Девушка с зелеными глазами (отрывок) - О'Брайен Эдна - Страница 2

Обе заметили мою новую шубу.

— Где это ты отхватила? — спросила Бейба.

— Новая шуба! Каракулевая! — сказала Иоганна. И, дотронувшись рукой до манжета, сказала: Богатая, ты богатая девушка. У меня не было нового пальто с тех пор, как я покинула мою родную страну девять лет назад.

Она подняла девять пальцев, словно я не знала чисел.

— Ты отдаешь мне свое старое, а? — сказала она, широко мне улыбаясь.

— Что у нас к чаю? — спросила я. Я с такой скоростью мчалась на велосипеде, что у меня болело в груди. Он мог придти с минуты на минуту.

— Ты спрашиваешь, что у нас к чаю! Ты знаешь, что у нас к чаю, — сказала Иоганна.

— Но, послушай, Иоганна, он другое дело. Он богатый и все такое. Он знаком с кинозвездами. Ах, Иоганна, пожалуйста, ну, пожалуйста.

Я преувеличила, чтобы поразить ее.

— Богатый! — сказала Иоганна, растягивая это излюбленное свое слово, эту единственную известную ей поэму. — Так я тебе скажу — я не богатая. Я бедная женщина, но я из хорошего дома, из хорошей, достойной австрийской семьи и которая изгнана из родной страны.

— Он тоже откуда-то оттуда, — сказала я, надеясь этим смягчить ее.

— Откуда? — спросила она так, словно я только что ее оскорбила.

— Из Баварии или из Румынии, или как там еще, — сказала я. Я чуть не сказала ей, что это он купил мне шубу.

Бейба, которая быстро соображала, что к чему, пропела на мотив «Откуда эта шляпка»:

— Откуда эта шуба?

— Отец прислал денег, — соврала я.

— Твой старикан сидит в работном доме!

Она была без лифчика и сквозь белый свитер вырисовывалась форма ее сосков.

— Что у нас к чаю? — снова спросила я.

— Пудинг с вареньем, — сказала Бейба. Внезапно звонок прорезал ее высокий голос, и я побежала наверх попудриться.

Бейба открыла дверь.

Я одела светло-голубое платье — светлые тона мне идут — с серебристым, словно кристаллическим, как будто падают снежинки, рисунком. Это было летнее платье с глубоким вырезом, но мне хотелось выглядеть для него красивой.

У двери в столовую я растерла руки и плечи, покрывшиеся гусиной кожей, и задержалась послушать, о чем они с ним говорят. Я услышала его низкий голос. Бейба уже называла его по имени. С ощущением неловкости вошла я в комнату.

— Привет, — сказал он, поднимаясь, чтобы пожать мне руку. Бейба сидела рядом с ним, облокотившись на изогнутую спинку его стула. Под низким потолком он казался очень высоким. Мне стало стыдно нашей маленькой комнаты. При нем она выглядела еще более убого; кружевные занавески совсем прокоптились от дыма, а у улыбающихся фарфоровых собак на буфете был идиотский вид.

— Ты легко нас нашел? — сказала я, притворяясь, что не испытываю никакого стеснения. Чудно, в своем собственном доме стесняешься еще больше. Я могла болтать с ним на улице, а в доме словно чего-то стыдилась.

Иоганна принесла на блюде пудинг с вареньем — он был обернут муслином.

— Mein Gott, есть такой, такой горячий, — сказала она, опуская блюдо на груду самодельных подставок, которые Густав нарезал из оставшегося куска линолеума. Она развернула муслин.

— Высокая cuisine [2], — сказала Юджину Бейба и подмигнула. Пудинг был белый и жирный. Он напоминал покойника.

— Мой собственный, домашний, — с гордостью сказала Иоганна. Она разрезала пудинг на куски и, пока она его резала, на блюдо стекали струйки горячего малинового варенья. Потом она из ложечки снова полила соком каждую порцию.

— Милому новому гостю. — сказала она, подавая первую порцию Юджину. Он отказался, сказав, что никогда не ест сдобного.

— Нет, нет сдобного, — сказала Иоганна, — хороший австрийский рецепт.

— Косточки от малины застревают у меня в зубах, — ответил он, полушутя.

— А вы вынимаете зубы. А? — предложила она.

— Да это мои собственные, — рассмеялся он. — Давайте просто по-хорошему выпьем чашечку чайку.

— Вы не ешьте моя еда.

Ее лицо приняло несчастное, обиженное выражение, и она с глупой широкой улыбкой смотрела на него.

— Из-за живота, — объяснил он.

— У меня там дырка, внутри, — и, положив руку на черный пуловер, похлопал себя по животу. Он еще раньше попросил у Иоганны разрешения снять пиджак. Черный пуловер был ему очень к лицу. Он придавал ему стройный вид, как у священника.

— Запираетесь? — спросила Иоганна. — У меня наверху есть мешок, привезла из моей родной страны, как это называется, клизма?

— Пресвятой господь, — сказала Бейба. — Пусть вперед выпьет чаю.

— У меня просто болит, — сказал ей Юджин, — беспокоюсь…

— Беспокоитесь — такой богатый человек? — сказала Иоганна. — Что может беспокоить богатый человек?

— Этот мир, — сказал он.

— Этот мир, — воскликнула она. — Мне кажется, вы немножко сошли с ума. — Потом, испугавшись, что она преступила предел дозволенного, сказала:

— Это так ужасно для вашего бедного живота, бедный вы человек, — и она похлопала его по лысине, которая была у него на макушке, словно была знакома с ним всю жизнь. Через минуту она притащила маринованные огурцы с укропом, салями, маслины, копченую ветчину и тарелку миндального печенья собственного приготовления.

— Ах, батюшки, — проворковала Бейба. Она взяла влажную черную маслину и, зажав ее в пальцах, поцеловала.

— Нет, ошибочка, — сказала Иоганна и отобрала у нее маслину. — Это специально для мистера Юджина.

— Правильно, Иоганна, мы, иностранцы, должны держаться вместе, — сказал он, но когда она вышла готовить чай, сделал каждой из нас по сэндвичу с ветчиной.

— Откуда это я взял, что девушки мало едят? — сказал он, обращаясь к вазе с вареньем, отчего на Бейбу по обыкновению, напал смех. Теперь у нее появился новый, громкий смех. Повернувшись к Юджину, она сказала:

— Больше всего на свете люблю культурных мужчин.

Он, сидя, поклонился ей в пояс и улыбнулся.

Бейба была особенно хороша в этот вечер. У нее было маленькое личико с правильными чертами и смуглой кожей. Глаза тоже маленькие, блестящие и очень живые; они так и перескакивали с одного предмета на другой, словно птица. Мысли ее тоже перескакивали с одного предмета на другой. И она казалась очень энергичной.

— Когда-то у меня была одна знакомая девушка, очень похожая на вас, — сказал он ей, а она все сидела и улыбалась.

— Хороший, прекрасный чай, — сказала Иоганна, входя с серебряным чайничком и помятым жестяным кувшином с горячей водой.

— Приятно? Хорошо? А? — спросила она еще до того, как он успел поднести чашку к губам.

— Умопомрачительный, — сказал он.

Он расспрашивал ее о родине, о семье, о том, собирается ли она туда возвращаться. В ответ она развела тягомотину про своих братьев и свою хорошую семью, которую мы с Бейбой слышали уже пять тысяч раз.

— Откупоривай зеленого змия, — сказала мне Бейба, кивнув в сторону бутылки, которую принес Юджин.

— Да она сама ее скоро откупорит, только вот расчувствуется, — сказала я. Иоганна была так занята разговором, что не слышала нас.

— Сейчас она уже так расчувствовалась — дальше некуда. Только что кончила свою слащавую историю про то, как ее братец-слюнтяй менял ей пеленки, когда ей было два, а ему четыре, — сказала Бейба.

— Мои братья проводили меня однажды в оперу… — продолжала трещать Иоганна, и тогда Бейба, тронув ее за локоть и показывая на бутылку, сказала:

— Дай человеку выпить.

У Иоганны вытянулось лицо, она смешалась и спросила:

— Чай нравится? А?

— Да, — сказал он, — Я ведь, по правде, не пью вина.

— Мудрый человек, вы мне нравитесь, — она вся сияла, глядя на него. Бейба громко вздохнула.

— Вы не должны жениться на продавщице из Ирландии, — сказала Иоганна. — Вы должны жениться на девушке из вашей родной страны, на графине.

Иоганна была так глупа, что не догадывалась, что подобные слова могут мне не понравиться. Я подпалила сигаретой волосы на ее голых руках.