Золотое снадобье - Гроув С. И. - Страница 20

Мы обдумали услышанное.

– Информации? – переспросил Бронсон.

– Так вы шпионы? – одновременно вырвалось у меня.

– Вот-вот, – вздохнул Рен. – Я предвидел, что примерно так вы и подумаете. Позвольте же мне объяснить еще кое-что. Даю вам слово, что наши намерения – во всяком случае, намерения команды этого корабля – никакой враждебности не содержат.

Я только что упомянул здесь Лигу Энкефалонских эпох; к ней принадлежит и моя эпоха, Австралия, и другие, по шкале времени опередившие Новый Запад.

– Что вы имеете в виду? – спросил Бронсон.

– Ваши историки и картологи уже начали составлять карты «нового мира», как у вас выражаются, верно? – Мы кивнули, Рен же продолжал: – Так вот, если его упорядочить согласно хронологии, имевшей место прежде Разделения, некоторые страны окажутся позади Нового Запада, иные же – впереди. Так, Доисторические Снега явились из далекого прошлого, Новый же Запад равнозначен девятнадцатому столетию. – Мы вновь согласно кивнули. – Соответственно, эпохи, расположенные в будущем относительно вашей, начиная с моей родной Австралии, испытавшей Разделение в двадцатом веке, образовали союз. Это и есть Лига Энкефалонских эпох.

Рен умолк, ни дать ни взять достигнув особо трудного момента в объяснениях. Он даже обратил внимание на еду и, ища повод отвлечься, отведал немного курицы и картошки.

– Вы никогда не задумывались, – спросил он затем, неохотно кладя вилку, – почему вам не доводилось принимать у себя посланников из эпох, которые вы назвали бы грядущими?

Мы на время потеряли дар речи.

– Конечно задумывались, – проговорила я наконец. – Общепринятая версия гласит, что путешествия слишком далеки и опасны.

Рен покачал головой:

– Это верно не для всех. Иные эпохи нимало не затрудняются дальними переездами. Скажем, австралийцы могли бы еженедельно высаживаться на ваших берегах сотнями, да что там – тысячами!

– Вряд ли грядущим эпохам так уж интересно непосредственно посещать минувшее, – не согласился Бронсон. – Мы же не мчимся толпами в Папские государства, а почему? Там такое владычество суеверий, что нашего дорогого друга того и гляди отправят на костер! Вот и вас, я так думаю, к нам на Новый Запад не особенно тянет!

Рен снова покачал головой:

– Бронсон, не мне вам рассказывать о неутолимом любопытстве исследователя! Вы же сами прямо сейчас едете изучать Папские государства. Неужели вам не кажется странным, что в Бостоне ни разу не встречали путешественников из Австралии?

Мне пришлось уступить:

– Пожалуй, вы правы.

Рен подцепил на вилку еще кусочек курицы.

– Лига Энкефалонских эпох сложилась вскоре после события, известного вам как Великое Разделение. Ваша эпоха, Новый Запад, расположена на изломе. Все позднейшие эпохи принадлежат к Лиге. И нас связывает соглашение, предписывающее воздерживаться от путешествий в вашу эпоху, равно как и в более ранние.

– В Пустошах есть эпохи из будущего, – сказал Бронсон. – До сих пор мы беспрепятственно ездили туда и сюда.

– Это не полноценные эпохи, а всего лишь осколки, – пояснил Рен. – Вскоре после Разделения они утратили качества, способные сделать их членами Лиги. Ничего действительно энкефалонского там давно не осталось.

– Какова же цель Лиги? – спросил Бронсон.

– Цель… – Рен отодвинул тарелку, его лицо омрачилось усталостью. – Наша цель – оградить всех вас от нас.

Он замолчал и некоторое время смотрел в пространство. Обычно наш капитан был сама жизнерадостность, неизменно сиял юмором и добротой… Неожиданно став грустным и сугубо серьезным, он, казалось, даже постарел лет на десять. На загорелом лице резче обозначились морщины; прежде они казались мне лучиками смеха, но теперь виделись шрамами постоянных тревог. Он провел рукой по лбу, крупная ладонь ненадолго прикрыла глаза.

– Если я расскажу вам, чем продиктовано такое решение… Наши эпохи сообща постановили, что вам не следует знать о… – капитан вновь помедлил, перевел дух, – о несчастье, постигнувшем будущее. От этого-то знания мы вас и ограждаем. Мы, экипаж «Гнездышка», – всего лишь горстка в составе тысячных сил, удерживающих нынешнее положение дел. Мы обычно общаемся только с внедренными агентами, сами же предпочитаем наблюдать издалека.

– Агенты, значит, – повторил Бронсон.

– Да, – извиняющимся тоном произнес Рен. – Среди вас, в смысле, в до-энкефалонских эпохах, живут наши люди, выдающие себя за местных уроженцев.

Я открыла рот, но он продолжал:

– Понимаю, как это выглядит, но и вы нас поймите. Мы нуждаемся в своего рода полиции, которая выслеживает и ловит наших людей, путешествующих без разрешения, ибо нарушители соглашений могут исказить и развратить ваши эпохи, распространив сведения из будущего. Мы и вас подобрали, возвращаясь с проваленного задания: нам было поручено задержать одного такого нарушителя, но не удалось. Вы подвергались смертельной опасности; законы Лиги не воспрещали мне взять вас на борт. Увы, у моей команды и у меня самого нет привычки к постоянному общению со столь проницательными гостями… – Он улыбнулся. – Я знал, что падение нашей маскировки – лишь вопрос времени!

Мы с Бронсоном так и не положили в рот ни кусочка. Услышанное от капитана нуждалось в серьезнейшем осмыслении. Потрясающее откровение Рена несло в себе несомненный заряд правды, лишь подкрепленный искренностью его поведения; нам и в голову не пришло усомниться в истинности услышанного.

Я тут же переоценила впечатления и воспоминания последних пяти дней. Обрело смысл все, прежде казавшееся мне подозрительным, – легкие, но в то же время заметные нюансы физического облика и здоровья команды, странная смесь нового и старинного в корабельном убранстве, отрывочная информированность Рена. Стало окончательно ясно и то, что я чувствовала интуитивно: капитан ни в коем случае не желал нам зла. Меня по-прежнему снедало жгучее любопытство о Лиге Энкефалонских эпох и ее удивительной тайне, но я вдруг с особенной остротой осознала, сколько сделал для нас Рен. Он не просто спас нас посреди океана. Он самым трогательным образом приспособил к нашим нуждам свой корабельный мирок, восславив тем самым некогда принятые обеты. Бог с ними, с непостижимыми тайнами грядущих эпох! Я отчетливо видела, чего стоила Рену непоколебимая верность принципам. Как он в эти минуты напоминал мне брата!..

– Спасибо вам, капитан Рен, – сказала я наконец, – и за объяснения, и за доброту. Учитывая все, что вы нам рассказали, могу представить себе, сколь многие на вашем месте покинули бы нас на милость океана.

Необходимо заметить, что Бронсон успел достаточно сильно привязаться к Рену, а стало быть, острее прочувствовал и обман. Поэтому он молчал гораздо дольше, чем я.

– Да, – сказал он, и я заметила у него на скулах легкий румянец. – Мы от души благодарим вас за гостеприимство на борту этого корабля… из каких бы странных краев вы ни происходили.

Рен вздохнул с облегчением.

– Ценю ваше понимание и доброту, – сказал он. – Право, я вовсе не осудил бы вас, надумай вы напрочь от меня отвернуться.

– Допустим, отвернулись бы, и что дальше? – спросил Бронсон.

У моего мужа доброе сердце, неизменно склонное прощать; он ни на кого не мог подолгу сердиться, и капитан не стал исключением.

– Вот уж глупость была бы отвергнуть ваше гостеприимство и выскочить за борт! Мы еще подумаем, как с вами быть… – а на лице у него было написано прямо противоположное, – но, пожалуй, продолжим какое-то время мириться с вашим чудесным вином, отменными блюдами и весьма изысканным обществом!

– Вот и хорошо, – рассмеялся Рен. – Уж вы постарайтесь.

– Я все-таки не в силах понять, – вставила я и накрыла рукой лежавшую на столе книгу, – откуда взялась книга, написанная моим братом!

– Да. – Рен взял книгу. – Да, конечно… Вы знаете, точнее было бы выразиться иначе: написанная кем-то другим с такими же именем и фамилией. Ибо это личность совершенно иная. В моей эпохе известно, что эту превосходную книгу написал некий Шадрак Элли, живший в Бостоне около ста лет назад.