Повенчанные (СИ) - Инош Алана - Страница 3
- Предыдущая
- 3/13
- Следующая
Так он и не сказал Карине, в каком состоянии Слава. Наверно, не хотел волновать, но получалось только хуже: неизвестность затянулась на горле удавкой. Вскоре приехала Наташа – озабоченная и расстроенная, но деловая и неугомонная. Она сразу захлопотала вокруг Карины, выставила на стол банку засахаренной малины и заварила чай с липовым отваром.
– Наташа, что со Славой? – уже не в силах рыдать, простонала Карина.
Та только гладила её по голове.
– Кариночка, я знаю не больше твоего. Думаешь, мне Виталик что-то сказал? Нифига он не сказал... Пробурчал что-то и трубку бросил, некогда, мол, ему. Давай-ка, лучше чай с малиной пей.
– А Лена... – вспомнила Карина. – Она же тоже болеет...
– Не беспокойся, Ленка с бабушкой осталась. А вот о тебе даже позаботиться некому...
Наташа, пухленькая, крепкая, с коротеньким озорным хвостиком на затылке и с ямочками на щеках, совсем не походила на стройную, высокую, красивую маму Карины и была намного моложе, но от её ласки почему-то надрывалось сердце. Хотелось к ней прижаться, как к родной. Карина прильнула к её мягкой, прохладной ладони своим пылающим лбом.
– Ого, да ты прямо горишь! – обеспокоилась та. – Давай-ка температуру измерим... Где у тебя градусник?
– На тумбочке...
Ртутный столбик застыл на отметке ровно в тридцать девять градусов. Наташа позвонила в поликлинику и вызвала врача, потом колобком укатилась на кухню и принялась там хлопотать. В два счёта сварганив куриный супчик с вермишелью, она принесла тарелку Карине.
– Давай-ка, покушать надо. Хоть пару ложечек.
Супчик был просто загляденье: золотой, наваристый, с яркими пятнышками морковных звёздочек, но Карину подташнивало, и она не смогла осилить и половины порции. Наташа дождалась врача, а потом сбегала в аптеку за лекарствами. Карина только простонала:
– Наташ... Там у меня в сумочке... кошелёк. Деньги за лекарства. Возьми, сколько надо.
– Да ну тебя, какие деньги! – отмахнулась та.
Она запихнула Карине в рот все положенные таблетки, а потом ушла на кухню с телефоном. Карина напряжённо вслушивалась, но расслышать ничего толком не получилось. Сердце висело в груди тяжёлым, холодным мешочком с песком.
Наташа вернулась задумчиво-печальная, со вздохом села на стул.
– В общем, Виталик сказал, что Слава потеряла много крови, состояние стабильно тяжёлое. Она сейчас без сознания. Взрыв гранаты. Виталик далеко был, его не зацепило, а вот командир их погиб.
Эти новости легли на душу мертвящим грузом. «Взрыв гранаты» – обжигающее, страшное, разносящее душу и тело на куски... Карина корчилась от боли, грудь заклинивало на вдохе.
– В какой она больнице? Я хочу к ней пойти... – Голос так охрип, что еле слышался, сипел и скрипел, словно искажённый компьютерной программой.
Наташа вытаращила глаза:
– Какое «пойти»! Тебе в постели лежать надо и таблетки глотать! Ещё Славу своим гриппом заразишь... Ей и так досталось, не хватало только вирусов для полного комплекта!
Большие перепады температуры изматывали: утром – тридцать шесть и три, днём – снова выше тридцати девяти. Впрочем, скоро верхняя граница пошла на спад. Когда снова позвонил дядя Виталик, выше тридцати восьми градусник не показывал.
– В общем, даю тебе Славу. Пять минут! Ей нельзя много говорить.
Карина изо всех сил старалась не разреветься, но стоило ей услышать неузнаваемо тихий, слабый голос, как слёзы тут же хлынули в три ручья.
– Каринка... Привет, моя маленькая, солнышко моё...
Слава еле ворочала языком. Поговорить им удалось всего пару минут: дядя Виталик забрал телефон и отчитал Карину за «нюни», которыми она только разволновала Славу. Она понимала его правоту, но от этого выговора у неё подскочила температура. В груди горела невыносимая горечь. К вечеру градусник показал тридцать девять и восемь. Тело горело сухим, давящим жаром, дыхание отрывисто и поверхностно срывалось с пересохших губ. Где-то за пеленой адского огня Наташа ругала мужа по телефону:
– Ты чего на Каринку так жёстко наехал?! Её аж заколбасило! Забыл, что девчонка болеет? Ей и так хреново было, а теперь вообще расклеилась! Температура под сорок подскочила! Как бы скорую вызывать не пришлось!
Комната бормотала страшными голосами, ядовитый глаз люстры жалил и колол, а потом её потащили куда-то по длинному, нескончаемому, как кишка, коридору. Её швыряли, пинали, варили в каком-то котле. Вращали вместе с кроватью в центрифуге. Били тазиком по голове.
Утро выпустило из неё остатки кошмара, пробившись под веки серой иглой зимнего света.
– Ну и напугала ты нас! – склонилась над ней Наташа. – У тебя сорок с половиной было! Скорую пришлось вызывать... А они тебя в больницу забрали. Ну, Виталик у меня дождётся! Я ему башку откручу!
На соседних кроватях кто-то кашлял и ворочался, в руке Карины торчала приклеенная пластырем игла капельницы.
– Не надо, Наташ... Не кричи на него, ему тоже несладко. Он за Славу волновался. И командира потеряли они, не забывай. – Слабые, стянутые сухостью пальцы Карины тронули рукав белого свитера Наташи.
– И что? – не унималась та. – Ещё б чуть-чуть – и тебя могли потерять! Врачи сказали, ещё б на полградуса выше – и всё, нервные клетки в мозгу начали бы погибать! Капец какой-то вообще... Ох, едрён батон! – Наташа приложила ладонь ко лбу, измученно выдохнула. – Что-то все кругом расклеились... И ты, и Ленка, и Славка. Ещё не хватало мне свалиться с вами за компанию!
Она вздрогнула от телефонного звонка.
– Фуф! Господи... Кто там ещё? А, вот и Виталик, лёгок на помине. Алё... Где? В больнице, где. Нет, со мной ничего. А вот Каринку ночью на скорой увезли. Сорок и пять. Судороги были, бредила. У неё я сейчас... Как? Да хреново, как ещё... Нет, Славе ни в коем случае не говори! И к ней не ходи, у тебя ж на морде всё всегда написано, даже притвориться не сумеешь... Не играть тебе на подмостках, да.
Разговаривала Наташа устало: видно, у самой уж сил не осталось со всеми этими больничными приключениями, да и ночь бессонная выдалась.
– Наташ... Иди домой, поспи, – прошептала Карина.
Та только махнула рукой. Дома у неё болела Лена – какой там сон.
Вечером в палату зашёл дядя Виталик с огромным букетом и пакетом фруктов. Пол-лица скрывала медицинская маска. Присев на край постели Карины, он долго молчал и вздыхал, скрёб щетинистый затылок.
– Золотце, ты уж прости меня, дебила... Я из-за всего этого сам не свой... Командир-то наш, Батя... Эх.
– Я знаю, дядь Виталь. – Карина добралась полуживыми пальцами до его рукава.
Он, сдвинув маску, сграбастал её тоненькую девичью кисть своими ручищами и поцеловал.
– Ты только Славе не говори, что я в больнице. Не надо её волновать, – попросила Карина.
Не волновать не получилось. Телефон Карины остался дома, а Слава в следующий визит Виталика снова хотела с ней поговорить хоть минутку. Пришлось объяснить, почему Карина не сможет подойти. Сеанс связи пришлось отложить на следующий день.
– Каринка, маленькая моя, ты только поправляйся там, ладно? А за меня не переживай.
Слёзы лишь чуть-чуть увлажнили измученные лихорадкой веки, Карина улыбалась. Всем сердцем она посылала Славе эту улыбку сквозь февральское вьюжное безвременье, и та невидимым тёплым мостиком соединяла две больничные койки.
– Слав, всё нормально... Мне уже лучше, правда. И ты тоже не волнуйся.
До слуха Карины долетел еле слышный вздох.
– Угораздило же нас с тобой так...
Они не могли не переживать, не волноваться друг за друга. Тёплая ниточка, связывавшая их сердца, пульсировала жарким током любви.
*
Раннее утро, бездонно-тёмное небо, удушающе-колкий мороз. Огни аэропорта и Слава с сумкой и в зимней форме. Таким Карина запомнила отъезд любимой в шестимесячную командировку на Кавказ. Они прощались так же, как и встретятся потом – у автобуса. Слёзы застыли внутри ледышками и рвали сердце с каждым его ударом. Наташа провожала мужа без дочки: слишком рано и слишком холодно.
- Предыдущая
- 3/13
- Следующая