Русский медведь. Император - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 20

– И что ты хочешь от меня? – со злостью поинтересовался Иосиф. – Чтобы я стал подобием Петра? Мама, вся столица знает, что ты его любишь. И будь ты моложе – попыталась бы отбить у этой рыжей девицы. Я не хочу подражать Петру. Понимаешь? Во мне он вызывает только страх и раздражение!

– Если ты через это не сможешь переступить, то твоя судьба будет незавидна, – холодно произнесла она. – Ты император. Но это не значит, что люди станут повиноваться тебе просто так, по праву рождения.

– Что?! Что ты такое говоришь?!

– Если ты не сможешь выражать интересы своих дворян, то они отвернутся от тебя. И этот вариант будет самым мягким и безболезненным. Твоя империя станет жить своей жизнью, а твое слово потеряет свой вес и значимость. Петр вот уже два десятилетия выигрывает битву за битвой, войну за войной. И делает это решительно и успешно. Он кумир для многих. Слишком многих. Мальчишки грезят его победами и успехами. Не обманывай их надежд.

– Это временно… – отмахнулся Иосиф.

– Все в этой жизни временно. Даже жизнь. Но это увлечение Петром очень надолго. Несколько десятилетий точно. В землях Италии, несмотря на войну, он очень популярен. С ним связывают новый Ренессанс и открыто называют Великим. На севере империи стоит стремительно укрепляющееся королевство Саксония. Наследник этой зубной боли, Август, воспитан в Москве вместе с детьми самого Петра. И по слухам, русского царя он боготворит. А тот, закрепляя свой успех, выдает за него свою дочь. Вся Северная Европа уже танцует под его дудку. А Италия им грезит, видя в нем возрождение древних римских традиций. Нового Цезаря или Августа.

– Но ведь еще остаются Франция и Испания.

– Да, но поверь: разгром коалиции – дело решенное. В сущности, это вопрос времени. И я уверена, что после победы русских Петр постарается укрепить свое влияние и на Париж. Как? Я не знаю. Но подозреваю, что Луи-Александр взят в плен не просто так. Как-никак – один из претендентов на престол. Остается только Испания, но и там наш восточный друг что-нибудь придумает.

– Мне кажется, что ты сгущаешь краски, – хмуро произнес Иосиф, впрочем, уже без былого раздражения.

– Если бы, – усмехнулась Элеонора. – Эпоха Парижа ушла. Наступает эпоха Москвы. Кто знает, как долго она будет длиться. Но на ближайшие несколько десятилетий именно Петр законодатель моды во многих делах. И тебе, сын мой, если хочется удержать власть в своих руках, нужно прислушаться к этому капризу моды.

– Скорее твоему капризу… – фыркнул Иосиф.

– И моему тоже, – покладисто согласилась вдовствующая императрица. А император скривился, вспомнив недавно прочтенный анекдот из сборника, что регулярно выпускал этот чертов Петр. Очень в руку он оказался: «Мама прожила свою жизнь, проживет и твою! Поверь мне, она сделает это хорошо!» Хотя что он мог сделать в сложившейся ситуации?

– Хм. Возможно, ты и права, – после паузы произнес император, перестав вышагивать. – Но я не знаю, с чего начать.

– О, доверься мне! Мы с Василисой все устроим. Уверена, что она окажет мне всемерную помощь.

9 августа 1713 года. Петроград[20]

Софья Алексеевна подошла к открытому окну и втянула воздух полной грудью. Ей было очень тревожно. С одной стороны, женщина должна была радоваться – ведь брат прислал графский патент на нее и мужа. А это после того важного и серьезного столкновения много лет назад было чрезвычайно значимо. Государь потихоньку все больше и больше повышал ее в социальном ранге, увеличивая доверие. И хотя занять трон ни она, ни ее дети не могли, подобные шаги давали надежду и порождали мечты. Но радость возвышения омрачало требование Петра отправить ее детей в Москву. Вроде как на обучение…

– Милая, – в очередной раз постарался ее успокоить супруг.

– Ах, оставь! Ты разве не понимаешь?

– Он хочет, чтобы наши дети получили должное образование, – нарочито спокойно произнес супруг.

– В заложники он их берет. В заложники! Разве не ясно?

– И что с того? – пожал плечами супруг. – Мы верно блюдем его интересы, а значит, с ними все будет хорошо. Петр – не тот человек, который принимает поспешные решения.

– Поэтому заложники, после того как он их воспитает, станут его верными слугами не только волей, но и помыслами. Он крадет наших детей!

– Что ты несешь? – покачал головой бывший князь.

– Ты не понимаешь? – тихо спросила Софья и, видя, что муж отрицательно покачал головой, замолчала, осознав – он ей не товарищ в этом деле, ибо боится, тупо боится за то, что волею судьбы вновь окажется на самом дне. Или, что еще хуже, в том ужасном месте – монастыре на Новой Земле.

Софья переборола себя и, мягко улыбнувшись после нескольких минут затянувшейся паузы, выдала примирительно:

– Хорошо. Хочет их видеть, пускай едут.

– Вот и ладно, вот и умница, – отметил супруг и поспешил к детям, дабы обрадовать их новостью – они едут в столицу. И уже через несколько минут раздались радостные крики, от которых Софья поморщилась и с раздражением отвернулась.

Перед ней лежал древний город. Северная столица Китая – Пекин, переименованная братом после завоевания в Петроград. Сюда же перешла вся администрация тихоокеанских провинций России…

Надо заметить, что город изменился не только названием. Он менялся, перестраиваясь и наполняясь новыми жителями, так как Соединенные Провинции продолжали исправно везти на Дальний Восток переселенцев из центральных регионов. Несмотря на войну. Конечно, не сравнить с китайцами, однако их количество постоянно увеличивалось. Впрочем, этому способствовали еще и весьма злобные законы, установленные в регионе. Петр, понимая, что большое количество ханьцев и местных иммигрантов ему не нужно на завоеванных землях, решил поступить с ними довольно жестоко. В частности, он обязал всех новых подданных в течение полугода принять православие и в течение двух лет сдать экзамен по русскому языку. Довольно суровые требования. Не все могли и хотели их принять. Поэтому во избежание профанации своих указов он договорился с новым императором возрожденной династии Мин о взаимной услуге… Ее суть сводилась к тому, что отряды императора за свои средства выселяли всех нарушителей, конфискуя в пользу Мин их имущество. Скотство, конечно. Но иного выбора у Петра не было, чтобы не сформировать центр сепаратизма и удержать контроль над провинцией.

Софья усмехнулась, вспомнив об этом шаге. Пекин, огромный город, насчитывавший несколько миллионов населения до завоевания, за какой-то год превратился в Петроград с тремястами тысячами жителей.

Но сестру Петра эта мысль лишь на несколько мгновений отвлекла от обдумывания своих планов. Она была в ярости, граничащей с ужасом. Разумом она, конечно, понимала, что брат поступает правильно и логично, но эмоции в ней бушевали. Софья не могла смириться с тем, что у нее отнимают детей. Ее этот момент задел настолько, что даже графский патент показался издевательством. Всплыли старые обиды, усиленные и искаженные.

Она стояла, смотрела на Петроград и лихорадочно пыталась понять – что ей делать. Какой бы вариант она ни прокручивала – нигде не получалось обойти брата, дабы удержать детей подле себя. Петр надежно контролировал всю ее деятельность, отсекая всякие возможности интриговать и учинять смуту. А прямая просьба, очевидно, не будет удовлетворена. Зачем ему уступать в этом деле?

Как же поступить? Смириться и покориться? Как тогда, испытав настоящий ужас от одной мысли, что остатки дней ей придется провести на жуткой каторге в глубине обледенелого острова. Но нет. В этот раз она ему отомстит, этому выродку Нарышкиных, за все обиды и унижения, через которые ей пришлось пройти. Осталось только придумать как… Ведь даже муж не будет в этом деле ей опорой и поддержкой. Он смирился и покорился «русскому медведю», как за глаза именуют Петра по его личному штандарту…