Русский медведь. Император - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 10

– Опасная, – кивнул Петр. – Но иного пути я не вижу. Широким массам нужно во что-то верить, ибо жить своей головой не хотят. И раз уж без религии никуда, то нужно максимально устранить ее противоречия с реальностью. Религия должна не гасить устремления людей, их страсти, желания, а стимулировать, направляя в нужное русло.

– Ты уверен, что Всевышнему плевать?

– А ты думаешь, если всемогущему существу было важно, как именно ему поклоняются, он бы не вмешался лично? Не дал бы по шее тем, кто неправильно возносит ему молитвы? – горько усмехнулся Петр. – К сожалению, вся эта мышиная возня во имя Господа творится без малейшей санкции с его стороны. Ему даже поклонение не нужно. Вот скажи, тебе нужно, чтобы тебе поклонялись муравьи? Вот то-то и оно.

– Тогда я не понимаю… зачем вообще нужна религия? – нахмурила лобик Анна.

– Как зачем? Я же сказал – подавляющая масса людей не любит жить своей головой. Она как собачка Павлова. Помнишь, я тебе рассказывал? Увидели какой маркер – отреагировали. Причем не задумываясь. Они вообще не любят задумываться. Но что же с ними делать? Других у нас крайне мало. Поэтому этим широким массам и нужно дать предельно простые и понятные жизненные ориентиры. Делай так, так и так, и тогда у тебя есть шанс получить «Божественное благословение», которое должно выражаться в чем-то понятном и хорошо наблюдаемом. Ну и правила общежития требуется установить заодно. Чтобы наши братья и сестры друг друга не поубивали. Религия – очень полезная вещь. Если бы ее не было, то ее следовало бы придумать. Да… собственно, ее для этого и придумали.

– Но ведь не все примут эти… хм… откровения.

– Слушай, резни на этой почве нам все равно не избежать, – пожал плечами Петр. – Но одно дело, когда у нас за спиной будет логичная, стройная и понятная платформа, на которую мы станем опираться и которую отстаивать. Причем с примерами реального успеха. Дескать, делай так, так и так, и ты получишь то же самое, а то и лучше. Причем не где-то там и потом, а здесь и сейчас. То есть при жизни. Что станет подтверждением признания твоей веры, твоей набожности, которая после смерти, безусловно, также будет награждена. И совсем другое дело, если станем поступать по принципу – Баба-яга против.

– Ох… не нравится мне все это…

– Да и мне не очень, но выбора, в сущности, нет, – развел руками Петр. – Ты сможешь найти гравера, который станет молчать?

– Гравера? – с некоторым удивлением переспросила Анна.

– Да, гравера. Мы будем работать по серебру – чистому металлу.

– Но зачем? Чем тебя не устраивает пергамент?

– Тем, что он быстро гниет. Любой желающий с трезвым мышлением может усомниться в том, что пергаменты пролежали почти семнадцать веков в климате Царьграда и не сгнили. Да, божественная благодать, но прочие святые книги-то гниют за милую душу. Мы изготовим книгу на серебре, искусственно ее состарим. Доставим в Стамбул, спрячем в нужном месте, а потом огнем артиллерии вскроем тайник. Некоторые пластинки от того повредятся, но тем лучше.

– Это безумие… – вновь покачала головой герцогиня.

– Есть немного. Но ты со мной? Ты мне поможешь?

– Безусловно.

24 июня 1713 года. Стамбул

В Стамбуле уже третий день шли уличные бои. Тяжелые, напряженные и очень интенсивные. Они не прекращались ни днем ни ночью. А город… город пылал…

Поручик Игнатьев аккуратно выглянул из окна одного из немногих уцелевших каменных домов в этом довольно бедном квартале. Остальное окружение в основном развалилось и лежало пыльными бесформенными кучами.

– Идут? – тихо спросил осипшим голосом ефрейтор, который сидел на полу, прислонившись к стенке.

– Пока нет, – ответил, покачав головой, поручик и протер глаза. Пыль, грязь и пот… казалось, что они везде…

– Гранат много осталось?

– Шесть штук…

– Не хватит, – покачал головой ефрейтор.

– Верно… – хмуро согласился Игнатьев. – Василий, – крикнул он сержанта. – Бери свое отделение и выноси раненых на старую позицию. А мы пока прикроем. Понял?

– Так точно.

– Выполняй.

Но не прошло и минуты, после того как часть бойцов под командованием сержанта спешно покинула опорный пункт, войска коалиции вновь атаковали. Но не тут-то было. Десять карабинов под унитарные патроны, конечно, не автоматы, но застучали они довольно часто. Плюс с командного пункта роты эту неприятность заметили и поддержали огнем из минометов-«шестерок»[11], которые ударили плотным заградительным огнем по площади. В общем – отбились. Хотя отделение, оставшееся удерживать опорную точку, сократилось еще на два бойца. Обоих убило наповал – крупные мушкетные пули, попав в грудную клетку, шансов не оставляют. Но не успел поручик передохнуть, как по позициям, куда отступили войска католической коалиции, ударили корабельные орудия. Разрывы были так сильны, что заставили и морских пехотинцев вжаться в пол, молясь о том, чтобы моряки ничего не перепутали. У них флажками по инстанциям запросили огневую поддержку по квадрату. А они все рядом. Ошибись артиллерийский офицер, и все. Даже фарша не останется. Вон «пятнашки»[12] в каком-то полукилометре рвутся, а кажется, что еще чуть-чуть, и их накроет.

Само собой, огневой налет делался не просто так. Под его прикрытием к опорному пункту подошел полный взвод из резерва роты. Потрепанный. Но не суть. Главное, что подошел и притащил целую прорву гранат и патронов…

Бои не прекращались ни днем ни ночью.

Османы, французы, итальянцы и испанцы, потерпев фиаско днем, попытались задавить числом ночью. Но кто же знал, что на вооружении русской армии есть осветительные мины к минометам? После выстрела они раскрывали парашют и медленно опускались, подсвечивая все вокруг. Конечно, не как днем, но тоже неплохо. По крайней мере, можно было разглядеть силуэты и бить по ним. Плюс еще тусклый свет от пожаров, которые, казалось, горят везде. Ведь город пылал. А русская морская пехота постепенно вгрызалась в него, сминая любое сопротивление… вместе с городом. Шаг за шагом. Оставляя после себя одни обугленные руины.

Владимир Петрович, командующий этим наступлением, больше всего опасался начала разложения трупов. Ведь ни о каком перемирии речи и быть не могло. Враги как с ума сошли, ожесточенно сражаясь и предпринимая в день бессчетное количество контратак. Поэтому пришлось снимать часть корабельных экипажей и расчищать хотя бы тылы…

А потом вдруг все лопнуло. Как струна. Вот так – раз, и войска коалиции спешно, бросая все, стали оттягиваться из города.

– Не понимаю… – покачал головой герцог. – Почему?

– Так что удивительного? – усмехнулся Апраксин. – Ты посчитай, сколько они пороху пожгли. На всю кампанию обычно берут запас из расчета выстрелов тридцать-сорок на линейного бойца. Обычно больше и не нужно. А тут…

– И все? – удивился Владимир Петрович.

– Конечно. Или ты думаешь, после того, что мы им продемонстрировали, они с сабельками в атаку пойдут?

– Вряд ли… Что же они теперь предпримут?

– Судя по тому, что случилось на Днестре, более-менее боеспособны у них только две армии из четырех. В этой мы тысяч тридцать выбили, может быть, больше. Плюс боеприпасами истощили. На Днестре разгром еще сильнее произошел.

– Думаешь, они подтянут армию из Русы или Софии?

– Из Русы, – не задумываясь, произнес адмирал. – Армия, стоящая в Софии, прикрывает направление от возможного вступления австрийцев в войну. От нее хорошо если пороха со свинцом пришлют.

– Как эти бои начались, туда, наверное, послали курьера… И армия сейчас на марше.

– Я тоже так думаю, – хмуро произнес Апраксин.

– В принципе у нас не такие большие потери. Всего восемьсот убитых и две тысячи триста раненых. В обороне принять можем.

– А нужно ли? – задумчиво спросил Апраксин. – Их суммарно будет около ста пятидесяти тысяч. По одному направлению такой толпой не ударить. Поэтому они постараются обойти нас с разных сторон. Что само по себе очень плохо. Да еще боеприпасы. Не только они поиздержались. У нас осталось всего по три сотни патронов на каждый карабин. С минами, гранатами да снарядами не лучше. Плюс орудия сильно расстреляны. Еще немного, и все. Сам понимаешь, как будет неудобно, лишись мы своей огневой мощи в разгар боя.