В тени луны. Том 1 - Кайе Мэри Маргарет - Страница 46
- Предыдущая
- 46/98
- Следующая
Он сказал лишь:
— Ваш жених не смог приехать. Прибыл мой ординарец и привез письма из Лунджора.
Слегка дрожащей рукой Винтер взяла протянутый ей пакет. Она сжала его так, что затрещала плотная бумага, и почувствовала, как слезы навертываются на глаза, но с трудом сдержала их. Если бы она позволила Алексу Рэнделлу увидеть эти слезы, она никогда бы себе этого не простила, да и ему тоже.
Она холодно поблагодарила его, и он, резко повернувшись, оставил ее.
Винтер ухватилась за леер, ее била дрожь, и слезы, сдерживаемые при Алексе, полились так, что она видела реку, деревья и дома на берегу, словно сквозь колеблющуюся дымку. Горечь разочарования была почти непереносима. Сегодня должен был настать конец долгого путешествия, а оно вовсе не окончилось. Посмотрев на письмо, которое сжимала в руке, сорвала печать.
Масса работы, писал Конвей, сделала невозможным для него встретить ее в Калькутте. Она должна знать, какое это для него разочарование, не менее сильное, чем оно будет и для нее. Но долг превыше всего, и он уверен, что она не захочет, чтобы он забывал свой долг ради нее. Он написал Рэнделлу и просил его обеспечить ее поездку на север, а так как он слышал, что Эбатноты, столь любезно сопровождающие ее, направляются в Дели, ей лучше остаться под их попечением и тоже ехать в Дели. Это немного не по пути, но поскольку он сам в ближайшем времени будет иметь возможность приехать туда, их встреча там наконец-таки состоится. Они смогут там обвенчаться и провести медовый месяц в этом историческом городе, посещая различные интересные места, которыми изобилует древняя столица Великих Моголов. Конечно, это означает отсрочку их встречи еще на несколько недель, но что это по сравнению со всей оставшейся жизнью?..
Почерк был беспорядочным и неровным, строчки разъезжались. Вероятно, он писал это очень уставший, сочувственно подумала Винтер. Усталый и разочарованный. И она устыдилась своих эгоистичных чувств. Как это благородно и похоже на него — ставить долг выше личного счастья!
Она прижала письмо к груди и боролась с желанием положить голову на фальшборт и заплакать. Но этого не следовало делать здесь, на открытой палубе, а на корабле весь день некуда было укрыться. Если позволить другим увидеть горечь ее разочарования, это могут неправильно понять. Она повернулась и с гордо поднятой головой спокойно пошла в свою каюту.
Миссис Эбатнот по-матерински посочувствовала ей. Алекс уже предупредил ее о положении вещей и вручил ей весьма милое письмо мистера Бартона. Какое разочарование! Но ведь жизнь в Индии, к сожалению, полна ими. Офицеры на службе Компании не принадлежат самим себе, а Индия не Англия, заявила миссис Эбатнот. Естественно, дорогая Винтер останется с ними, это для них такая радость! Но она боится, что это вызовет некоторую задержку, так как у полковника Эбатнота есть еще официальные дела в Калькутте и Бараккпуре, которые могут задержать его здесь. Он договорился, что они остановятся у его друга, мистера Шедвелла, калькуттского купца. Он, была уверена миссис Эбатнот, с радостью примет Винтер в качестве долгожданной гостьи, так как хорошо знал ее дядю. А Лотти будет просто в восторге от перспективы совместной поездки в Дели!
Дом Шедвеллов оказался двухэтажным дворцом на Гарден-Рич, окруженным лужайками и садами, выходящими на реку.
К великому облегчению Винтер, ей дали отдельную комнату.
Она закрыла за собой дверь и устало прислонилась к ней, избавившись от необходимости проявлять спокойствие и улыбаться. Теперь, когда ее никто не видит, она могла наконец поплакать, сняв напряжение и боль разочарования сегодняшнего дня.
Но она не плакала, а смотрела на большую комнату с высоким потолком и французскими окнами[9], открывающимися на большую веранду. Она была так же непохожа на английскую спальню, как широкая, медленно текущая Хугли на английскую речушку. И пока она смотрела, тугой узел, затянутый у нее на сердце, ослабевал, спадала лихорадка возбуждения и тяжкий груз разочарования.
Она медленно пересекла комнату и вышла на веранду. Крутой откос между группками деревьев спускался туда, где, золотясь в кратком закате, лежала река, зеленела лужайка. Небо казалось бледно-зеленым размывом, на котором начинали призрачно поблескивать первые звезды. Вечерний воздух наполняло множество звуков: полузабытых и все же столь знакомых. В храмах запели трубы, слышался дальний звук тамтамов, крики павлинов и вой шакалов, тявканье собак париев и все многообразие шумов индийского города. Воздух пахнул прокопченной солнцем пылью и кострами из коровьего навоза, дымом древесины, бархатцев и жасмина, сильным запахом реки, а в густевших сумерках горели мириады крошечных огоньков в бамбуковой поросли и над головой метались через сад темные тени — светлячки и питающиеся плодами летучие мыши, которых сэр Эбатнот хотел бы увидеть еще раз…
На следующее утро путешественники проснулись от щебета птиц. Небо начало окрашиваться зарей, а воздух был все еще прохладным, летучие мыши-фруктоеды отправлялись на покой, подвешивались в самой густой тени манговых деревьев, толкаясь и хлопая крыльями, чтобы занять удобное место для сна. Река тоже просыпалась и превращалась в оживленную трассу. Пароходик спешил в Аллахабад, туда-сюда сновали скифы, местные лодки и тонкие дингхи, толкаемые лодочниками при помощи длинных бамбуковых шестов. Маленькая полосатая белочка возмущенно верещала в душистых, обильно цветущих и вьющихся растениях, обвивающих один из столбов веранды; на карнизе ворковали голуби, и попугаи сделали несколько стремительных виражей, резко крича над головой.
На их крики отозвалась Лотти, чья комната выходила на ту же самую веранду, а еще через мгновение она сама, одетая в розовый пеньюар поверх батистовой ночной рубашки и с рассыпанными в беспорядке мягкими кудряшками, появилась в спальне Винтер. К ней в комнату вошел индус, в волнении объявила она.
— Мужчина! Он даже не постучался, Винтер… просто вошел. Я думала, что упаду в обморок от страха.
— Что ему было нужно? — поинтересовалась Винтер.
— О, ему ничего не было нужно. Он принес мне чай и фрукты, поставил их на столик рядом с моей кроватью и снова вышел. Не смейся, Винтер! Я никогда еще не была так напугана.
— Это всего лишь разносчик, — проговорила Винтер, продолжая смеяться. — Он и мне принес кое-что. Ты привыкнешь, Лотти, дорогая! Не думаю, чтобы слуги в Индии когда-нибудь стучались.
— Я никогда к этому не привыкну! — с содроганием объявила Лотти.
— Еще как привыкнешь. Предсказываю, как через год ты обнаружишь, что не можешь жить или вести простейшее menage[10] без помощи, по крайней мере, дюжины слуг и еще десяти для Эдварда. Миссис Шедвелл сообщила мне вчера, что они живут здесь весьма скромно — всего тридцать пять слуг!
Но упоминание имени Эдварда сразу же отвлекло Лотти, которая, ярко зардевшись, выдохнула:
— Винтер, Эдвард сегодня едет к папе. Мама ему все рассказала, и папа был так добр. Только подумать, он знал дядю Эдварда! Они вместе учились в школе. Он не принял решения, но не казался недовольным и сказал только, что для отца трудно, только что обретя свою дочь после стольких лет разлуки, снова потерять ее, не успев даже как следует с ней познакомиться. Это ведь не похоже на отказ?
— Конечно же, нет. А какие у него могут быть возражения? Эдвард весьма подходящий жених. И такой красивый, — добавила Винтер, подмигнув.
— А ведь правда он красив? — вздохнула Лотти, принимая это как факт. И действительно, в ее любящих глазах коротковатый нос, голубые глаза, веснушчатое лицо и пламенно-рыжие волосы Эдварда воплощали мужскую красоту, хотя всего лишь месяца два назад ее легкомысленное видение идеального мужчины напоминало покойного лорда Байрона, у которого не было ни малейшего сходства с лейтенантом Эдвардом Инглишем.
- Предыдущая
- 46/98
- Следующая
