Ходячие мертвецы Роберта Киркмана. Нисхождение - Бонансинга Джей - Страница 56

– «Боже, по великой милости Твоей и по множеству щедрот Твоих», – громко провозгласил он, после чего наклонился и быстро влил жидкость в рот Лилли, который снова быстро открыл и закрыл каменщик, – «изгладь беззакония мои, ныне и присно и во веки веков… аминь».

Лилли кашляла, плевалась и мотала головой. Иеремия терпеливо стоял рядом, пока не уверился, что цианид точно попал в ее организм. В конце концов Лилли обмякла на стуле – то ли от изнеможения, то ли от быстрого действия яда, – ее мускулы расслабились, голова упала на грудь.

Из горла Лилли вырвался очень тихий звук, похожий на предсмертный хрип.

Иеремия наклонился и прошептал:

– Не противься, сестра, – он нежно провел ладонью ей по щеке. – Ты скоро встретишься с Богом… и сможешь обо всем Ему рассказать.

Он кивнул остальным, и они пошли к выходу из бокса. Прежде чем опустить гаражную дверь, проповедник еще раз оглянулся.

– Мы пойдем следом, сестра.

Дверь громко хлопнула.

Через несколько минут Лилли начала понимать, что уже должна бы погибнуть.

Она сидела на стуле, безвольно наклонившись вперед, и не понимала, сколько прошло времени. На губах засохла какая-то корка, голова кружилась. Ее стошнило? Посмотрев на колени, Лилли не увидела следов рвоты. Джинсы были мокрыми. Может, она описалась?

Она откинулась на спинку. Стянутые пластиковым шнуром запястья обожгло болью. Кляп – скомканный, неровный кусок изоленты – валялся на бетонном полу прямо перед ней. Лилли моргнула. Перед глазами все плыло, ее тошнило, было холодно… но она была жива. Какого черта? Она попыталась высвободить руки, как вдруг услышала сдавленные крики Томми Дюпре, доносившиеся из соседнего гаража.

Стены подземных камер были монументальны – восемнадцать дюймов раствора, арматуры и армированного цемента, – поэтому звуки из соседнего помещения казались очень тихими, их практически полностью поглощала звукоизоляция постройки. Лилли пришлось сосредоточиться, навострить уши, чтобы понять, что именно происходит в соседнем боксе.

Она различила два голоса, один из которых явно принадлежал мальчишке. Затем послышались звуки борьбы. Лилли различила скрип складного стула, низкий голос проповедника – а потом ему на смену пришла тишина. Раздались гулкие шаги.

Лилли вздрогнула от резкого хлопка гаражной двери.

Она сделала несколько глубоких вдохов – вдох через нос, выдох через рот, – чтобы унять страх. Затем она пошевелила руками, которые уже покалывало от неподвижности, и попыталась их разработать. Ее мутило. Но в одном сомнений не было: вопреки всем обещаниям, она точно не шла по пути к загробной жизни.

Она не умирала.

Какого хрена?

Еще одна гаражная дверь с грохотом поднялась, и Лилли подпрыгнула на стуле.

Она услышала хриплый голос Боба, несколько приглушенных ругательств, треск изоленты, сорванной с его губ, молитву, звуки борьбы, снова молитву, а затем… опять тишину. Шаги. Шум закрываемой двери.

Потом шаги убийц донеслись из коридора.

В следующую минуту подземные гаражи окутало тишиной.

Лилли едва справлялась со страхом. Тишина была невыносимой. Это была тяжелая, вездесущая, первобытная тишина – тишина гробницы, – и Лилли начала паниковать. Может, все это лишь кажется ей в предсмертной агонии? Может, Томми и Боб уже мертвы? Может, и она тоже мертва и мозг просто обманывает ее, как он порой обманывает многих жертв, которые считают, что с ними все в порядке, хотя их кишки уже вываливаются наружу?

Стараясь дышать как можно ровнее и обуздать эмоции, Лилли вдруг услышала новый звук, который донесся из-за стены, отделявшей ее от Боба.

Сперва ей показалось, что это просто звук падения Боба – глухой стук и металлический лязг подкосившихся ножек стула. Затем она поняла, что шум не стих: казалось, что-то тащили по полу гаража. Боб двигался. Все еще сидя на стуле, он подталкивал себя к двери.

Что за чертовщина? Лилли сильнее задергала руками, почувствовала влагу у себя на ладонях и решила, что это кровь из ссадин, которые образовались на запястьях от попыток высвободиться из пут. Собственная кровь сыграла роль маслянистой смазки, и одна рука начала медленно выскальзывать из-под провода. Лилли двигала ей все активнее, пока не вздрогнула от резкого, металлического скрипа.

Звук донесся из камеры Боба и мгновенно вернул Лилли к реальности.

– Боб?! – крикнула она.

– Иду, мать твою!

Хриплый, пропитой голос – едва слышимый за толстыми каменными стенами и стальными дверями – проник прямо к ней в душу. Лилли не спала, все это не было галлюцинацией. Она на самом деле слышала скрипучий, ворчливый, немного сиплый голос Боба из-за стены.

– Не беги вперед паровоза! – велел ей этот приглушенный голос.

– Поспеши!

Лилли высвободила одну руку из пут. Запястье было сильно изрезано от долгих попыток вырваться, кровь струилась по ладоням и по пальцам. Лилли услышала, как дверь соседнего гаража открылась, скрипнув ржавыми петлями, а вслед за этим из коридора донеслись шаркающие шаги.

Она наклонилась и попыталась достать до веревки, которой ее ноги были привязаны к стулу, но сделать это было невозможно, не высвободив второй руки.

– Боб, что происходит? Что ты делаешь?

– Спасаю пацана!

Голос донесся с другой стороны, после чего вторая гаражная дверь с шумом поднялась, окислившиеся направляющие задребезжали. Сердце Лилли забилось быстрее. Она услышала голос Томми Дюпре – слава Богу, слава Богу – и попыталась подтолкнуть свой стул к двери.

В следующую секунду в камере раздался металлический лязг – дверь раскрылась.

– Господи, что они с тобой сделали? – воскликнул Боб, ворвавшись в бокс. Томми шел за ним по пятам. – Черт, да тебе нужен жгут!

– Пустяки, я сама виновата – так отчаянно пыталась вырваться. – Лилли держала руку на весу, кровь медленно сворачивалась у нее на коже. – Боб, отвяжи меня.

Он опустился на колени, вытащил перочинный нож и разрезал пластиковые путы у нее на запястье и на ногах.

Лилли потерла затекшие руки и посмотрела на Томми.

– Ты в порядке?

Он кивнул, видимо, до сих пор пребывая в шоке. Его лицо было бело как мел.

– По-моему, да. Что они с нами сделали?

– Не знаю, Томми.

Мальчишка нахмурился.

– Разве те штуки, которыми они нас кормили, не были отравлены?

– Хороший вопрос, – Лилли взглянула на Боба. – Что произошло?

Боб уже подошел к стопке шин в противоположном углу гаража. Он быстро пошарил среди тряпья, скомканных оберток от конфет и пустых коробок из-под патронов.

– Эти мерзавцы забрали наши пушки, – проворчал он. – Теперь у них все огнестрельное оружие города.

– Боб, ты слышал, что я сказала? – Лилли встала со стула. Комната до сих пор вращалась у нее перед глазами, и ей пришлось опереться на спинку. – Какого черта произошло? Что было в этой воде?

Осматривая бокс, Боб пробормотал:

– Вода… одна вода. Старая добрая H₂O.

– Так, я не понимаю… – Лилли внимательно посмотрела на него. – О чем ты говоришь?

Повернувшись к ней, Боб вздохнул.

– Утром, еще до того как я показал тебе бутылки, я заменил цианид на воду – просто на всякий случай.

Лилли пораженно смотрела на него. Вдруг она вспомнила небольшую канистру и моток резинового шланга, которые Боб притащил с собой в квартиру проповедника и поставил в ногах кровати Иеремии, и поняла, что канистра была полна воды. В голове у Лилли что-то щелкнуло, перед глазами снова промелькнула загадочная улыбка Боба за секунду до того, как они сдались церковникам, а в ушах прозвучал его шепот: «А я и не предлагаю сдаваться».

– Боб Стуки, ты гений, – она схватила его за плечи, улыбнулась ему, встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

– У нас только одна проблема, – с мрачностью гробовщика сказал он, не сводя с нее взгляда своих усталых, потонувших в морщинах глаз. – Без оружия нам, черт возьми, остается только сдаться.

Солнце тем вечером закатилось за горизонт примерно в семь часов тридцать минут. Его лучи скользнули за макушки деревьев, растущих на окрестных холмах, и ярким огнем вспыхнули в кронах тополей, пробиваясь сквозь плотную вуаль вечерней дымки. Прекрасный закат, настоящая пастельная элегия, явил себя разношерстной компании душ, собравшихся на кромке разбитого на арене сада – всего на треке плечо к плечу стояло двадцать три человека, каждый из которых обратил лицо к небесам, словно в молитве, обращенной к Богу. Кто-то молча размышлял, готовясь перейти из одного мира в другой, а кто-то просто ждал своей неведомой участи.