. Потом сорвала с изгороди несколько бледно-зеленых плодов, чтобы самой подзаправиться. Она осторожно надкусила один фрукт – вдруг они противные на вкус? Но нет, светящаяся мякоть оказалась не противной, просто несладкой. Скорее, она напоминала очень сочную луковицу, которая однажды встретила кучу черного перца и прекрасно провела с ним время.

Криминальный наряд прижимался к ней, словно нежно растирал руками, стараясь согреть. Сентябрь сдавила грушу клаксона Арустук. Может быть, кто-нибудь услышит и поспешит на помощь. Сигнал прохрипел, будто откашлялся. Он совсем было собрался произнести громкое «умпа», но звук умер, едва покинув раструб клаксона, как это произошло и с голосом девочки. К тому же это было уже не совсем обычное «умпа». Сигнал клаксона звучал настойчиво и тревожно, почти как настоящий голос, но пространство глотало все звуки, которые клаксон ему скармливал.

К счастью, прямо по курсу на хрустальной дороге появился неясный силуэт, который невероятно медленно, но все же приближался к стреноженной машине. По мере его приближения Сентябрь увидела, что это корабль. Самый настоящий парусник, с натянутыми снастями и высоким, почти квадратным черным парусом, растянутым на скрещенных, как белые кости, реях. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это не галеон и не шхуна, а скорее, торговая барка, плоская и широкая. На носу ее красовались огромные ножницы, торчащие остриями вперед. Она разрезала темный воздух, но не плыла, а парила, лениво открывая и закрывая лезвия ножниц, пожирая мили пространства. Днище ее покрылось коркой из ракушек всевозможных цветов и размеров: медовые и лиловые, вишневые и бутылочно-зеленые, крошечные, как кончик пера, и огромные как пивные бочки. Руль баржи изрешетили отверстия, в которые медленно вплывали и выплывали ультрамариновые рыбы с длинными и тонкими, как волосы девочки, плавниками. Баржа еще приблизилась, и стало видно, как моряк – должно быть, капитан – поднимает руку в приветствии, перебирает снасти и перекладывает штурвал. Рулевые рыбки все вдруг ринулись в свои укрытия, и парусная барка резко остановилась, аккуратно расположившись вдоль машины. Моряк выглянул из-за рейлинга. Все вокруг залил свет высоко вознесенной надписи, сыплющей фиолетовыми искрами: СПАСОХОД «ЛУННЫЙ ДОК Б.Д.».

Лицо моряка оказалось круглой пушистой мордой выдры, обрамленной бородой из наросших сосулек, с усами, которые позвякивали, когда шевелились. Нижняя половина выдры выглядела как длинный узловатый, плотно скрученный винтом рыбий хвост. Чешуя на хвосте беспорядочно переливалась узорами, тусклыми и серыми, как старый металл, сползая по костистым, похожим на ножи плавникам. На плечах у выдры бледно сияли две древние стеклянные лампы. Их бронзовые сетки позеленели от времени и искривились под грузом лет. Свечи внутри ламп светились странным бледно-зеленым светом. Нагар, скопившийся за тысячи ночей, просочился сквозь стенки ламп и сползал на шерсть этого создания так обильно, что толстым слоем, словно кираса, покрывал всю грудь сотней оттенков белого. На голове сидела потрепанная вытертая адмиральская фуражка, вся опутанная белыми водорослями.

На груди, наполовину скрытой воском, все еще виднелась пришитая плашка с именем. «Балласт» – значилось на ней.

Рыбдра медленно моргнула темным глазом, затем другим. Ее мохнатые щечки раздулись, и она завыла на Луну. Потом повернулась спиной, показав просоленный до хруста гребень плавников, и начала колотить по большой медной трубе в такт незамысловатой рокочущей мелодии:

Мы с Чернобородым и с Ахавом-молодцом

На проклятом корабле, глядя смерти в лицо,

В пучине колобродим, попавшись на крючок,

Просоленные души спеклись в один пирог.

Молодец Борода, и Ахав, и я.

– Прошу меня извинить, – начала Сентябрь. – Не хотелось бы вам мешать, но…

Рыбдра оборвала и свою песню, и реплику Сентябрь, фыркнув:

– Поломался корабль.

– Ну что вы, он так прекрасен, – запротестовала Сентябрь. Разноцветные ракушки как будто задышали, надуваясь и опадая, надуваясь и опадая.

– Да не мой, а твой. Мой еще бросит якорь на краю мира. – Балласт сбросила тяжелый мокрый канат. – А твой и до завтра не дотянет. Привяжись, и давай глянем, что тут у нас.