Фебус. Ловец человеков - Старицкий Дмитрий - Страница 62

– Ответим: кто не хочет кормить свою армию – будет кормить чужую. И что в случае осады гарнизон будет оборонять город вместе с горожанами.

– Отлично сказано, сир. Можно я буду употреблять эту фразу при случае? – И легист повторил, смакуя слова голосом: – Кто не хочет кормить свою армию – будет кормить чужую. Белиссимо!

– Конечно, доктор, повторяйте сколько хотите. Меня интересует главное. Официально… Юридически… Город мой по статусу?

– Именно так, сир. Вы сюзерен Байонны, как виконт Беарна.

– Даже так? Объясните, почему не рея Наварры?

– Тут, сир, смысл в том, что в Наварре есть ко́ртесы, которые вас ограничивают, как монарха, особенно в налогах и законодательстве. А в Беарне вы полноправный независимый сеньор и источник права.

Умеет крючкотвор порадовать четкой формулировкой, ничего не скажешь. Уважаю.

– Это хорошо. Это очень хорошо, – покатал я слова по языку. – Тогда следующей вашей целью, доктор, будет Дакс.

– Всегда рад служить вашему величеству. – С этими словами легист отвесил мне глубокий поклон.

Надо же, по поводу Дакса, который фактически принадлежит семье д’Альбре, даже глазом не моргнул, настолько он в себе уверен.

– Вы еще не назвали мне ваш гонорар в этой сделке… – упер я указательный палец в грудь легисту, а сам с грустью подумал, что денег у меня может и не хватить, такой-то акуле…

– Не беспокойтесь, сир, за мои услуги мне заплатит город. Они считают, что так вернее.

– А как на самом деле?

– А на самом деле, сир, города должны стать самыми надежными вашими союзниками против своевольных феодалов.

– Теперь вы, доктор, сказали историческую фразу. Кстати, что там с церковной властью?

– Она подчинена архиепископу Гаскони. Но думается мне, что ваш дядя – кардинал, мог бы этот диоцез взять под себя, но это уже торг с папской курией в Риме. Тут я не силен.

– Ну что ж… Можно выходить на торжественные посиделки по поводу обретения городских вольностей путем отдачи себя под сюзеренитет другому монарху.

– И еще, сир, они хотят третью ярмарку в году.

– Пятую часть дохода с ярмарки – мне, и могут проводить ее уже на Рождество.

Повернулся к писцу, который все скромно конспектировал, стоя за конторкой:

– Бхутто, вызови мне Филиппа с короной и цепью.

Как только Бхутто вышел за дверь, я тихо спросил легиста:

– И это все, что можно было вытрясти с этих жирных буржуа?

– Сир, при желании можно было вытрясти с Байонны и в три раза больше денег, только зачем? – так же тихо ответил мне легист. – Я так понимаю, что вы предпочитаете овец ежегодно стричь, чем один раз содрать с них шерсть вместе со шкурой. Они также должны считать, что от этой сделки выиграли больше, чем вы, сир, и хвалиться этим по городу, иначе их горожане не поймут. Те также хотят выгод, хотя бы мнимых. И как вы, патриции тоже не будут распространяться, что истинные их цели лежат совсем в другой плоскости. Впрочем, можно добавить тезис о том, что вы вправе потребовать с города внеочередной заем, в случае войны, к примеру.

– Оформляй.

Тут появился Филипп, и за ним – Бхутто.

На меня торжественно надели цепь и корону. Вот только в руках скипетра не хватает. Руки деть некуда.

Вздохнув, я выразился в никуда:

– В путь так в путь – сказал кабальеро своему коню, падая в пропасть.

Операция по отжатию города Байонны от короны франков вошла в свою заключительную стадию, в которой все зависело уже только от меня. От того, насколько я сумею понравиться этим хитрым и жадным буржуям, которые всегда себе на уме и с фигой в кармане. Показаться им покладистым и закулисно управляемым. Пацаном неопытным, которого не грех и вокруг пальца обвести. Рыцарственным подростком, для которого главное – игра в солдатики, а не торговля и экономика.

Бескровным рейдерским захватом Байонны я отрезал себе все пути к отступлению.

Этим деянием я объявлял Пауку феодальную войну, и назад уже пути не будет.

Кровь прольется обязательно, только немного позже. Когда до всех дойдет, что именно случилось в замке Дьюртубие золотой осенью тысяча четыреста восемьдесят первого года от воплощения Господа нашего на земле. Где мантия заменила шпагу.

Ой, мля… что будет?

Что будет, то и будет. Всяко лучше, чем тупо ждать, когда тебя отравят.

До чего мне эти посиделки с байоннскими патрициями напоминают старые советские партсобрания или скорее – заседания партхозактива. Черный с белым не берите, «да» и «нет» не говорите… Ритуал значит больше, чем его содержание. Речи сплошь хвалебные, про то, какой я красивый и как при моем сюзеренитете заживет хорошо и счастливо город Байонна.

Сидел на попе ровно и для того, чтобы не заклевать носом, что было бы для солидных отцов города прямым оскорблением, вспоминал, как ночью, решившись, все же пришел в спальню на цыпочках, ожидая «семейного» скандала.

Но никто меня не ждал там со скалкой в руках. Ленка уже спала, раскидав свои золотые волосы по шелковым подушкам, укрытая тонким одеялом, не скрывавшим ее форм.

Посмотрел от двери, как выглядит моя любовница в лунном свете, и остался этой картиной покорен до глубины души. Как же все-таки она красива! При такой любовнице я смирюсь даже с королевой-уродиной. Впрочем, не буду зарекаться, все равно брак для меня – дело политическое, все остальное – суета.

Стараясь не шуметь, разделся, умылся. Собрался тихой сапой просочиться на кровать. Но был в этом процессе изловлен тигрицей из засады и зверски изнасилован с применением всех технических приемов секса двадцать первого века. Сам научил!

Как она хороша была, особо в роли наездницы-амазонки!

– Ну как вам, сир? – Довольная собой женщина томно потянулась совершенным телом, позволяя мне любоваться его изгибами.

– Я тебе еще утром сказал, что ты – лучшая. Зачем не поверила?

– Мне нужно было проверить: так ли это или мне просто льстят, отставляя меня же в сторону, – показала она ровные зубки, блеснувшие белизной в лунном свете.

Ленка по моему примеру стала использовать толченный в пудру мел для чистки зубов.

– И как, проверила?

– Проверила. Вы не льстите мне, сир. Вы любите меня в полную силу.

– Это хорошо, что ты успокоилась, потому что я завтра уезжаю, а ты останешься здесь.

– Уезжаешь? Опять с шевальер?!

– Нет, она остается здесь, и прошу тебя не выяснять с ней отношений. Шевальер – это политика, а с тобой – любовь.

Девушка растаяла, как шоколадка на солнышке.

– У меня есть старые обязательства перед моим бывшим пажом, который получил серьезные увечья на службе мне. Надо его проведать и присмотреть, все ли там хорошо с медициной… И прекрати меня ревновать. Я принадлежу не тебе, а стране.

– Я просто боюсь вас потерять, сир.

– В постели зови меня Франсуа. Успокойся, ты меня не потеряешь, и за меня тебе ни с кем не нужно сражаться.

– Хорошо, Франсуа… сир.

– А теперь, Ленка, давай обнимемся и заснем. Мне нужно отдохнуть, а спать осталось всего ничего…

Кто-то резко толкнул меня в спину через мантию. Микал! Вот уж если кто товарищ Кайфоломов, так это он.

– Не спите, сир, – шепнул мне валет.

– О чем они говорят? – шепнул я в ответ, не поворачивая головы.

– Все о том же: как хорошо заживет Байонна при вас, сир.

Ничего не имею против хорошей жизни в Байонне. Только за. Чем лучше живет город Байонна, тем больше у меня годовой налог с него. Впрочем, все правители хотят, чтобы их подданные жили счастливо и зажиточно, только не у всех это получается. Даже у тех, кто из казны не ворует.

Дьявол всегда в деталях. Этой деталью стало то, что Бхутто по моему наущению в тексте присяги города мне в лице его полномочных представителей поменял всего одну букву. «Z» на «V». И вместо сюзеренитета стал суверенитет. И я для города уже не сюзерен, а целый суверен.

А все остальное, как отцы города и хотели. Посему они присягу дружно по очереди прочитали и подмахнули. Заявив перед этим: