Жизнь охотника за ископаемыми - Штернберг Чарльз Г. - Страница 10

В Канзасе встречаются три рода этих мозазавров, как назвал их в 1808 году знаменитый французский ученый Кювье. Слово означает буквально «пресмыкающееся из Мезы», а название это дано потому, что первый найденный экземпляр был добыт в каменоломнях под городом Маастрихтом на р. Мезе (Маасе). Этим объяснением и многими другими относительно анатомии канзасских мозазавров я обязан прекрасной работе д-ра Виллистона в т. IV «Труды Канзасского университета. Палеонтология, ч. I». Хотя, конечно, большую часть своих познаний я приобрел, рассматривая сотни образцов, которые я сам находил. Особенно хороши были четыре почти полные экземпляра мозазавра (Platecarpus coryphaeus) Копа. Один из них я отослал в Айовский университет; он был вполне исправный; с головой, позвоночником и конечностями, — заключен в глыбе родного мела.

Этот бедняга увяз, повидимому, так глубоко в топкой глине океанского дна, что даже газы, образовавшиеся в его желудке, не могли поднять на поверхность тело; его длина — свыше пяти метров. Другой экземпляр был отослан в Британский музей естественной истории в Лондоне. Третий находится в Мюнхене (Бавария), а четвертый — в Рэмеровском музее (Гильдесгейм в Германии).

Последний экземпляр лучше всех, какие мне когда-либо случалось находить в канзасском мелу до 1907 года. Длина его — 7,5 м. К несчастью, голова отломлена и почти вся унесена водой, кроме нижней челюсти и нескольких черепных костей. Наиболее замечательной особенностью этого образца я считаю находку, впервые в моей практике, полной хрящеватой грудной клетки, с хрящевыми ребрами, которые очень редко попадаются. Они были впервые описаны по хорошему образцу Борна д-ром Г. Ф. Осборном из Американского музея.

Этот вид мозазавра — самый обыкновенный из известных видов, он встречается чаще всего и почти таких же размеров, как тилозавр. От тилозавра он отличается, однако, формой коротких сильных ластов и притупленной клювообразной мордой. Череп на рис. 8 принадлежит очень хорошему образцу, одному из найденных мною. Он монтирован м-ром Бенкером из естественно-научного отдела Канзасского университета. Я никогда не видел черепа более полного или такого, на котором так же хорошо была бы видна высота; разве только в маленьком мозазавре-клидасте (Clidastes velox) в Канзасском университетском музее. Обратите внимание на треугольную форму головы, на крепкие кости черепа, загнутые назад для поддержки нижней челюсти при помощи блоковидной квадратной кости. Кость сплющена и искривлена давлением, которому она подвергалась. Обратите внимание на конические очертания головы, которая спереди, на уровне глаз, оканчивается твердой тупой клювообразной мордой. Знатоки утверждают, что удар этой головы-тарана, нанесенный с разгона при полной скорости движения животного, неминуемо выводил противника из строя.

Как же питалось это существо? Его зубы приспособлены для схватывания, а не для пережевывания. Как удерживало оно свою добычу? Ведь у него нет когтистых лап, а только слабые ласты, пригодные для плавания.

Отвечая на эти вопросы, надо описать две особенности мозазавров, которые их отличают от других ящеров.

Если вы внимательно присмотритесь к фотографии, вы заметите внутри головы, пониже глазной впадины, ряд загнутых назад зубов. Эти зубы расположены на крыловидных костях, помещающихся по обе стороны неба близ гортани, по двенадцать зубов, на каждой. Нижняя челюсть своим мощным взмахом на опорной дуге крепко прижимала добычу к этих зубам, так что та не могла двинуться вперед и вырваться. Затем обратите внимание на шаровой сустав позади зубной кости на нижней челюсти. После того, как извивающаяся, бьющаяся добыча была прижата к зубам на небной дуге, челюсти сближались движением в этом суставе, и жертва насильственно проталкивалась в горло.

Вид канзасских мозазавров-клидастов, известный под названием Clidastes velox, был, как показывает его название, чрезвычайно быстрым подвижным животным с прекрасно развитым костяком, столь прочным по строению костей, что менее других ископаемых позвоночных страдал от значительного давления, которому подвергались все остатки ископаемых животных. На них давила не только огромная масса материала, нагроможденного сверху, но и та могучая сила давления снизу, которая подняла место их погребения на девятьсот метров над уровнем моря.

Очень хороший образец этого вида я отослал в Вассаровский колледж. Он был настолько полон, что его возможно было монтировать в виде панели.

Я думаю, ни один художник не представлял себе так ярко этих огромных пресмыкающихся, как м-р Сидней Прентайс, который работал в музее Карнеджи. Здесь воспроизводится реставрация, сделанная им для иллюстрации труда д-ра Виллистона о канзасских мозазаврах (рис. 9). Я очень обязан ему за эти рисунки. Он, несомненно, вдохнул снова жизнь в обитателя древнего Мелового океана. Я не представляю себе, чтобы кто-нибудь после тщательного изучения скелета мог найти в этой реставрации малейшую ошибку с научной точки зрения.

Кстати замечу здесь, что в музей Карнеджи мною был прислан превосходно сохранившийся череп. Образец показывает общий вид головы сбоку, с обеими челюстями, зубы которых сжаты так же безупречно, как сжимались при жизни. Твердые пластинки, которые защищали глазное яблоко, также находятся в естественном положении.

Бьющая ключом жизнь Мелового океана была, без сомнения, замечательна. Рыба кишела всюду.

Среди наиболее обычных ископаемых той далекой эпохи укажем остатки громадной рыбы, позвонки которой с частями головы и челюстей найдены в большом количестве, хотя ни одного полного экземпляра пока не обнаружено. Профессор Коп, который описал эту рыбу, назвал ее портей огромный (Portheus molossus). Я нашел хороший ее экземпляр на ранчо Робинзона в Логане. Он лежал в небольшом меловом обнажения, выступавшем на поросшем травою склоне холма; от построек ранчо до этого места можно было камнем дошвырнуть. Мой сын Георг помогал мне, и мы вдвоем извлекли этот экземпляр в ноябре. Место нашей стоянки было в семи с половиной километрах; земля промерзала с каждым днем сильней. Но ничто не могло отбить у нас охоту, и мы возвращались к работе с непреклонной решимостью.

Голова и часть хребта были уже обнажены раньше, много ребер и отростков позвонков отломаны и унесены водой. Нам пришлось залить голову и передние плавники в большую глыбу гипса, потому что мел, в котором они были заключены, под влиянием мороза совсем был разрушен и крошился. Ужасная буря ревела в то время, а Георгу, чтобы закончить заливку гипсом, приходилось носить воду за сотни метров снизу из пруда. Мальчик тащил ведро в гору, стараясь держать его так, чтобы свирепый ураган не выплеснул из него всей воды; буря почти срывала с него куртку, а я стоял и покрикивал: «Живей, Живей! Гипс твердеет!»

Остальную часть позвоночника, до хвоста, мы взяли отдельно. А так как большие хвостовые плавники и многие позвонки с остистыми отростками, заключенные в крепкий мел, хорошо сохранились, то мы срыли сверху полтора метра породы; глыбу, содержащую кости, обвели канавкой и отделили ее от материнской породы, подрывшись под нее снизу.

Получилась очень громоздкая глыба, передвигать которую было трудно. Кусок, содержащий голову, весил более трехсот килограммов и почти столько же — глыба, в которой заключен был хвост. Глыба замерзла прежде, чем мы успели перенести ее в палатку, где мы поддерживали жаркий огонь, чтобы обсушить кости и предупредить разрушительное действие мороза.