Долгий уик-энд - Генри Вероника - Страница 47

Тони рассмеялся, но Лору его смех не обманул.

– Я принесла портрет не потому, что считаю его ценным. И кто на нем изображен, я знаю. Моя мама. В школьные годы. Он написан незадолго до моего рождения.

Никакой реакции.

– Вот как? – переспросил Тони, и в его голосе прорезалась враждебная нотка.

– Да. – Лора подалась вперед. – Я принесла портрет, потому что предполагаю: вы – мой отец.

Он воззрился на нее в полном изумлении с почти комическим ужасом на лице. Затем издал какой-то несвязный звук – то ли смешок, то ли кашель.

– О господи. Деточка моя дорогая… – Художник откинулся назад и провел рукой по остаткам волос. – Да как же я могу быть вашим отцом? Когда я преподавал в школе Святого Бенедикта, мы с Венди были уже женаты. По возрасту я скорее гожусь в отцы… вашей матери. Ну, почти гожусь. С чего вы взяли?..

– Мама хранила вот это! – Лора схватила портрет Марины и помахала им перед носом художника. – Вместе со всякими важными бумагами. И даты сходятся. Она забеременела перед сдачей выпускных экзаменов. Вы были ее учителем. Иначе зачем ей хранить имя моего отца в секрете? Если бы он был обычным парнем ее возраста, она бы от меня не таилась. Но она скрывает… Еще бы, как можно рассказать о таком! Роман с преподавателем – это ведь скандал, позор!

Гостья вдруг поняла, что ее тирада здорово смахивает на гневную речь проповедника, и осеклась.

– Звучит логично. – Тони вежливо кивнул. – Если бы все так и было.

Лора посмотрела на рисунок – свою единственную улику – и набрала в грудь побольше воздуха.

– Вы посмотрите. Это не просто рядовой небрежный набросок из школьной изостудии. Какое лицо! Взгляните, как оно написано. Тот, кто его нарисовал, был влюблен в мою маму. И она отвечала ему взаимностью. Ее выдает выражение глаз.

Лора чуть не плакала. Она вдруг обессилела – от бурных эмоций, от желания, чтобы ее теория подтвердилась.

– Послушайте, – отозвался Тони. – Я отлично понимаю ваше стремление докопаться до истины. Наше желание знать, кто мы такие и откуда взялись, – мощный, неодолимый инстинкт. Увы, я не тот, кого вы ищете. – Он вытянул на столе перед собой руки и уставился на свои длинные загорелые пальцы. – В этом нет ни малейших сомнений, потому что… – Тони Уэст поднял голову, прищурился от яркого солнца. – Мне непросто признаться… я почти никогда об этом не говорю. Но… У нас с Венди не может быть детей. Мы много лет пытались. Прошли обследование. Я бесплоден. Так что, сами понимаете… Быть вашим отцом я не могу. Как бы вам того ни хотелось.

– Как?.. – У Лоры перехватило дыхание, точно ее стукнули кулаком в спину.

– Не говоря уж о том, что у меня не было отношений с вашей мамой. Роман с ученицей… Что вы, это расценивалось как злоупотребление служебным положением.

Наступила тишина. Над ними по-прежнему кружили чайки.

– Пойдемте-ка, – поднялся Тони. – Вернемся в дом и сделаем чаю.

После забега по магазинам Челси объявила, что совсем не хочет развлекаться на всю катушку; лучше пойти на пляж. Поэтому они вернулись в «Приют», оставили покупки, и Колин поинтересовался на кухне, нельзя ли приготовить им еды для пикника. Фред и Лоз расстарались на славу: бутерброды с куриным мясом, маленькие порционные киш-лорены, пластиковые коробочки с фруктовым салатом и черничные кексы, приготовленные Лукой. Довольные Колин и Челси, вооружившись ведерками, совочками и сачками, отправились в бухту Нептуна – маленький полумесяц в устье реки, усыпанный золотистым песком и укрытый с обеих сторон скалами.

Челси с удовольствием копошилась на берегу, осматривала обнажившиеся во время отлива скалы и небольшие заводи возле них, плескалась на мелководье. Она так радовалась, что Колин вдруг понял – ей нечасто выпадает возможность вести себя по-детски. Карен, конечно, ни за что на свете не стала бы организовывать пикник и весь день сидеть на пляже с дочерью. А он в роли отца-наседки чувствовал себя счастливым. Арендовал два лежака, устроил импровизированный лагерь-стоянку; наблюдал, как Челси обследует мир вокруг; вместе с ней рассматривал ее находки; постоянно мазал девочку солнцезащитным кремом, а когда становилось слишком жарко, тащился к фургончику за мороженым.

К обеду у нее на носу проявились веснушки, а кожа приобрела золотистый оттенок. Наконец-то Челси стала походить на здорового счастливого ребенка, а не на мертвенно-бледное, затюканное создание, которое село вчера к Колину в машину. Кошмарное выражение торжественной серьезности уступило место ребяческой беззаботности. Неужели эта метаморфоза произошла из-за отсутствия Карен? Бог его знает… Но одновременно с исчезновением матери дочь определенно ожила. Она целиком погрузилась в собирание ракушек: искала их, аккуратно очищала от песка и складывала в свое ведерко.

Колин невольно отметил, что в одиннадцать лет собирать ракушки, пожалуй, уже поздновато. Однако у Челси, похоже, почти не было детства, так что теперь она, наверное, наверстывает упущенное. Наблюдая за ней весь день, он сумел мысленно воссоздать настолько полную картину ее жизни, насколько смог, – и картина эта оказалась довольно безрадостной.

Карен, по-видимому, никогда не помогала дочери делать уроки и не ходила на родительские собрания. Рацион Челси состоял из меню «Макдоналдса», «Сабвея» и «Доминос» – она гордилась тем, что умеет самостоятельно заказывать пиццу. Ко всему прочему ее частенько «подбрасывали» каким-то чужим людям, словно кукушонка. Колин был зол, как черт. Зол на Карен и на себя самого. После рождения Челси ему следовало взять контроль в свои руки, больше интересоваться жизнью дочери; позаботиться о том, чтобы деньги, которые он платит Карен, тратились на определенные цели, на благо девочки; хоть иногда заглядывать в ее дневник.

Короче говоря, следовало быть отцом, в котором она так сильно нуждается. Неужели поздно? Нет! Одуматься никогда не поздно. Челси еще не утратила своего милого характера и желания радовать окружающих. Пора в корне изменить ее жизнь. Дать приличное образование, начать воспитывать. Так же, как в свое время воспитывались Мишель и Райан. Колин не пропустил ни одного родительского собрания в школе – как бы сильно не был занят на работе.

Он достал телефон. Бухгалтер и юрист находились в его распоряжении двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Он платил им столько, что мог звонить, когда пожелает. Колин не злоупотреблял этим правом – подобное было ему не свойственно, – но теперь дело не требовало отлагательств. Мартин Крейн поймет. Он составлял все до единого контракты Колина с тех самых пор, как тот занялся бизнесом. И из года в год, ни разу не изменив традиции, Колин Тернер посылал адвокату рождественский кекс и бутылку отличного коньяка.

Мартин взял трубку на втором гудке.

– Колин, – собранно и по-деловому произнес он. – Слушаю тебя.

– Мне нужна помощь. Вопрос совсем не из твоей области, но ты наверняка сможешь посоветовать нужного человека.

– Обрисуешь вкратце ситуацию?

Колин помедлил с ответом. Затем решился. Он и так очень долго скрывал существование Челси.

– У меня есть внебрачная дочь. Ей одиннадцать лет. Все одиннадцать лет я оплачиваю ее содержание – тысячу в месяц. Ее мать «сделала ноги». Оставила меня самого расхлебывать кашу, так сказать. Мне нужна опека над девочкой, начиная со… вчерашнего дня.

– В свидетельстве о рождении ты указан?

– Наверняка.

Карен в своем стремлении доить из него деньги ни за что не упустила бы эту возможность.

– Ты уверен в своем отцовстве?

У Колина екнуло сердце. Этот вопрос никогда не приходил ему в голову. Нет, конечно, как он может быть уверен? С Карен станется водить за нос целый полк таких же лопухов, как он сам. Кто знает, может, она получает содержание еще от полудюжины незадачливых идиотов.

Он взглянул на Челси. Та, согнув колени, лежала на полотенце в наушниках, слушала айпод и притопывала ногой в такт музыке.

Естественно, она – его плоть и кровь. Карен – беспринципная интриганка, но не настолько подлая. Да и, наверное, не настолько умная.