Аркадий и Борис Стругацкие: двойная звезда - Вишневский Борис Лазаревич - Страница 15

• Предыдущая
• 15/75
• Следующая

С упомянутым академиком до сих пор так и связана одна из неразгаданных загадок «Полудня». Помнит ли читатель, как в главе «Свечи перед пультом» умирающему академику Окада океанолог Званцев и Акико-сан везут какую-то необычайно важную информацию, которую он ждал всю жизнь? Что же это была за информация? Увы, на мой прямой вопрос на эту тему Борис Натанович ответил: «Обычно Стругацкие ничего зря не пишут, и наверняка мы что-то имели в виду. Но вот что – я уже не помню…»

Без сомнения, ПНвС – одна из «культовых» книг для моего поколения научных сотрудников младшего возраста и программистов. Проглатывалась она, как, впрочем, и все у Стругацких, в один присест, хохот вызывала безудержный, а многочисленные перлы, щедро разбросанные по тексту, запоминались сразу и навсегда.

Помните?

С последней фразой связана замечательная история из моей прошлой, научно-исследовательской жизни. В 1978 году, закончив институт и попав на работу в радиоэлектронный «ящик», я решил пошутить и на первом в жизни отчете о каких-то результатах математического моделирования поставил в правом верхнем углу гриф секретности: «Особой важности. Перед прочтением сжечь». Скандал был страшный: начальник первого отдела (были такие, если кто помнит), отставной полковник КГБ, в жизни не читавший «Понедельника», орал и топал на меня ногами на меня в своем кабинете больше часа. При этом более всего его возмутило даже не то, что отчет предлагалось сжечь, не прочитав, а то, что я поступил не по чину! Оказывается, гриф «Особой важности» имели право ставить на документах персоны рангом не ниже начальника отдела. Мне же, новоиспеченному инженеру-стажеру полагался только самый «низший» гриф «Секретно». Отделался я, впрочем, легко – уменьшением премии на десятку…

Комментарий БНС:

Повесть о магах, ведьмах, колдунах и волшебниках задумана была нами давно, еще в конце 50-х. Мы совершенно не представляли себе сначала, какие события будут там происходить, знали только, что героями должны быть персонажи сказок, легенд, мифов и страшилок всех времен и народов. И все это – на фоне современного научного института со всеми его онерами, хорошо известными одному соавтору из личного опыта, а другому – из рассказов многочисленных знакомых-научников. Долгое время мы собирали шуточки, прозвища, смешные характеристики будущих героев и записывали все это на отдельных клочках бумаги (которые потом, как правило, терялись). Реального же продвижения не происходило: мы никак не могли придумать ни сюжета, ни фабулы.

А практически все началось с дождливого вечера на Кисловодской Горной станции, где дружно изнывали от скуки два сотрудника Пулковской обсерватории – м.н.с. Б. Стругацкий и старший инженер Лидия Камионко. На дворе стоял октябрь 1960 года. БН только что прекратил труды свои по поискам места для Большого Телескопа в мокрых и травянистых горах Северного Кавказа и теперь ждал, пока закончатся всевозможные формальности, связанные с передачей экспедиционного имущества, списанием остатков, оформлением отчета и прочей скукотищей. А Л. Камионко, приехавшая на Горную станцию отлаживать какой-то новый прибор, отчаянно бездельничала по причине полного отсутствия погоды, пригодной для астрономических наблюдений. И вот от скуки принялись они как-то вечером сочинять рассказик без начала и конца, где был такой же вот дождь, такая же тусклая лампа на шнуре и без абажура, такая же сырая веранда, заставленная старой мебелью и ящиками с оборудованием, такая же унылая скука, но где при всем при том происходили всякие забавные и абсолютно невозможные вещи – странные и нелепые люди появлялись из ничего, совершались некие магические действия, произносились абсурдные и смешные речи, и кончалась вся эта четырехстраничная вполне сюрреалистическая абракадабра замечательными словами: «ДИВАНА НЕ БЫЛО!!!»

Домой БН возвращался через Москву с заездом к брату-соавтору и там, в кругу семьи, зачитал вслух эти брульоны, вызвавшие дружный смех и всеобщее одобрение. Впрочем, тогда все на том и закончилось, нам и в голову не пришло, что таинственно исчезнувший диван – это на самом деле сказочный диван-транслятор, а разные странные типы, описанные там же, это маги, которые за названным транслятором гоняются. Все шло своим чередом, впереди был еще не один год размышлений и самонастройки.

Замечательно, но история написания «Понедельника…» совершенно вылетела из моей памяти. Вылетела до такой степени, что сейчас, перечитывая разрозненные строчки из писем и дневников, я ловлю себя на том, что не всегда понимаю, о чем там идет речь…

Достаточно долго авторы не знали, как должны были называться части новой повести, да и сама повесть тоже. А между тем название «Понедельник начинается в субботу» к тому времени уже существовало. Это название имеет свою историю, и довольно забавную.

Надо сказать, что начало 60-х было временем повального увлечения Хемингуэем. Никого не читают сейчас с таким наслаждением и восторгом, ни о ком не говорят так много и так страстно, ни за чьими книгами не гоняются с таким азартом, причем все – вся читающая публика от старшеклассника до академика включительно. И вот однажды, когда БН сидел у себя на работе в Пулковской обсерватории, раздался вдруг звонок из города – звонила старинная его подруга Наташа Свенцицкая, великий знаток и почитатель (в те времена) Хемингуэя. «Боря, – произнесла она со сдержанным волнением. – Ты знаешь, сейчас в Доме Книги выбросили новый томик Хэма, называется „Понедельник начинается в субботу“…» Сердце БН тотчас подпрыгнуло и сладко замлело. Это было такое точное, такое подлинно хемингуеевское название – сдержанно грустное, сурово безнадежное, холодноватое и дьявольски человечное одновременно… Понедельник начинается в субботу – это значит: нет праздника в нашей жизни, будни переходят снова в будни, серое остается серым, тусклое – тусклым… БН не сомневался ни секунды:

«Брать! – гаркнул он. – Брать сколько дадут. На все деньги!..»

Ангельский смех был ему ответом…

Шутка получилась хороша. И не пропала даром, как это обычно бывает с шутками! БН сразу же конфисковал прекрасную выдумку, заявив, что это будет замечательное название для будущего замечательного романа о замечательно-безнадежной любви. Этот роман никогда не был написан, он даже никогда не был как следует придуман, конфискованное название жило в записной книжке своей собственной жизнью, ждало своего часа и через пару лет дождалось. Правда, АБС придали ему совсем другой, можно сказать, прямо противоположный, сугубо оптимистический смысл, но никогда потом об этом не жалели. Наташа тоже не возражала. По-моему, она была даже в каком-то смысле польщена.

Таким образом, историческая справедливость требует, чтобы было воздано по заслугам двум замечательным женщинам, бывшим сотрудницам Пулковской обсерватории, стоявшим у истоков самой, видимо, популярной повести АБС. Исполать вам, дорогие мои, – Лидия Александровна Камионко, соавтор знаменитой сюжетообразующей фразы «ДИВАНА НЕ БЫЛО», и Наталия Александровна Свенцицкая, придумавшая этот бесконечно грустный, а может быть, наоборот, радостно оптимистический афоризм «Понедельник начинается в субботу»!

Мысль о «понедельнике, начинающемся в субботу» тоже стала культовой для целого поколения. Хотя вызывала она, прямо скажем, смешанные чувства.

Да, многим из нас, как и героям ПНвС, работать было интереснее, чем развлекаться. Но это героям «Понедельника» с их сказочно-веселым существованием в НИИЧАВО выходные были не слишком-то нужны, и даже в новогоднюю ночь их тянуло в родные лаборатории и отделы. Нам же, сидевшим в отнюдь не «чародейских» НИИ, большей частью – «закрытых», о подобной светлой и радостной атмосфере непрерывного творчества (пусть и без магии) можно было лишь мечтать. Мало кто из наших начальников был хотя бы отдаленно похож на Федора Симеоновича Киврина или Кристобаля Хунту. Директор института тоже был, мягко говоря, не Янус Полуэктович: магическим путем у него получилось разве что вознесение в это кресло из кресла секретаря парткома. Зато аналогов Модеста Матвевича Камноедова или завкадрами Кербера Псоевича Демина (сей персонаж на виду в «Понедельнике», правда, не появлялся, но воображение рисовало его очень живо) было в избытке. А уж от тех, кто в НИИЧАВО должен был бы ходить с ушами, исцарапанными от непрерывного бритья, просто проходу не было.

• Предыдущая
• 15/75
• Следующая