Хранитель секретов Борджиа - Молист Хорхе - Страница 4

– К оружию! – закричал Жоан.

Все побросали свои дела и приготовились к обороне. На баррикаде и из окон показались стволы аркебуз и арбалеты.

В этот момент от группы людей отделился подросток с арбалетом, подошел к лавке и выпустил стрелу, которая попала в стену рядом с окном столовой, откуда Жоан наблюдал за ним.

– Не стрелять, пока я не прикажу! – закричал Жоан. – Нам не надо лишних смертей.

И тут же прицелился под ноги сопляку и выстрелил из своей аркебузы. Прогремел выстрел, и в воздухе запахло порохом. Мальчишка, увидев, как земля вздыбилась под его ногами, подскочил и побежал, прихрамывая, к своим. Несколько секунд стояла тишина, но вскоре крики противников Папы набрали силу.

– Толпа собирается в конце улицы, – озабоченно сообщил Жоан Никколо.

– Должно быть, в Ватикане у них ничего не вышло.

– Это было бы грандиозно.

В это мгновение толпа расступилась, чтобы пропустить огромную телегу, груженную досками и соломой. Телега была уже рядом с лавкой.

– Они хотят сжечь нас! – воскликнул Жоан, встревоженный увиденным. – Подожгут дрова в телеге и подтолкнут ее к нашей лавке.

– Придется стрелять на поражение, – пробормотал Никколо.

Телега остановилась посреди дороги, мятежники вытащили свои арбалеты и аркебузы и стали стрелять по зданию. Защитники отпрянули в укрытие. Один человек, видимо полагаясь на обстоятельства, отделился от группы, собравшейся в конце улицы, и побежал к телеге с зажженным факелом.

– Стреляйте! – крикнул Жоан своим.

Налетчики постарались спрятаться в укрытие за исключением мужчины с факелом, который не успел добежать до телеги и был ранен стрелой в плечо. Факел выпал из его рук, но продолжал полыхать на земле, а враг укрылся рядом со своими товарищами за деревянной телегой.

– Смотрите, они готовят еще одну телегу! – воскликнул Никколо, указывая в конец улицы.

– Вижу.

Жоан вытер платком пот со лба, ему просто необходимо было помолиться. Он не знал, сколько там налетчиков и каковы их намерения, но был уверен в том, что выжить будет не так-то просто. Его желание никого не убивать и таким образом избежать злобы и мести отошло на второй план. За жизнь своих близких он нес первоочередную ответственность, и это стало единственной его заботой.

Вторая телега медленно покатилась в сторону книжной лавки под крики налетчиков, барабанную дробь и звуки рожков. Те, кто находился в конце улицы, казалось, праздновали что-то. За телегой, груженной дровами и легковоспламеняющимися веществами, был виден дым от зажженных факелов, и запах горящей смолы дошел до Жоана и Никколо.

– В этот раз они получше подготовились, – пробормотал флорентиец.

– Мы должны задержать телеги у баррикады, чтобы огонь не перекинулся на дом, – сказал Жоан. – Если дом загорится, мы сгорим вместе с ним. Или с нами расправятся на улице, когда мы выскочим, чтобы спастись от языков пламени.

– Значит, пора стрелять, – ответил Никколо. – И по-настоящему, не так, как до сих пор.

– Согласен.

Когда люди, прятавшиеся за второй телегой, поравнялись с первой, находившейся всего в двадцати шагах от баррикады, налетчики подожгли обе телеги и одновременно пихнули их в сторону книжной лавки, откуда нещадно палили ее защитники. Телеги натолкнулись на баррикаду и остановились. Огонь пожирал их, и жар стал невыносимым для Джорджио и подмастерьев, которые были вынуждены оставить позицию за парапетом и зайти в дом. Вскоре жар стал чувствоваться и внутри. Жоан слышал, как молились женщины в соседней комнате, и целился в фигуры, метавшиеся среди языков пламени. Одновременно с этим он читал молитвы.

– Закройте дверь и хорошенько забаррикадируйте ее! – крикнул он сверху.

Жар и дым от горевших телег, превратившихся в костер, затрудняли дыхание. Жоан поздравил себя с тем, что ему пришла в голову мысль соорудить баррикаду, которая остановила движение телег, хотя они находились слишком близко к зданию, а пламя с них могло перекинуться на дом. Лавка могла загореться в любой момент. Однако же первоочередную опасность представляли затаившиеся за телегами и скрывавшиеся за громадными щитами, размером с дверь, люди, которые стреляли по окнам дома. Жоан увидел, как от удара отлетел в сторону один из столов, составлявших часть баррикады, и образовалось открытое, ничем не защищенное пространство.

– Они постараются выбить дверь, – пробормотал он с беспокойством.

Анна прекрасно отдавала себе отчет в нависшей над ней и ее семьей опасности. Жоан никогда не скрывал от нее того риска, которому они подвергались, живя в Риме. Даже зная это, она не могла представить себе, что им было отведено всего лишь пять месяцев счастливой и благополучной жизни, после чего на них было организовано нападение такого масштаба.

Она преклонила колени в молитве вместе со свекровью и золовкой, смиренно моля Бога о том, чтобы лавка осталась целой и невредимой. Тем не менее женщина прекрасно понимала, что нападения не избежать; она укрепилась в этой мысли после того, как накануне ранним вечером Жоан сильно встревожился. Помолившись, Анна побежала в комнату и уложила Рамона в колыбельку; с нежностью поцеловала сынишку и, увидев его улыбку, неистово помолилась о том, чтобы этот поцелуй не оказался последним. Эулалия, Мария и дети тоже спрятались в супружеской спальне. Анна принялась заряжать аркебузу. Накануне предпринятого ими рискованного и опасного путешествия из Неаполя в Рим по дорогам войны, кишащим разбойниками, она попросила Жоана научить ее пользоваться аркебузой и, несмотря на тяжелый вес оружия и прочих причиндалов, научилась управляться с ней достаточно сносно. Ей никогда еще не приходилось стрелять в человека, и сама мысль об этом вызывала у нее отвращение; но Анна не сомневалась, что сможет защитить свою жизнь и жизнь своей семьи достойно. Она посмотрела на Марию и Эулалию: женщины за неимением лучшего сжимали в руках кухонные ножи; они тоже были готовы к борьбе, и это оружие стало бы их последним средством защиты на случай, если бы молитвы не помогли.

Анна с ужасом наблюдала, как горящие повозки врезались в баррикаду, и, находясь у окна своей спальни, ощущала удушающий жар, исходивший от них. Даже сюда долетали искры. За ее спиной звучали приглушенные молитвы Эулалии и Марии, а из колыбельки раздавался плач ее напуганного криками сына. Она не строила никаких иллюзий и знала, что, если эти воинственно настроенные мужчины окажутся в ее доме, пощады семье не будет. Пощады не будет ни для женщин, ни для детей. Ее семья никому не причинила зла, но Анна понимала, что их книжная лавка была символом власти семьи Борджиа и что сподвижники Папы силой установили свои законы в городе, периодически верша несправедливость и всякого рода бесчинства. Клан Орсини ненавидел их, и было бы наивно полагать, что ее семью пощадят. Эпоха, в которую им довелось жить, была наполнена борьбой и войнами, и люди далеко не всегда могли посвятить себя молитве. Надо было молиться и одновременно защищаться. Бороться за сына, за мужа, за свою жизнь. Она не скрывала, что боится, и видела страх в глазах свекрови и золовки. Тем не менее так же, как и они, Анна была готова сражаться до последнего вздоха, даже если бы она располагала для обороны всего лишь обычным кухонным ножом.

Анна выставила аркебузу в окно: едва различая что-либо сквозь пышущий жаром воздух и дым, она прицелилась в какого-то человека, который наполовину высунулся из укрытия. Она услышала неспешное шипение фитиля, поджигавшего порох на полочке замка ружья, а потом громкий взрыв. Несмотря на то что она была готова к этому, удар от отдачи заставил ее отступить на несколько шагов назад.

– Дай мне, – сказала ей золовка Мария, забрала оружие и обтерла влажной тряпкой внешнюю часть ствола, чтобы охладить его.

Пока Анна пыталась через открытое окно рассмотреть последствия своего выстрела, ее золовка раскрыла один из «апостолов» и заложила порох в ствол аркебузы, затем сунула туда немного бумаги, утрамбовав ее шомполом. После этого зарядила одной из свинцовых пуль и положила бумагу, снова утрамбовав содержимое шомполом.