В тени луны. Том 1 - Кайе Мэри Маргарет - Страница 40

• Предыдущая
• 40/98
• Следующая

Для Винтер долгие жаркие дни едва тащились, но Лотти и Эдвард находили, что они летят слишком быстро. Лейтенант, верный своему обещанию, в первый же день по выезде с Мальты подошел к миссис Эбатнот и попросил ее разрешения в присутствии отца Лотти сделать предложение ее дочери, не забыв добавить хотя и робкий, но вполне удовлетворительный отчет о своем финансовом положении, и был столь искренен и обаятелен, что сердце матери совершенно растаяло и она заверила его, что, хотя последнее слово, несомненно, за отцом Лотти, но, если дочь разделяет его чувства, она не будет препятствовать ее счастью.

И действительно, благодушно думала миссис Эбатнот, хотя ее дорогая Лотти могла бы сделать более блестящую партию, Эдвард Инглиш происходил из хорошей семьи и, по-видимому, имел как перспективы, так и достаточно нежные и искренние чувства. Так что все могло вполне хорошо уладиться.

По мере приближения корабля к берегам Египта жара усилилась. Море из синего стало зеленым, и нетерпеливые пассажиры толпились у гребного винта или свешивались с леера палубы, чтобы посмотреть на минареты и верхушки крыш, поднимавшиеся, казалось, прямо из воды. На борт был взят широкобородый мусульманин — лоцман, а часом позже на корабль взошли разнообразные египетские чиновники, и пассажиры сошли на берег, чтобы проехаться и полюбоваться гигантскими пальмами, белыми домами и стилизованными александрийскими экипажами.

Они покинули «Сириус» и добрались до Каира на поезде. На следующее утро и они вернулись, чтобы провести последнюю ночь на борту. Но спать могли лишь немногие, если вообще можно было уснуть, так как раскаленная земля отдавала им порывы ветра, напоминающие жаркое дыхание огромного зверя, а шум и гам арабов, грузивших на корабль уголь, продолжался при свете факелов всю ночь.

Винтер довольно легко переносила жару и могла бы немного поспать, если бы не шум. Но Лотти совершенно задыхалась и беспокойно металась по койке или ходила и смачивала лоб и руки водой, такой же теплой, как и сама ночь, пока Винтер решительно не поднялась.

— Я иду на палубу, — заявила она. — Не хочешь пойти со мной? Там будет прохладнее. Думаю, никто не может спать в таком шуме.

Но Лотти только покачала головой и растянулась на койке, а Винтер, взяв шаль, накинула ее и вышла из каюты.

Палуба представляла собой движущуюся мозаику черных, как деготь, теней, ярких оранжевых огней горящих факелов и мерцающих масляных ламп на подвозящих уголь лодках, но на первый взгляд, казалась совершенно пустынной, и Винтер осторожно отвернулась в сторону, укрывшись в густой тени, чтобы глянуть вниз на суетящихся угольщиков, которые копались в мрачном свете факелов; с согбенными, почти голыми телами, перемазанные угольной пылью и блестящие от пота, они выглядели, словно персонажи дантовского «Ада». За ними лежало, как черное маслянистое озеро, море, в котором отражались огни Александрии, едва подрагивающие на вялой, застывшей водной поверхности. Горячий воздух пахнул угольной пылью, потными телами, машинным маслом и Ближним Востоком.

К шумам ночи вдруг добавился взрыв хохота, и Винтер, быстро обернувшись, увидела спускающуюся с полуюта группу мужчин, отрезающую ей путь к отступлению. Они, очевидно, кутили на берегу и были изрядно под хмельком, и один из них рассказывал историю, которая, к счастью для нее, была ей большей частью непонятной, но тем не менее достаточно скабрезной, чтобы заставить ее покраснеть от стыда. К группе присоединился еще один мужчина, Винтер распознала в нем майора Реттрея, офицера en route[4] в Китай.

На майоре, тучном джентльмене, в этот момент не было ничего, кроме некоего рода набедренной повязки, и Винтер вдруг осознала, что остальные были одеты под стать ему. При этом открытии она явно осознала всю неуместность своего присутствия здесь. Это наполнило ее стыдом и страхом, и она начала пробираться в тени, чтобы укрыться подальше, как вдруг услышала за собой быстрые шаги. Сильная рука схватила ее за плечо, повернула к себе, и сердитый голос капитала Рэнделла проговорил:

— Что, черт подери, вы делаете на палубе! Что-нибудь случилось?

— Н-н… нет. В каюте было жарко, и я думала…

— Вы что, совсем очумели? Здесь не место для женщин. Половина мужчин праздновала на берегу, остальные почти раздеты, и все кишит арабами-кули. Немедленно в каюту! Ну, марш!

Он развернул ее и подтолкнул в направлении к сходящему вниз трапу, но как раз в тот момент, когда они подходили к нему, на палубе появился еще один человек. Это был полковник Маулсен, заметно навеселе.

Он и трезвый-то был не особо приятным, но под воздействием хмеля становился просто несносным. Алекс оттолкнул Винтер назад, пытаясь заслонить ее от пошатывающейся фигуры. Но оказался недостаточно проворен. Полковник, хотя и был пьян, но не настолько, чтобы ничего не замечать. И он разразился пьяной тирадой.

— Юбка, язви меня в корень! — завопил он. — Притащил с собой веселую пташку, Рэнделл? Дай-ка мне глянуть!

— Извините, что вынужден вас разочаровать, сэр, — твердо проговорил Алекс, — но леди, которая пришла со мной, желает спуститься. Не будете ли вы любезны пропустить нас вниз?

— Леди!? — взвыл полковник. — Отлично. Если бы это была леди, она не поднялась бы сюда наверх. Не будь собакой на сене, парень. Кто она? Цыганка, арабка? Выходи-ка, голубушка, дай нам глянуть на тебя!

Он неуклюже попытался заглянуть за Алекса, который отразил эту попытку и достаточно терпеливо повторил:

— Я вынужден попросить вас пропустить нас, сэр.

— Черта с два, разрази меня гром!

С этими словами он сделал шаг-два назад и загородил трап, раскрыв руки и издавая призывные крики. Гуляки в дальнем конце палубы, привлеченные шумом, двинулись к ним, и Алекс, не поворачивая головы, приказал девушке:

— Бегите!

Он резко шагнул вперед, правой рукой схватил полковника за шиворот и крепко тряхнул так, что пьяное мычание прервалось, а левой дал под дых в жирное брюхо. В следующий момент полковник тяжело рухнул, распластавшись на палубе. Винтер оказалась на трапе, исчезнув из вида гуляк, а Алекс и лежащий Маулсен — в центре заинтересованной группы зрителей.

— Что здесь происходит? — потребовал объяснения майор Реттрей.

— Удар кулаком, разрази меня гром! — жизнерадостно объявил господин специальный уполномоченный Феррингтон. — Кто-то здорово ему выдал.

— Позвольте мне, сэр, — заботливо проговорил Алекс, помогая полковнику встать.

Маулсен неуверенно встал на ноги и отшвырнул руку капитана. Он рванул свой ворот, лицо его горело от гнева — он задыхался в состоянии среднем между бездыханностью и апоплексической яростью.

— Черт подери, Рэнделл, вы мне за это заплатите на дуэли!

— С превеликим удовольствием, — с готовностью ответил Алекс.

Физиономия у полковника в значительной мере побледнела так же, как и умерился его гнев. Он хмуро посмотрел на капитана, и дыхание его стало менее напряженным.

— Что такое? Что такое? — допытывался тощий седой джентльмен, всю одежду которого составляли полотенце и пара вышитых шлепанцев.

— Нельзя драться с младшими офицерами, это абсурд. Дуэли незаконны.

— Он ударил меня. Этот щенок ударил меня!

— Бог мой! Это чертовски серьезное нарушение — дать по зубам старшему по чину офицеру, — заявил майор Реттрей.

— Но он же не в форме, дорогой мой, — пробормотал одетый в турецкие шаровары и монокль апатичный джентльмен.

— Ведь не назовете же вы это формой, а без нее это всего лишь личное дело. Недоразумение между джентльменами.

— Я должен извиниться за то, что поспешил, — спокойно проговорил Алекс. — Одна из леди в нервном расположении и испуганная огнями факелов и шумом, решила, что корабль горит и выбежала на палубу. Я предложил проводить ее назад, но полковник Маулсен, вообразив, что это женщина совсем иного сорта, стал загораживать путь, и я был вынужден совершить некоторую грубость. Надеюсь, он примет мои извинения за ту боль, которую я ему причинил.

• Предыдущая
• 40/98
• Следующая