Хирургия без чудес. Очерки, воспоминания - Кованов Владимир Васильевич - Страница 35

Мы приехали в Седлец со всем оборудованием, хирургическим инструментарием и медикаментами. Начали с того, что рассортировали раненых и больных, организовали санпропускник и с помощью местных жителей стали мыть и стричь больных.

Одновременно развернули операционную и перевязочные, оборудовали кухню и столовую для ходячих. Среди наших девушек в солдатских гимнастерках — медсестер и сандружинниц–то и дело мелькали монашки в черных, длинных, наглухо застегнутых платьях. На головах у них возвышались белоснежные капюшоны. Работали они споро и ловко.

Перевязки делали так, будто всю жизнь провели в операционных.

Объясняться с поляками оказалось не так уж трудно— в польском языке много знакомых нам слов.

Лучше других знал польский язык Р. И. Шарлай, он запросто объяснялся с больными, которые уважительно называли его «пан доктор» и беспрекословно выполняли все его назначения. Особенно подружился Р. И. Шарлай с маленькими пациентами. Те толпой ходили за добрым «паном доктором» и ждали, когда он потреплет их ио щеке или угостит таблеткой глюкозы.

За два–три дня городскую больницу нельзя было узнать. В отделениях навели идеальную чистоту и порядок. Раненые и больные лежали в чистом белье, перевязанные, ухоженные, а главное — хорошо накормленные.

С поляками — врачами и медицинскими сестрами—• мы сдружились так, будто век работали вместе. Даже монашки, поначалу чопорные, молчаливые, с каменными лицами, начали приветливо улыбаться и охотно вступали в разговор.

— Хоть вы в бога и не веруете, а поступаете, как учит Христос! —говорила нам их наставница, которая ухаживала за больными вместе с послушницами. В ее устах это, видимо, было высшей похвалой.

Через две недели нашей армии предстояло передислоцироваться в район действий 3‑го Белорусского фронта, который вел бои на территории Восточной Пруссии. Гитлеровское командование возлагало большие надежды на прочность линии обороны в этом стратегически важном районе.

Нашим воинам предстояло прорвать несколько оборонительных рубежей, подходы к которым прикрывались многорядными проволочными заграждениями, противотанковыми рвами, минными полями.

Боевые действия в центральных районах Восточной Пруссии развернулись в конце января 1945 года. Враг сопротивлялся здесь особенно яростно. Но натиск наступающих был неудержим. Гитлеровская группировка юго–западнее Кенигсберга подверглась уничтожению.

6 апреля начался штурм Кенигсберга. После трех дней боев противника разгромили полностью. Осиное гнездо агрессора — Восточная Пруссия — навсегда обезврежено.

28‑я армия, участвуя в наступлении, вела ожесточенные бои под городами Эйдкуннен и Гумбиннен.

Раненых у нас было много, особенно с пулевыми ранениями. Фашисты группами рассредоточивались по чердакам и поливали улицы пулеметным огнем. Выбивать их было очень трудно.

Госпитали и медсанбаты развертывались в зданиях школ и учреждений, полковые медицинские пункты — в домах на окраинах населенных пунктов, где еще шел бой.

Врачи тут же перевязывали раненых, выводили их из состояния шока, накладывали шины на поврежденные конечности и направляли в медсанбат.

В один из таких дней мы с Р. И. Шарлаем решили заглянуть в медсанбат 48‑й дивизии. В штабе соединения нам показали по карте место его дислокации — на опушке сосновой рощи, но его там не оказалось. Мы долго плутали и, наконец, случайно наткнулись в лесу на палатки. Оказывается, вражеские части, прорывающиеся на запад, обстреляли медсанбат, и командир решил укрыться в глухом лесу. Почти все раненые были обработаны, прооперированы, их готовили к отправке в госпитали. Лишь несколько человек с ранениями в живот нуждались в хирургическом вмешательстве. Ведущий хирург уже второй день не отходил от операционного стола и сильно устал. Надо было помочь.

Пришлось напряженно работать до утра, пока не были прооперированы все раненые.

В период «прогрызания» глубоко эшелонированной обороны противника медсанбаты и полковые медицинские пункты находились сравнительно недалеко друг от друга — на расстоянии двух–трех километров. Раненых быстро обрабатывали и тут же эвакуировали во фронтовые госпитали.

Госпитали частично «свертывались», но хирургические отделения работали.

В сложных боевых условиях медицинский персонал проявлял мужество и смекалку, а иногда совершал и подлинно героические поступки.

Три медицинские сестры госпиталя № 5032 должны были на грузовой машине привезти солому для матрацев, находившуюся километрах в пяти от госпиталя, в поле. Когда медицинские сестры стали раскрывать стог, то обнаружили в нем… фрица. Действуя прикладами автоматов, они быстро привели его в чувство, связали и положили в машину. Затем обнаружили еще двух прятавшихся немецких солдат и их забрали в плен. На обратном пути неожиданно попали под обстрел. Ответив автоматным огнем, медсестры благополучно вернулись в госпиталь, доставив туда и трех связанных гитлеровцев.

Вскоре командующий армией генерал–лейтенант А. А. Лучинский вручил храбрым девушкам медали «За отвагу».

Советская Армия мощной лавиной неудержимо продвигалась вперед. На пути отступления врага остааа–лось все больше военной техники, машин, боеприпасов, продовольственных складов.

Военные действия в Восточной Пруссии подходили к концу.

В середине апреля 1945 года наши войска вышли на исходные рубежи для последних, решающих боев за Берлин. Оставались считанные дни до полного уничтожения врага.

Один из корпусов нашей армии, выдвинутый вперед, уже завязал бои на окраинах Берлина.

Медсанбаты развернулись поблизости от района боевых действий. Невдалеке оборудовали несколько госпиталей, остальные держали в резерве, ожидая, когда войдут в соприкосновение с противником главные силы армии.

Военно–санитарный отдел 28‑й армии остановился в 15–20 километрах от Берлина в городке Бланкенфельд. Рядом находился захваченный немецкий военный госпиталь. Начальник военно-санитарного отдела полковник А. М. Тарасенко поручил мне ознакомиться с составом раненых.

— Вполне возможно, — сказал он, — что там под «маркой» раненых укрываются фашисты…

Вскоре я и Р. И. Шарлай выехали туда.

Через полчаса мы подъехали к госпиталю. У ворот стоял наш часовой, кругом никого не было. Со стороны казалось, что здания пусты. Часовой предупредил нас:

— В здание только что прошел капитан из отдела контрразведки.

Мы пошли к главному входу. Не успели подняться на ступеньки крыльца, как услышали выстрел и бросились в вестибюль. Навстречу нам капитан — бледный, с рукой, висевшей как плеть. Когда я наложил ему жгут, сделанный из носового платка, он тихо сказал:

— С-сволочь! Надо бы его тут же кончить, да не смог — ног у него нет...

Прибежал начальник госпиталя и на ломаном русском языке стал лепетать, что раненые не знали, что оказались в зоне, занятой советскими войсками, поэтому произошло несчастье… Увидев советского капитана, тяжело раненный немецкий офицер выхватил из–под подушки «вальтер» и выстрелил.

К счастью, пуля прошла через мягкие ткани плеча, не задев кости. В операционной госпиталя я обработал раны и наложил асептическую повязку.

Вместе с Р. И. Шарлаем капитан провел с начальником госпиталя соответствующую беседу, объясняя, кто мы и зачем приехали. Было приказано предупредить персонал и раненых о возможности провокаций.

Вскоре в сопровождении врачей мы уже обходили палаты. За четыре часа, проведенные там, ни одного инцидента больше не было. Нас встречали врач и медицинская сестра, как могли, докладывали о своих раненых и больных. Но все были напряжены…

Попав в свою стихию, я, забыв об опасности, осматривал раненых, спрашивал, делал замечания, когда видел, что раненого долго не перевязывали. Р. И. Шарлай все время находился рядом, жестко посматривая вокруг. Я видел, что под халатом он держал наготове пистолет.

Закончив обход госпиталя, мы убедились, что случайно попавших сюда людей не было. Приказав начальнику госпиталя наутро явиться в штаб, мы уехали в военно-санитарный отдел.