Хранитель секретов Борджиа - Молист Хорхе - Страница 68

В отчаянии Жоан выстрелил из другой кулеврины и в следующий миг увидел, как мачта закачалась. Жоан затаил дыхание. Остов мачты наклонился и потом с треском разломился надвое. У него получилось! Жоан торжествующе закричал, поддерживаемый своими людьми, и тут же, не теряя времени, развернулся, чтобы подхватить короткое копье, которым его ударили в спину и которое валялось у его ног. Он увидел Виламари, Микеля и Никколо, которые отчаянно сражались плечом к плечу вместе с матросами и выжившими в бою солдатами и из последних сил сдерживали атакующих их корсаров. Они отступали, и хуже всего приходилось Виламари, который своими дорогими доспехами привлекал внимание и в котором атакующие распознали высокопоставленного офицера. Он защищался от ударов двоих солдат одновременно, прикрываясь круглым щитом и нанося удары мечом, когда ему предоставлялась такая возможность. Некоторые удары настигали его, и, если бы не доспехи, он был бы уже весь изранен. Однако Жоану показалось, что адмирал был на грани обморока. Он прицелился и изо всех сил метнул копье в сторону тех солдат. Оружие пробило нагрудник на уровне сердца одного из них, и корсар упал навзничь на палубу. Жоан и сам не понимал, почему снова спасал жизнь этому типу, который был причиной гибели его отца и несчастий всей семьи, хотя столько раз мечтал о том, чтобы убить его собственными руками. Он подумал, что, скорее всего, делал это, чтобы спасти свою собственную жизнь: если бы адмирал погиб, то такая же судьба постигла бы и галеру. У Жоана не было времени на подобные размышления, поэтому он вытащил меч из ножен и вступил в борьбу плечом к плечу с Виламари и Микелем Корельей. Казалось, время остановилось, враги все прибывали, их соратники падали сраженными, и Жоан подумал, что поражение неизбежно, как вдруг, к своему безмерному удивлению, увидел позади корсаров Торрента со шпагой наголо. Вместе со своими людьми он наседал на тех, кто собирался завладеть рубкой, и шел на помощь своим! Через несколько мгновений окруженные корсары сдались. Жоан, не имевший представления о том, что происходило на другом борту судна, буквально онемел от изумления. Придя в себя, он присоединился к здравицам и победным крикам, все еще не веря до конца в такой счастливый конец.

Пера Торрент, без перерыва раздававший приказания своим громовым голосом, способным перекрыть шум битвы, ни на минуту не останавливался. Его голубые глаза на мгновение встретились с глазами Жоана, и как только он увидел, что носовая часть судна и его адмирал находятся в безопасности, то бросился бежать, рыча как одержимый, в сторону вражеского судна, которое уже брали на абордаж его люди.

Когда противники поняли, что роли поменялись и теперь уже их брали на абордаж, у них не оставалось времени, чтобы перерезать канаты, удерживавшие оба судна, и бежать. Ни на то, чтобы зарядить аркебузы и забаррикадироваться. Люди Торрента уже бежали по палубе корсарского корабля, крича во всю силу своих легких, в сторону рубки, борьба за которую была кровавой, но короткой. Вскоре выжившие защитники, которых застали врасплох превосходившие их числом силы противника, сдали галеру.

Находившиеся на «Святой Эулалии» и все еще сопротивлявшиеся корсары бросили оружие и тоже сдались. Виламари, который, похоже, собрался с силами, поднял оружие вверх, и члены его команды присоединились к нему с торжествующими криками. Тут же адмирал приказал, чтобы Генис Солсона вместе с матросами взял под свое командование галеру противника, на которой находились Пера Торрент и его люди, и чтобы все пленники были закованы в цепи во избежание бунта. Канаты, соединявшие оба судна, были обрублены, и Виламари приказал Жоану возобновить стрельбу по паруснику.

В это время другие галеры встали попарно и вступили в дуэль, пытаясь уже не взять судно на абордаж, но с помощью выстрелов по носовой части разрушить его. И каждый раз, пересекаясь на линии огня, они обменивались выстрелами из бортовых пушек, аркебуз и арбалетов. На самом деле они ожидали известий о том, каким образом завершился абордаж «Святой Эулалии», и когда капитаны кораблей противника увидели, что потеряли свою собственную капитанскую галеру, то бежали вслед за парусником, который сохранил основные паруса в целости и успел удалиться на значительное расстояние в сторону Ливорно.

Жоан уже не мог больше стрелять, потому что, как только разбомбленный парусник оказался брошенным, члены его команды мгновенно спустили по бортам белые простыни в знак капитуляции. И снова раздались победные крики.

Виламари приказал капитану своей второй галеры взять вместе со штурмовиками под свой контроль парусник. Они не стали преследовать бежавших: уже смеркалось, а добыча обещала быть немалой.

И с двумя нетронутыми галерами, которые тащили за собой парусник, где плотники пытались привести парус в приемлемое состояние, флотилия взяла курс на Пизу. Виламари ограничился словами «хорошая работа» в отношении Жоана, хотя прекрасно знал, что брошенное копье, убившее одного из солдат, атаковавших его, было выпущено рукой Жоана. Жоану было все равно: он не нуждался в благодарности и не ждал ее от этого человека, поскольку отлично знал его.

Перебирая в памяти события потрясающей по энергии и силе операции, проведенной Торрентом, Жоан в очередной раз сказал себе, что он никак не смог бы победить в дуэли на мечах своего учителя. И убедил себя в том, что штурмовой офицер «Святой Эулалии», которого он всегда считал бесчувственным фанфароном, умышленно сдался, подарив Жоану возможность быть рядом с Анной. Не меч Жоана, но музыка слова «любовь» стала именно тем средством, которое заставило его сдаться.

Жоан чувствовал себя счастливым рядом со своими товарищами; они отметили событие поднятием бокалов в рубке «Святой Эулалии». Тем не менее вскоре эйфория сменилась душевной мукой, вызванной новостью, которая ожидала их на следующий день.

Ночь была пасмурной, темной и холодной, и фонарь рубки со «Святой Эулалии» указывал путь всей флотилии. Виламари велел поместить тела мертвых гребцов в мешки с камнями и бросить их в море после того, как судовой священник прочел молитвы по христианам. То же самое он сделал с погибшими врагами, за исключением офицеров. Ранним утром корабли спустили паруса, чтобы войти в Пизанский порт. С первыми рассветными лучами они уже различали очертания города, и корабли направились в устье реки Арно. Два века назад, в золотое для Пизанской республики время, он имел очень большое значение, но позже, после поражения в морском сражении с Генуей, этот великолепный порт был завален песком и тиной.

Порт не был приспособлен для швартовки флотилии. Виламари приказал измерить глубину перед самым входом в порт и созвал на совет своих капитанов. Жоан удивился, увидев одного лишь Гениса Солсону, который приближался на шлюпке с захваченного судна. Выражение его лица было мрачным. Поднявшись на судно и проследовав в рубку Виламари, капитан сообщил известие:

– Офицер Пера Торрент погиб при штурме рубки вражеской галеры. – Он умолк, чтобы сглотнуть подкативший к горлу комок, глаза его были влажными от слез. – Стрела попала ему в левый глаз и пробила голову. Все произошло в последние мгновения атаки.

Новость пощечиной ударила по Жоану. Долгое время он презирал этого человека, считал его надменным, бесчувственным и безжалостным. Однако, услышав повествование о его жизни, изменил мнение, стал понимать его и почувствовал к нему симпатию. Монстр оказался человеком. Он посмотрел на адмирала, на лице которого, в целом не подверженном эмоциям, застыло такое выражение, как будто его только что ударили. Сжав челюсти, Виламари молчал некоторое время.

– Он был лучшим штурмовым офицером из всех тех, кого я знал, – сказал он через несколько мгновений. – И настоящим товарищем. Он заслуживает того, чтобы быть достойно похороненным.

«Святая Эулалия» и парусник – два судна, больше всего пострадавшие в бою, – бросили якорь в порту, после чего с них были сняты убитые и раненые. Флотилия Виламари потеряла среди солдат и матросов тридцать пять человек, пятеро были тяжело ранены, а остальные имели ранения разной степени тяжести. Адмирал приказал провести заупокойную службу, и все погибшие, за исключением Перы Торрента, были похоронены. Город Пиза находился в семи милях от морского порта, и основным средством сообщения между ними была река Арно. Виламари постановил, что Пера Торрент заслуживает торжественной заупокойной службы в соборе и что его тело должно покоиться на красивейшем городском кладбище, часть земли которого была привезена с Голгофы в Иерусалиме. Он приказал установить палатку в Пизанском порту, чтобы тело офицера находилось в ней днем и ночью перед их отплытием и чтобы его товарищи могли достойно попрощаться с ним.