Великая оружейница. Рождение Меча (СИ) - Инош Алана - Страница 19

Однажды после удачной охоты они зашли в лес, чтобы набрать ягод: к печёной утке они хотели сварить медово-клюквенную приправу. На влажной полянке алые ягоды стлались богатым ковром, и мать с дочерью так увлеклись сбором, что не сразу заметили ещё одного любителя клюквы. Огромный бурый зверюга встал на задние лапы и заревел, широко разевая пасть и показывая ребристое нёбо и жёлтые клыки. Свободу прибило к земле тягучим, как судорога, страхом, а матушка очень медленно вытянула из колчана стрелу.

– Доченька, спасайся, – тихо сказала она.

Она попыталась отпугнуть медведя свистом, но зверь оказался не из трусливых. Впившаяся в плечо стрела только разъярила матёрого лесного хозяина. Матушка молниеносно выпустила друг за другом ещё три, но и они не остановили медведя – он продолжал надвигаться уже на четырёх лапах и реветь.

– Свобода, на дерево! – крикнула матушка.

Она хотела спасти Свободу ценой своей жизни… Осознавая это, девочка словно приросла к месту. Бешено колотившееся сердце не хотело принимать от матушки такую жертву, а мудрый лес замер, бесстрастно наблюдая, но не давая подсказок.

«Бей медведя либо в глаз, чтоб через глазницу пробить мозг, либо в хребет. Зверь этот могуч и вынослив, раны в туловище только разозлят его».

Незримая тень женщины-кошки встала у Свободы за плечом, отгоняя страх и вселяя отвагу. Вспомнив урок, когда-то данный Смилиной, девочка нащупала на боку охотничий нож.

А зверь уже повалил Сейрам и вцепился ей в руку. У Свободы была лишь пара мгновений, чтобы спасти матушку. Она представила себя женщиной-кошкой, быстрой, ловкой и несокрушимой, и откуда-то взявшаяся пружинистая сила подбросила её. В три прыжка очутившись у медведя на спине, она вонзила нож в короткую шею зверя, чуть пониже затылка. Всё своё отчаяние, всю любовь к матушке и к жизни она вложила в этот удар. Клинок был продолжением её сердца, олицетворением её боли и борьбы за выживание.

Удар достиг цели.

Гул и звон наполнил уши Свободы. Сок раздавленной клюквы пропитывал рубашку на локтях алыми пятнами, рядом валялся нож, выпачканный отнюдь не соком. «Бух, бух, бух», – грохотало сердце, заглушая все звуки в опустевшей голове.

– Всё, всё, доченька… Ты умница… Ты моя храбрая девочка…

Родные ладони гладили лицо княжны. Матушка выкарабкалась из-под рухнувшей медвежьей туши невредимая: она подставила зверю наручный доспех из девяти слоёв толстой дублёной кожи с проклейкой из смолы, усиленный стальными пластинками. На нём остались отметины от медвежьих зубов. Не прокусил!

– Вот так поохотились мы с тобой сегодня! – вздрагивая тонкими ноздрями, возбуждённо смеялась она. – Шли на уток, а добыли медведя! Доченька, скачи во дворец да зови ловчих – пускай тащат нашу добычу домой.

Свобода боялась оставить матушку одну в лесу. А вдруг рядом бродили другие медведи?

– Милая, медведи – не волки, стаями не ходят, – заверила её матушка, нежно теребя за уши и целуя в нос, щёки и лоб. – Они – одиночки. Давай, скачи во весь опор!

Княжеские ловчие с удивлением и восхищением качали головами, окружив убитого медведя. Вот так зверюгу юная княжна завалила! Причём с одного удара: клинок вошёл точно меж позвонков, перебив спинной мозг.

– Это ж как тебя угораздило, княжна? – спрашивали они.

Свобода пожала плечами. Её ещё потряхивал колотун, но оледенение пальцев уже прошло, а колени окрепли. Как угораздило? Не иначе, со страху… Она просто боролась за жизнь матушки.

– Эге! – раздался голос князя. – Похоже, моя дочь и вправду добыла медведя.

Осматривая с высоты седла нежданную добычу, отец поглядывал на Свободу с примесью недоверия. Однако, спешившись и изучив смертельную рану зверя, он многозначительно покачал головой.

– Стрелы в лесного хозяина пускать без толку, – со знанием дела рассуждал он. – На него с рогатиной ходят. Но вот этот удар… Я б сказал, что его нанесла рука умелого воина и матёрого охотника. Неужели это сделала моя дочь?

– Она спасала мою жизнь, княже, – сказала Сейрам.

Полута даже взглядом жену не удостоил, только презрительно покосился. Он велел снять с медведя шкуру, а мясо доставить во дворец.

– Сегодня в честь моей дочери будет пир! – объявил он.

Впервые за всю жизнь Свобода видела в его глазах что-то похожее на уважение.

Пирушку князь закатил с размахом. Гостей потчевали медвежатиной, а посреди трапезной лежала просоленная шкура. Полута с удовольствием и гордостью рассказывал снова и снова:

– Ну, дружина моя и братие, и подарочек мне моя дочурка преподнесла… Порадовала старика! Слушайте, как было дело-то… Прибегают, значит, ко мне мои ловчие, говорят: «Там княжна Свобода медведя завалила». Братцы, клянусь молниями Ветроструя, я не поверил своим ушам! Как девчонка могла такого зверя одолеть?! Ей же и десяти лет нету. Сам поехал смотреть. Гляжу: и правда, медведь. Да какой! Здоровенный, матёрый… Лапы – во, когти – во! А позади на шее у него ранка небольшая совсем… Точнёхонько в хребет. Это ж как надо было изловчиться! Один-единственный удар – и наповал.

Князь и гости пили и травили охотничьи байки, одну чудеснее другой. Сейрам сидела сдержанная и безмолвная, её прекрасное лицо застыло холодной каменной маской.

– Ну, дитятко, подвиг твой не всякому мужчине под силу, – молвил осоловевший князь, подзывая Свободу к себе. – Признаю: будь у меня сын, я не смог бы им гордиться более. Эй, стольник, налей-ка ей полный кубок! Она заслужила право пить с мужчинами.

Взор матушки был горек и презрителен, но Свобода не посмела ослушаться. Под смех, рукоплескания и одобрительные выкрики она осушила кубок до дна, под конец чуть не подавившись.

– Ты – дочь своего отца! – торжественно молвил Полута.

Знать бы ему, что за смысл был в сказанных им словах! Но истинному значению предстояло открыться много позже.

Пошёл третий год без Смилины. Зимний день был сер и хмур, клочковатые тучи сыпали на землю крупные хлопья, одевая деревья в пушистые белые шубы. Сосны стояли, словно сединой схваченные, а еловые лапы клонились книзу от тяжести снега. Свобода, в коротком подпоясанном полушубке, лисьей шапке и войлочных сапожках скакала на Лешем по белоснежной дороге, дыша острым морозным воздухом. Щёки горели грудками снегирей, из ноздрей вырывался парок.

Она ехала сквозь зачарованное зимнее царство. Ноги Лешего утопали в глубоком снегу, воротник полушубка поседел от дыхания. Вдруг какая-то большая птица с мягкими крыльями сорвалась с ветки и пролетела над головой у коня. Испуганный Леший заржал и понёс.

– Леший, стой, стой! – успокаивала его Свобода.

Она попыталась набросить ему на морду полушубок, но конь его стряхнул и мчался дальше, не слушаясь всадницы. Показалось озеро. У замёрзшей без полушубка Свободы была только одна надежда – на то, что лёд крепок.

Выбежав на припорошённый снегом лёд, конь заскользил. Его задние ноги разъехались, и он грянулся на бок, каким-то чудом не придавив ногу княжны. Крак! Конь и всадница оказались в ледяной воде, а вокруг не было ни души.

На краткий миг Свобода ушла под воду. Рядом барахталось могучее тело её друга; пытаясь выбраться, конь лишь крушил копытами кромку льда. Полушубок, как оказалось, был потерян к лучшему: сейчас он намок бы, сковав движения Свободы.

Она выкарабкалась на дышащую холодом твердь, измученно ловя ртом воздух. Ледяной панцирь мороза треснул на её груди от горячей страсти – стремления спасти коня. Только его жизнь сейчас имела для неё значение. Свобода тянула его за поводья, снова подвергая себя опасности провалиться в воду: Леший сильно бился и мог её стащить назад в полынью.

Страсть и отчаяние стучали в ушах: «Борись, тяни! Не сдавайся!» И вместе с тем трезвая, рассудительно мыслящая часть её разума обречённо понимала: «Одной не вытащить». Нужно было бежать за помощью, но как оставить Лешего? Он утонет.

К седлу была приторочена свёрнутая кольцом верёвка (а также княжна брала с собой на прогулки и охоту огниво, топорик, пару ножей и прочие необходимые в походе вещи). Кое-как Свободе удалось дотянуться до неё, привязать один конец к уздечке коня, а другой – к ближайшей сосне. Длины верёвки едва хватило. Несколько раз она вырывалась из окоченевших пальцев, дёргаемая бьющимся конём, и княжне стоило большого труда её затянуть на сосновом стволе.