Жаклин - Вентура Джеффри - Страница 17
- Предыдущая
- 17/27
- Следующая
Брайан Гленвилл обрушился на Джеки в «Нью-Йорк таймс бук ревью»: «Жаклин Сьюзен убеждает нас в том, что литература умерла – и, видит Бог, она сделала для этого все от нее зависящее».
А вот отзыв Кристофера Лемана-Хаупта: «„Машину любви“ проглатываешь точно так же, как воздушную кукурузу на дневном киносеансе, – следовательно, и судить о ней следует в терминах попкорна. Она солоновата (Жаклин Сьюзен морализирует, приправляя банальности нецензурными словами). Она тает во рту (персонажи так плоски и взаимозаменяемы, что временами я забывал, кто такой Робин Стоун). Она оставляет вас голодным (я еще не встречал книги, которая настолько не оставила бы следа в моей памяти) и чрезвычайно легко и быстро переваривается, потому что представляет собой не что иное, как крохотное рациональное зерно, разросшееся до размеров необъятной бессмыслицы».
Алан Прайс-Джонс из «Нью-Йорк пост» прямо-таки пышет ненавистью: «„Машина любви“ – телевидение. Она же – прозвище одного из зануднейших персонажей современной беллетристики, теледеятеля по имени Робин Стоун, окруженного влюбленными девицами, ни одной из которых ему не удается ответить взаимностью – что вовсе неудивительно».
Прайс-Джонс называет роман устаревшим, несмотря на то, что его действие относится к шестидесятым годам. Действительно, если вспомнить, что в эти годы творилось в мире, Джеки выглядит несколько отставшей от жизни. Она возражала против обвинений такого рода, причисляя себя к современным писателям, – просто для нее современность означала не только войну во Вьетнаме или выступления в защиту женского равноправия. Ее прежде всего, интересовал внутренний мир человека. Прайс-Джонс неожиданно соглашается: «Этот шедевр в своем роде еще много месяцев пребудет единоличным лидером». Его прогноз сбылся: «Машина любви» продержалась на первом месте в списке бестселлеров более полугода.
Джеки храбро шла вперед, осыпаемая с головы до ног насмешками, но более уверенная в себе, чем когда-либо прежде. Она снова отправилась в путешествие по стране, не пропуская ни одного крупного города и при любой возможности появляясь на публике. После выхода дополнительного тиража в мягкой обложке по утрам она поила кофе парней, развозивших книги по магазинам, супермаркетам и даже аптекам. Единственное, от чего пришлось отказаться, – это от привычки давать в магазинах автографы. Находились мужчины, которые выстраивались в очередь и, пока она подписывала книгу, ухмылялись: «Хочешь трахнуться, детка?»
И снова – бесконечные интервью. Бен Гросс из «Дейли ньюс» осведомился: не считает ли она, что ее романы обязаны своим успехом похабщине? «Это абсолютная чушь! – возразила Джеки. – Загляните в любой книжный магазин, и вы найдете сотни книг, в которых гораздо больше секса. Просто люди отдают мне предпочтение. Им нравится, как я пишу. Я рассказываю историю человеческой жизни, стараясь, чтобы читателям было интересно. Вот в чем проигрывают писатели-авангардисты, считающие себя тонкими стилистами. Я знаю жизнь – людей и обстановку. Другие разглагольствуют о том, как они пишут, я же просто пишу. Я вкалываю в своем закутке с утра до пяти часов вечера, потом вывожу моего пуделя Джозефа на прогулку и снова работаю до восьми. Обычно все начинается с темы. Потом я леплю человеческие характеры и придумываю разные события, которые помогли бы мне проиллюстрировать то, что я хочу сказать. Прежде чем я сажусь за машинку, мне уже ясно, чем начнется и чем закончится эта история».
Отметим небольшую неточность: на самом деле Джеки практически никогда не могла заставить себя рано вставать. Скорее всего, она работала во второй половине дня и по вечерам – вплоть до завершающей стадии, когда приходилось захватывать и часть ночи.
Если всерьез говорить о порнографии, все соглашались, что романы Джеки Сьюзен никак нельзя отнести к этому жанру. Нора Эфрон писала: «В произведениях мисс Сьюзен кофточки и брюки расстегиваются с молниеносной быстротой, и постоянно кто-то кого-то хочет». В то же время Джеки меньше, чем кто-либо другой, была склонна к натурализму. Хотя и обожала поболтать о сексе.
В Филадельфии она вела замкнутую жизнь благовоспитанной барышни, признаваясь: «Во мне до сих пор много от Филадельфии». Разумеется, за годы жизни в Нью-Йорке Джеки встречалась со многими мужчинами, но ни один из них не был серьезным соперником ее мужа. Она писала об Ирвинге: «Он мой критик, друг и любовник. Но главное – он меня обожает, а это именно то, что мне нужно».
Тем не менее Джеки отличалась большой терпимостью в том, что называют свободой нравов, и откровенно выражала свои взгляды на внебрачные отношения: «Нет ничего страшного, если в отсутствие жены мужчина сойдется с другой женщиной. Другое дело, если это происходит у нее на глазах. Наверное, это можно отнести и к измене жены. Представьте себе, что муж уехал, а она осталась в Нью-Йорке и вдруг встретила большого любителя этого вида спорта, тогда как ее муж мало чем отличается от паралитика…»
Джеки могла часами разглагольствовать о двойном стандарте в интимных отношениях между мужчиной и женщиной: «Главное, чтобы мужчина был способен отделять свои сексуальные подвиги от эмоций. Но если женщина ведет себя подобным образом, она выглядит несколько экстравагантно. Как правило, мужчины, которые связывают телесный акт с чувствами, не возбуждают женского интереса. Каждая женщина мечтает о мужчине, о котором она слышала, будто другая женщина где-нибудь в Англии из-за него покончила с собой. А отнюдь не о том, кто счастлив в законном браке и имеет троих очаровательных детишек».
По словам Джеки, она черпала информацию из личного опыта и из рассказов своих приятельниц. Милтон Берль говорил, что одной из главных проблем с его женой, Джойс Мэтьюз, было то, что она посвящала в семейные ссоры подруг, и прежде всего Джеки. К тому времени Джойс успела разойтись с Берлем. Через некоторое время они снова поженились и снова разошлись, на этот раз навсегда. Потом Джойс дважды выходила замуж и разводилась с Билли Роузом.
Джеки любила поболтать по телефону с членами своей «хоккейной команды», причем сама больше слушала. «Я здесь за капитана, – гордо заявляла она. – Мы встречаемся, когда у одной из нас возникают проблемы на любовном фронте». В «команду» входили Бобо Рокфеллер, Дорис Дей, Хелен Герли Браун и «целая армия новобранцев».
У Джеки была феноменальная интуиция, позволявшая ей безошибочно вникнуть в самую суть человеческих отношений. К примеру, многократно раскритикованный эпизод из «Машины любви» – «девушка с полотенцем», несомненно, взят из жизни. Это именно то, что могла сделать страстная, обаятельная, снедаемая любовью девушка середины шестидесятых годов – повсюду таскать с собой в сумке полотенце, которым минувшей ночью вытирался ее возлюбленный. То, что этот поступок выглядел нелепо с точки зрения современных феминисток, Джеки не трогало. Она описывала то, что видела, слышала, знала. Многие женщины, успешно освободившиеся от «мужского гнета», могли бы порассказать немало подобных унизительных случаев из своей жизни.
Брак Джеки и Ирвинга не имел ничего общего с теми драмами, которые происходили в жизни героев ее книг. Но Джеки отдавала себе отчет в том, что по-настоящему счастливые браки по любви чрезвычайно редки. «Многие просто не могут себе этого позволить». Возможно, она имела в виду материальную сторону, но, скорее всего – то, что романтический брак требует огромных душевных затрат. После тридцати лет совместной жизни с Ирвингом Джеки смело могла сказать: «Мы по-прежнему очень любим друг друга».
Мэнсфилды охотно говорили друг о друге. В своих интервью Джеки не забывала повторять, что Ирвинг – не только преуспевающий телережиссер, но и величайший специалист в области рекламы.
Иногда они вызывали на себя град насмешек, когда открыто выражали свои чувства на людях. «Джеки – моя маленькая машина любви», – ласково говорил Ирвинг.
Один репортер из «Лос-Анджелес таймс» совершал вместе с Мэнсфилдами семичасовой перелет в Лос-Анджелес. Не будучи с ними знаком, он незаметно наблюдал за их поведением и был изрядно удивлен тем, что они явно симпатизировали друг другу и даже посмеялись над поднявшейся суматохой, когда выяснилось, что самолет приземлился не в том аэропорту. Пассажиров вместе с багажом выгрузили прямо на взлетно-посадочную полосу. Репортер представился, и они немного поболтали. Мэнсфилды начали проявлять нервозность, так как опаздывали на званый ужин. И вдруг оба замерли, услышав, как рядом скулит собака.
- Предыдущая
- 17/27
- Следующая
