Апостол Павел и тайны первых христиан - Мизун Юлия Владиславовна - Страница 43

В то время в церковной организации была стопроцентная демократия. Руководителей церкви (старейшин-пресвитеров) избирали на общем собрании путем голосования. Этих пресвитеров называли еще блюстителями, по-гречески епископами. В I веке слова пресвитер и епископ были синонимами.

В странах с навязчивой и бесплодной идеей свободы личности отношения такие, как в общине, неприемлемы, поскольку они, по весьма ложным понятиям, ущемляют эту свободу. Как будто может существовать свобода в отвлеченном смысле, как будто человек может быть счастлив один в такой свободе. Община-церковь жила как единый организм, поэтому она и была здорова и сильна. Организму человека не безразлично, если на руке или ноге возникнет нагноение, какой-либо свищ. Так и в общине-организме. Она распространяла свою власть на жизнь каждого члена общины, включая самые интимные стороны частной жизни. Каждый мог критиковать любого члена общины, каждый должен был знать обо всех все, и все должны были знать все о каждом. Старшие и сильные увещевали заблудших, утешали малодушных, помогали им устоять в их сомнениях. Но никого насильно в общине не удерживали. Кому не нравилось такое общежитие, где за каждый проступок надо было отвечать перед товарищами, мог в любое время покинуть общину. Но трудно даже поверить (но это так), что за многие годы во многих церквах Павла такого случая не было. И это подтверждает ложность того, что личная свобода приносит счастье. Человек нуждается в участии других и счастлив тем, что помогает другим. Насилия в общине не было. Если человек нарушал правила общежития или заветы Павла, ему давали понять, что он попал на замечание. Его сторонились, но его предупреждали не как врага, а как брата. Это неизменно действовало, и оступившийся возвращался на путь истины. Историки на основании документальных источников утверждают, что в этих небольших общинах, общинах взаимопомощи, было всегда оживленно и радостно. Здесь люди проявляли истинные, а не притворные чувства. Здесь любили и ненавидели по-настоящему. Никакого аскетизма здесь не было и в помине. Христос не признавал аскетизм, а эти церкви строились на фундаменте истинного учения Христа. Не было людей, притворно молящихся и играющих роли святош с мозолями на коленях. Здесь жизнь была в своей полноценной первозданной форме. Христос говорил о наступлении царства кротких и простых сердцем, которое проявлялось безмерным блаженством, переполнившим все сердца. Это царство Павел распространял по миру.

Христиане в то время относились очень терпимо к язычникам (не христианам). Они всячески старались привлечь язычников на свою сторону, в свою веру. Христиане беспокоились о людях, которые продолжали блуждать в темноте безверия и идолопоклонничества и хотели им помочь. Своих родных, которые уже ушли в мир иной, они не могли обратить в свою веру. Но они посмертно крестили их. Это был обычай крещения за умерших. При этом у них появлялась надежда, что в загробной жизни они будут все вместе. Все глубоко верили в общность людей, в то, что дети могут спасти родителей, родители детей.

Это был период нравственного романтизма. Отношения между мужчинами и женщинами не только не возбранялись, но и поощрялись. Но языческое пристрастие к наготе осуждалось. Христианки ходили одетые с головы до ног. Но христианство не умаляло способности любить, оно «питало любовь воздухом и светом». Хотя девственность и почиталась, но это не значило, что брак осуждался. Любовь и красоту христианство в то время не отрицало. Жизнь самого Христа была этому залогом. Отношение к вдовам было почтительное, но второй брак не приветствовали, хотя и не осуждали.

Высшим законом всех общин было милосердие и братская любовь. В согласии с учением Христа предписывалось делать добро всем. Трудолюбие было возведено в высший принцип. Павел всю свою жизнь кормился плодами своих рук, хотя и имел моральное право быть на содержании церквей. Он говорил: «Кто не работает, тот не ешь». Павел предписывал своим «детям» вести хорошо свои дела, «чтобы люди уважали вас и чтобы вы ни в чем не нуждались». В первых церквах, в церквах Павла идейность органично сочеталась с практическим здравым смыслом. Поэтому церкви Павла были крепкими, стойкими, состоящими из тружеников, в отличие от Иерусалимской церкви, которой должны были помогать материально все другие церкви потому, что она считала себя церковью-матерью, поскольку там были сосредоточены ученики, знавшие Христа. Иудейско-христианская церковь в Иерусалиме никогда не была жизненно стойкой.

В то время широко обсуждался вопрос о времени второго пришествия Иисуса Христа. Пытались понять, какая судьба ожидает тех, кто уже умер, и тех, кого это пришествие застанет в живых. Павел на эти вопросы отвечает так:

«Не хочу оставить вас, братья, в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды. Ибо, если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и умерших в Иисусе Бог приведет с Ним. Ибо сие говорили вам словом Господним, что мы, живущие, оставшиеся до пришествия Господня, не предупредили умерших, потому что сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде: потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках, в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем. Итак, утешайте друг друга сими словами» (I Фесс. 4:13–17). Христос говорил, что время пришествия Его известно только одному Богу. Павел разъяснял это так:

«О временах же и сроках нет нужды писать к вам, братья, ибо сами вы достойно знаете, что день Господень так придет, как тат в ночи. Ибо когда будут говорить: мир и безопасность, тогда внезапно постигнет их пагуба, подобно как мука родами постигает имеющую во чреве, и не избегнут. Но вы, братья, не во тьме, чтобы день застал вас, как тат, и все вы сыны света и сыны дня, мы не сыны ночи, ни тьмы. Итак, не будем спать, как прочие, но будем бодрствовать и трезвиться..» (I Фесс. 5:1–4).

Этого разъяснения оказалось недостаточно. Ажиотаж по поводу приближающейся катастрофы был огромен. Появились различные Апокалипсисы. Некоторые считали более действенным обращаться к народу от имени Павла, авторитет которого был очень высок. Во Втором Послании к фессалоникийцам Павел снова разъясняет:

«Молим вас, братие, о пришествии Господа нашего Иисуса Христа и нашем собрании к нему не спешить колебаться умом и смущаться ни от Духа, ни от слова, ни от послания, как бы нами посланного, будто уже наступает день Христов. Да не обольстит вас никто никак: ибо день тот не придет, доколе не придет прежде отступление и не откроется человек греха, сын погибели противостоящий и превозносящийся выше всего, называемого Богом, или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога. Не помните ли что я, еще находясь у вас, говорил вам это? И ныне вы знаете, что не допускает открыться ему в свое время. Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят (от среды), удерживающий теперь. И тогда откроется беззаконник, которого Господь Иисус убьет духом уст своих и истребит явлением пришествия своего того, чье пришествие, по действию Сатаны, будет со всякого силою и знамениями и чудесами ложными, и со всяким неправедным обольщением погибающих, за то, что они не приняли любви истины для своего спасения. И за сие пошлет им Бог действие заблуждения, так что они будут верить лжи, да будут осуждены все, не веровавшие истине, но возлюбившие неправду» (II Фесс. 2:1—11).

Любопытно, что спустя несколько месяцев после того, как Павел написал это послание, во главе Римской империи стал Нерон. Его и приняли за анти-Христа.

Церкви раннего христианства отличали моральная чистота, высокий дух человеколюбия, взаимопомощи, готовность к самопожертвованию во имя общего дела, дела Иисуса Христа. Все это было на фоне морального разложения общества. Христиане не могли не вызывать всеобщего уважения.

Священные «трапезы Господни», вечери любви были актом приобщения каждого верующего к Христу, который говорил, что хлеб есть тело его, а вино — его кровь. Христос во время Тайной вечери преподал своим ученикам урок равенства. Поэтому во время трапезы все испытывали особые чувства братства и равенства. Верующие обменивались между собою «святым лобзанием» или «лобзанием любви». Никакого различия между полами в этом не делалось. Никому не приходило в голову видеть в этом что-то непристойное. Но ханжи за пределами общины усматривали в этом признаки плотской любви, и пришлось ввести ограничения: мужчины целовались только с мужчинами. Обряд целования в то время был одним из важнейших, неотделимым от Евхаристии.