Месть по-французски - Стюарт Энн - Страница 16

— И в чем же они заключаются?

— Я думаю, что ты понимаешь меня лучше, чем кто бы то ни было. Может быть, я тоже решил сделать месть содержанием своей жизни! Ты меня дважды чуть не убила. Первый раз — отравленным бренди, а второй раз — голыми руками. Благодаря тебе я провел два самых несчастных дня в моей небогатой счастьем жизни.

— «Не богатой счастьем жизни»?! — с возмущением повторила Жаклин. — Почему же, интересно, ты считаешь свою жизнь несчастной? Ты голодал? Тебя били? У тебя растерзали родителей на потеху кровожадной толпы? Ты…

— А ты голодала? — прервал он ее. — Тебя били? Кстати, как тебе удалось избежать ненасытной гильотины? Я знаю, что твои родители погибли. Как же ты сумела спастись, Жаклин? Где ты провела последние девять лет?

— В монастыре, — буркнула она.

На его красивом лице заиграла презрительная усмешка.

— Что-то на тебя не очень подействовало благочестие монахинь. Разве Христос не учил нас подставлять другую щеку? Что я, по-твоему, сделал, чтобы заслужить такую ненависть? Я не стоял в толпе, не был членом Революционного трибунала. Думаю, если бы я в это время был во Франции, меня бы тоже приговорили к казни. По их представлению, я великолепный пример того, как низко пал правящий класс.

— Если ты забыл о своей вине, то не стану отнимать у тебя время и напоминать о ней, — сказала Жаклин, отвернувшись к окну.

Но Блэкторн взял ее за подбородок и безжалостно повернул ее лицо к себе.

— Освежи мою память, — сказал он мягко, однако взгляд его был таким же жестким, как и рука.

Жаклин вдруг почувствовала слабость. Она не хотела вспоминать тот разговор в саду в Сан-Дуте, вспоминать собственный стыд от того, что ее невинная влюбленность была втоптана в грязь. Вспомнить — значит пережить все это снова.

— Я нечувствительна к боли, — сказала она тихо. — Думаю, скоро ты убедишься в этом. Так что, если ты надеешься добиться от меня чего-нибудь силой, ты ошибаешься. Если ты, конечно, не извращенец и не получаешь удовольствия, причиняя боль другим.

Какое-то время Блэкторн не двигался.

— Я получаю удовольствие от другого, — мягко сказал он наконец. — Позволь, я тебе это продемонстрирую. — Он неожиданно наклонился и поцеловал ее.

Жаклин перенесла бы любое тяжелое оскорбление, даже побои, наконец, но к тому, что он сделал, она была совсем не готова. Не была готова к тому, что губы его на ее губах окажутся такими мягкими, не была готова к его нежности. Ведь на протяжении десяти лет с ней никто не был нежен!

Если бы у нее были свободны руки, она бы убила его. Сейчас ей не оставалось ничего другого, как покориться.

Блэкторн отпустил ее, откинулся на подушки своей изрядно потрепанной кареты и, прищурившись, посмотрел на нее.

— Немногому тебя научили в твоем монастыре. Придется мне заняться твоим образованием.

Сказав это, Блэкторн отодвинулся подальше и закрыл глаза, а ей снова ничего не оставалось, как наблюдать за ним в зыбком утреннем свете. Ее руки и ноги были по-прежнему связаны, губы влажны от его губ; она вся дрожала от гнева — и от какого-то еще необъяснимого ощущения.

Жаклин было не привыкать к невзгодам и неудобствам. Но сейчас она так замерзла, что у нее сводило ноги, холод пробирал до костей. Она выжила, когда кругом были смерть и ужас, голод и жестокость. Поэтому теперь, сидя в дребезжащей и подпрыгивающей на ухабах карете, со связанными руками и ногами, она старалась убедить себя в том, что прошла через более страшные испытания. Убеждала, но плохо верила себе самой. Тогда ей хотя бы не досаждал Николас Блэкторн…

Он спал, несмотря на дребезжание кареты, на пронизывающий холод, на страдания своей пленницы. Спал как убитый, и Жаклин уже начала надеяться, что яд все-таки прикончил его. Надеялась, пока он не захрапел. Тогда она не выдержала и ударила его ногой по лодыжке. Блэкторн не проснулся, лишь пошевелился во сне, но храпеть на какое-то время перестал.

Ей надо было на что-то отвлечься, и она уставилась на своего похитителя. И как только она могла когда-то влюбиться в этого человека, пусть ей и было всего пятнадцать?!

Впрочем, несмотря на всю свою ненависть, Жаклин понимала, что ответ очевиден. Николас Блэкторн в свои двадцать два года был красив, как ангел. Золотистая кожа, темные волосы, ярко-синие глаза. Сейчас, через тринадцать лет, он уже не походил на ангела. Некогда безупречное лицо избороздили морщины, глаза впали, в темных волосах появилась седая прядь. Но он по-прежнему строен и силен, и женщины наверняка все так же сходят по нему с ума, все так же мечтают о нем… К счастью, она отказалась от этой мечты тринадцать лет тому назад. Но что же все-таки ей делать? Убежать? Убить его?

— Насмотрелась? — неожиданно спросил он, не открывая глаз. — В следующий раз, если ты лягнешь меня, я сделаю то же самое.

Жаклин, ничего не ответив, отвернулась к окну. Судя по всему, был уже полдень, а выехали они рано утром. Все ее тело болезненно ныло. Но она изо всех сил старалась держаться прямо.

Наклонившись, Блэкторн приблизил к ней лицо.

— Есть какие-нибудь просьбы? — спросил он вкрадчиво. — Чем я могу облегчить тяготы путешествия? — Он улыбнулся, и улыбка его не сулила ничего хорошего. — Может быть, остановить карету? Тебе, наверное, надо выйти?

Жаклин молчала. Уступив один раз, она уступит и второй. Лучше она будет сидеть, сжавшись в комок, пока не взорвется изнутри, чем примет от него какое-нибудь одолжение!

— Ну что же, проявим милосердие, — ухмыльнулся Блэкторн. — Все равно рано или поздно ты будешь на коленях умолять меня это сделать. Хотя, — продолжал он мечтательно, — на коленях ты могла бы сделать кое-что и поинтересней. Мне бы это больше понравилось.

Жаклин с трудом сдержалась, чтобы не броситься на него, но вовремя вспомнила, что руки у нее связаны.

— Наверно, воспитанницы монастыря и понятия не имеют, о чем я говорю, — пробормотал Блэкторн. — Ну что ж, это даже интересно. Я тебя научу.

Он дважды стукнул тростью по потолку, карета в очередной раз подпрыгнула, и Жаклин, не имея возможности держаться руками, свалилась прямо на него. Блэкторн поймал ее. Руки его были сильными, но не грубыми.

— Так не терпится, моя красавица? — поддразнил он. — Ну подожди хотя бы до постоялого двора.

Жаклин рывком отодвинулась от него.

— Ты собираешься привезти меня на постоялый двор? — спросила она. — А там не удивятся, что я связана?

— Я развяжу тебя, — сказал он беззаботно. — Надеюсь, что ты будешь вести себя прилично.

— Зря надеешься. Мне нечего терять. Если я закричу, может, кто-нибудь придет мне на помощь.

— Сомневаюсь, — лениво ответил он. — Ради бога, можешь попытаться. Но тут есть два обстоятельства. Первое — несмотря на твое прекрасное произношение, ясно, что ты француженка, а англичанин всегда примет сторону соотечественника. Второе — ты одета как служанка, а я как господин. У нас полно классовых предрассудков, никто и пальцем не пошевелит, чтобы помочь тебе. А впрочем, решай сама. Мой совет, хотя ты вряд ли его примешь, — подожди более подходящего момента. Если ты поднимешь шум, то кто знает, когда ты попадешь в нужник и попадешь ли вообще. А если подождешь, у тебя останется шанс убить меня.

Хорошо, что у нее связаны руки, а то она дала бы ему по физиономии!

— Ошибаешься, — сказала Жаклин ровным голосом.

— Это в чем же?

— Я, пожалуй, последую твоему великолепному совету. В самом деле: если я закричу и позову на помощь, то лишусь твоего общества, а мне сначала надо убить тебя.

— Какая великолепная кровожадность! — пробормотал он. — Я знал, что могу на тебя положиться. Протяни руки.

— Зачем?

Блэкторн вздохнул. Ему, видимо, надоели ее вопросы.

— Ты разве не чувствуешь, что карета замедляет ход? Мы почти приехали. Я, как джентльмен, развязываю тебе только руки, чтобы ноги ты могла развязать сама. Я бы, конечно, с удовольствием порылся в твоих юбках, но боюсь, что не сумею остановиться ниже колен, а тебе это, похоже, не понравится.